— Помню, папа… — Адрус был растерян. Он не понимал, где находится, почему тут находится, почему отец и мать говорят ему, что умерли. Он забыл ту, другую жизнь, не хотел ее вспоминать. И не хотел возвращаться назад.
— Подойди ко мне — мать встала, и раскрыла объятия. Адрус обнял маму, и вдруг оказалось, что она одного с ним роста!
— Ты вырос, сынок — улыбнулся отец, протянул руку и потрепал Адруса по голове — Лохматый! Как щенок…
При этих словах у Адруса почему‑то заболела голова, руки, все тело прошило болью. Он сосредоточился и отбросил боль. Отстранился от матери и обнял отца. Крепкие плечи, могучие, сильные руки…воин! Настоящий воин!
— Сынок, тебе пора возвращаться — отец взял Адруса за плечи, заглянул в глаза, и Щенок вдруг понял — сейчас они расстанутся, и возможно — очень, очень надолго. Может — навсегда
— Сынок, сейчас ты забудешь, что видел нас. Однако, когда придет та минута — вспомни. И не забывай, что ты рост. Ты должен выжить! Должен, во что бы то ни стало! Весь мир будет против тебя, но ты устоишь. Потому что ты мой сын! Наш сын!
— Наш сын! — повторила мать — Помни, ты рост! Свободный человек! И никто не может сделать тебя рабом! А если попытается это сделать — пожалеет! А теперь тебе пора, сын.
— Пора, сынок! — кивнул отец, и легонько подтолкнул Адруса назад, туда, где в стене вдруг появилось черное отверстие. Щенок хотел что‑то сказал, крикнуть: "Я не хочу! Я останусь здесь!" Но его закрутило, завертело, как в водовороте, и понесло сквозь тьму, к боли, к страху, к той жизни, которую он не хотел.
* * *
— Живой?
— Живой. Дышит. О! Застонал! Очнулся! Крепкий звереныш…
— Он в глотку не вцепится?
— Бу! Страшно?! Аха — ха — ха! Напугался!
— Дурак! Я серьезно — а вдруг вцепится?! Он Лергена порвал!
— Грузи его на тележку и не дури. Парни, взялись, аккуратно…к лекарю. Поехали! Да не вывалите…на кресте не сдох, а вы об мостовую убьете! Да потише, демоны вас забери!
Грохот окованных железом колес, толчки, скрип двери…
— Так…аккуратно берем… Мастер, куда его?
— На стол кладите. Все, пошли вон отсюда! Пошли, пошли! Натоптали тут, скоты!
— Так дождь же!
— Да вы всегда грязь найдете…вон, вон отсюда, сказал!
Лекарь дождался, когда парни выйдут из лекарской, подошел к Щенку, наклонился над ним и взгляделся в распухшее лицо, испачканное кровью. Постоял, взял руку парня, послушал пульс. Тот был ровным, хотя и слабым. Дондокс удивленно покачал головой, выпятил губы в удивленной гримасе, тихо бросил в пространство:
— Ничего‑то мы не знаем! Ни — че — го! Человек — самое неизученное существо в мире! А мы…мы дикари!
— Ты сам с собой разговариваешь, мастер? — раздался голос за спиной, и лекарь вздрогнул, обернулся, покраснел, недовольно фыркнул, глядя Вожаку в невозмутимое лицо:
— Ну сколько раз я тебе говорил — не подкрадывайся! Когда‑нибудь мое сердце не выдержит, и я умру прямо тут, у тебя в ногах! И будешь ты искать себе нового лекаря! И замечу — он будет не так силен, как я, и не так всепрощающ! Нет, когда‑нибудь я плюну на вашу демонову школу, займусь только своей практикой и забуду как дурной сон дурацкий плац, и ваши каменные рожи!
— Ну чего ты так разбушевался? — миролюбиво сказал Лаган, слегка поджав губы от недовольства таким явным проявлением слабости — Я не думал, что ты меня не услышал. Мне казалось, я так громко топал… Ты лучше скажи — что с парнем? Будет жить, или нет?
— Если вопрос философский — нет, не будет! ЭТО жизнью не назовешь! Жизнь — это совсем другое! Если ты о том — будет ли парень жить некоторое время, до тех пор, пока кто‑нибудь его не угрбит на дурацком задании ваших дурацких командиров, то — да, будет. Сейчас я его оживлю, но ему нужно будет хорошенько поесть. До Ритуала осталось всего два дня. Даже меньше. Если он будет слаб — Ритуала не пройдет. Впрочем — этот, скорее всего, пройдет. Поражаюсь его живучести. Тут и взрослый давно бы сдох.
— Ясно — Лаган кивнул и направившись к двери, остановился — Да, живучий парень. Интересно, у него когда‑нибудь его мозги встанут на место? Ты ведь понял, что мальчишка так и не вылечился, не вышел из своего безумного режима?
— Может выйдет, а может и нет — равнодушно пожал плечами маг, и подойдя в столику начал раскладывать снадобья — Ты здесь останешься, или уйдешь? Если здесь, пожалуйста, сиди тихо и не мешай.
Дверь скрипнула, выпуская Вожака, Дондокс не обратил на это никакого внимания. Он выложил на ладонь шматок резко пахнущей мази, черпнеув ее из глиняной плошки, и начал натирать ушибы и раны Щенка, не особо заботясь, чтобы сделать это очень уж тщательно.
Зачем слишком заботиться о теле, которое возможно вот — вот погибнет — не во время Ритуала, так позже, во время тренировок, или потом, выполняя задание Императора. Расходный материал — сегодня один, завтра другой. Рабов, слава Создателю, пока хватает. Как и денег в казне.
Закончив растирать мазью, простер руки вперед, положил их на голову паренька и замер, сосредоточиваясь перед колдовством. Оно не отнимало много сил, но концентрация в этом деле совершенно необходима. Иначе вместо пользы можно доставить вред. Фактически — убить.
Через минуту в комнате запахло молниями, заискрило, появилось мерцающее голубоватое сияние, исходившее от рук мага. Процесс пошел.
Вожак открыл тяжелую дверь, украшенную позолотой, шагнул в прохладную полутьму, принюхавшись, улыбнулся. Пахло благовониями, краской, а еще — чем‑то печеным, вкусным, от этого запаха рот сразу наполнился слюной.
Служитель храма умел и любил готовить, несмотря на то, что у него, как у всякого обеспеченного человека, были слуги, готовые сделать все, чтобы господин не отвлекался от важных дел. А их, этих дел, всегда великое множество, особенно, у такого человека, как служитель храма Создателя.
Этот храм был очень старым — никто не мог вспомнить, когда он был построен. Поговаривали, что еще до основания Школы — здесь когда‑то находилась воинская часть, и все воины были обязаны посещать храм в седьмой день недели. Впрочем, никто не запрещал ходить в него и тогда, когда захочется — в свободное от службы время. За сотни лет с храмом ничего не сталось — мощные каменные стены можно было разбить только большими камнеметами, на них не могли воздействовать дождь, ветер и солнце. Внутри время от времени красили, подновляли штукатурку, но в общем‑то и все. Предки строили даже не на века, а на тысячелетия.
Храм был небольшим — какой и должен быть в подразделении численностью не более шестьсот — тысячи человек. Внутри храма могли единовременно уместиться самое большее пятьдесят — семьдесят посетителей, что, впрочем, было вполне достаточно, чтобы обслужить большинство желающих припасть к источнику духовности. Честно сказать, учащиеся не отличались особой набожностью, но это и понятно, памятуя, что большинство из них были бывшими рабами, захваченными на северном материке, и не считавшими здешнего Создателя своим Богом.
