пробежался вдоль стен, осветив все картины. Среди них не было его похода на бал. Значит, Яззар уже был мертв. Почему похититель убил такого ценного заложника, наверное, так и останется тайной, но косвенные признаки указывали на борьбу. Возможно, Яззар нашел возможность бежать, но похититель не позволил и в процессе случайно убил свою хрупкую жертву.* * *
Яззара из Васбасте похоронили следующим утром. Терций и Амико присутствовали на церемонии. Эльвала сама пригласила их. По старому обычаю темных эльфов, вернувших тело в семью приравнивали к спасителям души, поскольку без должного погребения мертвец не сможет упокоиться в лоне Матери Ночи. Теперь у них обоих была возможность просить чего-то у матриарха, и она не посмеет им отказать. Сугубо в теории. Терций еще никогда не удостаивался такой чести.
Церемония прошла в часовне Матери Ночи. Отраженные зеркалами лучи светильников проходили сквозь фиолетовые призмы, наполняя зал холодным бархатом ирисов и фиалок. Большая серебряная статуя Матери Ночи равнодушно взирала на всех собравшихся. У нее было красивое спокойное лицо и длинные волосы, прикрывающие обнаженную грудь. Ее человеческие руки протягивали всем молящимся длинную самотканую ленту. Неизвестный скульптор выполнил ее из дымчатого стекла, украшенного черными завитками букв. Четыре другие руки были острыми паучьими лапами. Одной она пронзала символическое солнце, другой — сердце, третьей держала корону, последней — саму себя в области лона, ибо Матерь Ночи рождает тьму, зачиная от самой себя.
Не было ни гроба, ни урны с прахом. Тело Яззара из Васбасте было превращено в субстрат для питания грибов, и те уже проклюнулись сквозь жирную черную труху. Шесть жриц, шесть дланей богини, справляли церемонию. Две пели, две играли на арфах, две другие молились и окропляли своей кровью последнее пристанище художника. Терций тоже склонил голову и зашептал слова отходной: «Матерью порожденный возвращается в ее лоно. Он взойдет снова и пожнет месть. Бойтесь его мести». Жуткие слова, но сейчас Терцию они казались так кстати. Кто бы это ни сделал, он достоин мести за такую жестокость.
Терций сумел убедить Эльвалу, что нашел Яззара в заброшенном доме в ходе своего расследования. Его привели туда слухи о странных звуках и свечении из подвала. Матриарх удовлетворился этим объяснением. Иззе же было все не так-то просто объяснить. Как только он понял, что Терций уходил в город без него, то пришел в ярость. Веласко поразился этой вспышке в кошачьих глазах, прорвавшейся сквозь обычное спокойствие. Спустя мгновение маска вернулась на место, но теперь она была холоднее льда.
— Об этом мы поговорим позже, — обронил Иззе и с тех пор хранил скорбное молчание. Даже не рассказал о результатах своей ночной вылазки. Терций пока не настаивал. Все после церемонии.
Терций умолчал и о картинах. Всю галерею смерти они с Рильдинтрой и Амикой стащили в его дом, и на это ушла почти вся ночь. Что делать с ними дальше, он все еще не решил.
После церемонии прощания Эльвала пригласила его на траурную трапезу, и Терций не посмел отказаться. Что уж там, она пригласила даже Иззе. Случившееся, видимо, побудило госпожу посла сплотить всю семью.
Терций поприветствовал Чарну. Та рассеяно кивнула в ответ, и Веласко показалось, что девушка винит себя в смерти художника. Она заведовала частью охраны в посольстве. Выпустить его из виду было ее ошибкой. Ошибкой с печальными последствиями. Рильдинтра тоже присутствовал. Как и всегда, он сопровождал матриарха, словно приклеенный. Они обменялись многозначительными взглядами. Терций начал подумывать, что пора уходить, как вдруг поднялся какой-то переполох. Ему пришлось протолкнуться перед, чтобы понять, что происходит.
Перед ним предстала неприятная картина. Несколько стражниц волокли упирающуюся Лирду. Одна из них шепнула что-то Чарне. Та со злостью схватила служанку за волосы и громко крикнула:
— Ну наконец-то!
Из-за шепотков по залу Терций понял, что Лирду обвинили в краже артефактов. В ее каморке нашли целый ларец не принадлежавших ей волшебных безделушек. Однако Терций точно знал, кто был виновен в кражах. Он бросил взгляд на Рильдинтру. Лицо того оставалось непроницаемым. А Лирду теперь ждала суровая кара за то, что она не совершала.
Глава 7. Приказ-приглашение
Закрыть глаза и позволить несправедливости случиться? Неприемлемо. Терций хотел разобраться в этом деле, чтобы виновные были наказаны, а невинные спасены. Он не подписывался плести интриги и взбивать грязную пену предательств.
— Постойте, — крикнул он, выступив вперед. — В чем именно обвиняется эта женщина?
— В воровстве, — ответила Чарна. — Гости время от времени жаловались, что у них пропадают артефакты. Обыски ничего не давали. До этого дня.
— Почему вы решили, что виновна она? Может, ее кто-то подставил.
Терций стрельнул глазами в Рильдинтру. Тот поджал губы, но в остальном выражение лица не изменилось. Завидное самообладание у эльфа, а вот Чарне оно заметно изменяло.
— При всем уважении, — без всяческого уважения прошипела она, — но мы сами в состоянии решить, кто виновен, а кто нет. Не лезьте в наши внутренние дела.
Кажется, Чарна, искренне огорченная своим провалом, цеплялась сейчас за любую возможность показать матриарху свою полезность. Как это некстати. То, что он сейчас сделает, может подорвать их отношения. Хотя… к бесам эти отношения. Нет ничего хуже внимания темной эльфийки к твоей персоне.
— Отнюдь, — сказал Терций, а затем обернулся к послу. — Леди Эльвала, вы даровали мне возможность просить у вас всего, что я могу пожелать. Я желаю, чтобы Лирду отдали мне. Я уверен в ее невиновности. К тому же, мой дом нуждается хозяйственных руках. Моя экономка слишком стара, чтобы управляться с ним в одиночку.
Над траурным залом повисло напряженной молчание. Глаза Чарны горели заколдованными рубинами. Эти ножи мысленно кромсали его, отсекая голову, руки и ноги, вырезая еще бьющееся сердце из груди — Терций чувствовал это кожей. Кошмарное ощущение. Леди Эльвала выждала паузу, словно обдумывая его слова, затем холодно заметила:
— Эта женщина воровка. Вы это осознаете? То, что вы возьмете ее под свое крыло, может плохо для вас кончиться. А ей, — она кивнула на насупившуюся Лирду, — теперь закрыт путь в приличные дома нашего квартала. Никто не возьмет ее на работу.
— Ничего, это уже будет моей проблемой. Так я забираю
