— А почему ты уверена, что это именно Цак? — спросила Зара. — Мы не видим его лица. А кольцо само по себе ничего не значит…
— И все же это Илиам Цак, — произнес голос у них за спиной.
Фальк ойкнул. Тор зарычал. Зара крутанулась на пятке, выхватив из ножен меч и готовясь отразить удар. Но вошедший вовсе не выглядел опасным. Это был невысокий щуплый человечек с длинной белой бородой. В руках он держал резной деревянный посох.
Не обращая внимания на ощетинившегося волка и замершую с мечом в руках вампиршу, человечек подошел к столу, глянул на обезображенное тело, а затем печально повторил:
— Да, это Илиам Цак. Это он.
— А кто вы? — спросила Джэйл. — Кажется, я уже видела вас сегодня в башне городского совета, в коридоре.
— И вы, как и все прочие в башне, выглядели не очень-то довольным нашим приходом, — тут же добавила Зара, презиравшая дипломатические увертки.
Маленький человечек как ни в чем не бывало кивнул:
— Совершенно верно. Я потом беседовал с Годриком, и он… как бы это сказать помягче… не слишком счастлив видеть вас здесь.
Тут он неожиданно улыбнулся и поклонился — изящно и немного театрально.
— Позвольте представиться. Меня зовут Виглаф, и могу вас заверить, что лично я очень рад видеть вас, хоть и не представляю себе цель вашего визита.
— Вот как? — осторожно переспросила Джэйл.
— Я слышал, вы говорили о том, что Илиам Цак будто бы собирался возродить культ Саккары. Не знаю, откуда у вас такие сведения, но… Что касается культа — вы совершенно правы, только бедняга Илиам тут ни при чем.
— Но откуда… — Джэйл не стала заканчивать фразу: то, что сказал Виглаф, было гораздо важнее. — То есть вы хотите сказать, что секта почитателей Саккары действительно возродилась?
Виглаф вновь кивнул:
— Да. Слухи об этом ходят в анклаве уже давно. Сначала им не верили — никто не предполагал, что нарушитель, единожды уже жестоко наказанный, попытается повторить свое преступление. Мы очень долго делали вид, что все в порядке. Но больше мы не можем лгать ни самим себе, ни вам.
— Почему? — спросила Зара.
— Потому что здесь, в Штернентале, угнездились злые силы. Очень злые и могущественные. Они среди нас. Многие уже пали их жертвой. И они не остановятся ни перед чем. Пора признать это и начать действовать.
— Вы имеете в виду жертвоприношения?
Виглаф, в свою очередь, спросил:
— Вы имеете в виду моих братьев и сестер, которые погибли от клинков секты Саккары за последние месяцы?
Путешественники переглянулись.
— Секта Саккары совершала жертвоприношения здесь, в Штернентале? — с недоверием спросила Джэйл.
Виглаф кивнул:
— Да, с тех пор как я вошел в городской совет и попытался противодействовать возрождению культа, они открыли на нас настоящую охоту. Волшебники — это всего лишь люди, и долгие годы заключения в Штернентале разожгли в них не только жажду свободы, но и желание вернуться к прежнему искусству. Это очень тяжело — отказаться от того, что доставляло тебе высочайшее наслаждение и было смыслом твоей жизни. А секта Саккары предоставила им возможность снова практиковать магию. Те же, кто не соблазнился на обещания секты, были безжалостно убиты.
— Сколько их было? — спросила Зара, присаживаясь в кресло у стены.
Виглаф задумался.
— Девять, — сказал он наконец. — Их убивали во сне в постелях. Наносили множество ран острыми и длинными клинками, так что несчастные утопали в собственной крови. Сначала я не понимал, зачем секте проявлять такую жестокость. Но когда убийства резко пошли на убыль, я все понял — больше никто не решался отказаться, если ему предлагали вступить в секту.
— Страх — хороший учитель, — кивнула Зара.
— А они не пытались завербовать вас? — спросила Джэйл.
Виглаф покачал головой:
— Нет. Никогда. Они принудили к вступлению в секту многих моих друзей, но никогда не приходили ко мне.
— Почему? — тут же спросил Фальк.
Виглаф пожал плечами:
— Скорее всего, я им просто не интересен. Мои способности к волшебству не так уж велики, и я не обладаю теми качествами, что им нужны.
— Какими же? — снова спросил Фальк.
— Силой. И жаждой власти, — ответил Виглаф. — Они же не могут думать ни о чем другом. Им не нужны ни деньги, ни женщины, ни долгая жизнь. Им нужна власть. Власть и те привилегии, которые она дает: свободу без ограничений, без ответственности, возможность исполнить любое желание. Они называют такую свободу божественным наслаждением.
— Одним словом, эти парни хотят стать богами? — спросила Джэйл.
— Ну разве не каждый этого хочет?! — усмехнулся Фальк, но, заметив обращенные на него удивленные взгляды, быстро добавил: — По крайней мере, когда тебе пятнадцать или семнадцать лет.
— Ну что ж, значит, не всем в Штернентале пятнадцать или семнадцать. — Виглаф едва заметно улыбнулся. — И секта приглашает к себе далеко не всех. Лишь самых способных, самых могущественных. Остальные для них не более ценны, чем грязь под ногтями. Но если, на свою беду, ты им приглянулся, эти бестии не остановятся ни перед чем, чтобы достичь цели. Вот видите. — Он указал на тело Илиама Цака. — Они без колебаний убили своего прежнего предводителя.
— Но зачем им это понадобилось? — спросила Джэйл, наморщив лоб. — Это какой-то абсурд…
Виглаф развел руками.
— Можете мне не верить, но Илиам Цак вовсе не был обрадован, узнав, что секта вербует новых членов. Этим, кстати, занимался не он, а его бывший помощник, его правая рука Измаил Турлак. Тот и после заключения в Штерненталь не расстался со своими амбициозными планами.
— Он не из тех, кто смиряется с поражением, да? — спросила Джэйл.
— Не из тех, — согласился Виглаф. — Он постоянно искал способ вернуть себе прежнюю власть. А здесь, в Штернентале, оказалось полно таких, кто ропщет на судьбу и жаждет мести. Вас не должно это удивлять. Так было и будет во веки вечные. Любой нажим всегда порождает противодействие. Но не всякое противодействие разумно, и не всегда оно преследует благую цель.
— И этот, как его… — начала Зара.
— Измаил Турлак, — подсказал ей Виглаф.
— Этот Измаил Турлак в один прекрасный день постучал в дверь башни Цака и предложил тому вновь взять бразды правления в свои руки?
— Да, и Цак отказался наотрез. Он даже попытался убедить Турлака принять новую доктрину нашего братства. Годрик наверняка говорил вам…
— «Путь, ведущий дальше, ведет глубже», — произнесла Джэйл.
— Да, — согласился Виглаф. — Так она сформулирована, и Цак принял ее всей душой. Я не могу сказать, что он не совершал ошибок, совершал, и очень серьезные. Но у него было более пятисот лет, чтобы обдумать все и раскаяться. Раскаяние не сделало его святым, но он больше не был злодеем. Он сожалел о судьбе тех, кто некогда пожертвовал жизнью и свободой ради осуществления его планов. Так что предложение Турлака вызвало у него лишь отвращение. Он сказал, что скорее пожмет лапу орку, чем Турлаку или его сторонникам. У меня нет доказательств, но я думаю, что Турлак приложил руку к гибели Цака.
