– У Хранителя прошлого.
– Я рад, что не ошибся в вас. Да вы садитесь, Эмитрий. – Хозяин опустился в кресло, не по-старчески ровно держа спину. – Но для соблюдения приличий все же представлюсь: Хранитель Курам.
– Княжич Эмитрий Дин из рода Орла, – в тон ему ответил Митька.
Вино было отменным, еда – изысканной. Хозяин не спешил развлечь гостя легкой беседой, принятой за ужином, и Митька тоже ел молча. После голодного Иллара и сытной, но грубоватой походной пищи нежное мясо, тушеное с овощами в вине, хотелось смаковать. Позвякивала посуда, хрустально отзывались бокалы, встречаясь с горлышком бутылки. Стучал костью по полу сеттер, порыкивал на неподатливый мосол. Хранитель заговорил, только когда отодвинул тарелку и вытер пальцы белоснежным платком.
– Если бы не мятеж, княжич Дин, такие вечера были бы для вас обыденностью. Род Орла славился знатностью и богатством.
– Я помню. И что вы ждете услышать: проклятия отцу или королю?
– От кого другого, может, и ждал бы. Но ты, кажется, уже имеешь представление о многогранности правды в нашем мире, – Курам неожиданно оставил официальное «вы».
– Что дает вам право так думать? – настороженно спросил Митька.
– Агрина, – позвал Хранитель собаку. – Принеси свиток с лентой.
Собака бросила мосол, метнулась к столу и тут же вернулась к хозяину, держа в зубах перевязанные бумаги. Курам легко распутал узел, развернул листы и протянул гостю.
Почерк аккуратный, незнакомый. А вот текст – его, Митькин. Списанный с тех бумаг, что остались у тура Веся, копия которых лежала на столе короля Далида. Конечно, из этих записок не делали секрета, Митьке даже польстить должно, что Хранитель заинтересовался ими. Но снова та же тревога шевельнулась крысиным хвостом.
– Что же, видно, ваши соглядатаи действительно есть при ладдарском дворе. Почему вы показали мне их? – спросил, возвращая бумаги.
– Право, княжич, не настолько уж это секретные сведения. Каждый король подозревает у себя шпионов. И каждый прав.
– Но не каждый может получить такое вот доказательство.
– Какое уж тут доказательство, – улыбнулся Хранитель. – Мало ли, как еще могли их раздобыть? – Голос его звучал наигранно-фальшиво.
Митька смотрел, как Агрина ластится к хозяину, подсовывая рыжую башку под ладонь. Можно было о многом спросить и многое сказать, но он произнес:
– Вы не верите, что Иллар сможет выполнить условия договора.
– Да.
– Но тогда зачем ваш владетель…
– Братская клятва есть клятва. Владетель должен был что-то сделать во исполнение ее. И он дал шанс Иллару.
Наверное, Хранитель ждал, что Митька возмутится: заложники были обречены заранее. Но княжич молчал, и Курам сказал с сожалением:
– Ты зря вызвался ехать.
– Это мое решение. Зачем вы все-таки хотели меня видеть?
– Ладдарский летописец слишком известен, чтобы я пропустил его приезд в Миллред и не обратил внимания на его спутника. А талантливых людей ценят не только при дворе короля Далида. Я рад познакомиться с тобой.
– Сколько лести, Хранитель Курам. Что вам от меня нужно?
Хозяин погладил собаку, пропуская колечки шерсти между пальцами. Агрина счастливо вздохнула.
– Знаешь, чем страшна война? Тем, что сейчас ты не поверишь, скажи я: «Ничего». Но это так, княжич Дин. Ты мне просто интересен. И потому я столь откровенен с тобой.
– Или потому, что ваш владетель все равно нас убьет.
– И поэтому тоже. Налить еще вина? Урожай твоего года рождения.
Митька подставил бокал.
***
Промокла от пота рубаха. Одеяло точно камнями набито – не скинуть с груди. За занавеской хнычет ребенок, поскрипывает люлька. Пахнет кислыми щами, и из-за этого скапливается слюна, противно-горькая. Но чтобы сплюнуть, нужно повернуть голову, и Темка глотает.
Стук двери. Громкие – слишком громкие! – голоса. Испуганно выдохнула хозяйка:
– Ваше величество!
Занавеска отлетела в сторону, Эдвин шагнул в тесный закуток. Темка попытался встать, но король остановил:
– Лежи. Отец уже был?
– Да.
– Оставил кого с тобой?
– Да, мой король! – Шуркин дерзкий голос спас Темку от необходимости проталкивать слова через воспаленное горло.
Эдвин придирчиво оглядел мальчишку в зеленом, цвета рода Торнов, камзоле.
– А ты кто такой?
– Сын капитана вашего величества Александра Демаша, Александр Демаш-младший, – звонко отрапортовал Шурка.
– Помню, твой отец хорошо служит.
– Благодарю, ваше величество.
Королевская ладонь тронула Темкин лоб. Расстроенно качнул головой Эдвин.
– Ну, выздоравливай, Артемий. Ты молодец. Я не забуду.
Темка слышал, как охала за занавеской хозяйка, провожая короля, и жмурился, чтобы не заплакать от обиды. Все уходят – и отец, и Александер, и Марк. А он остается с ранеными в маленькой – полтора десятка дворов – деревушке. Шакалья простуда!
Замок вырастал из горы и казался ее ровесником. Поднятый над донжоном штандарт выгорел, и Марк не мог толком разглядеть герб: кажется, белая птица на голубовато-зеленом фоне. На карте замок значился как Утес, вот и пойми, что за род им владеет. Марка не было, когда его заняли, точнее – вошли без боя, и он до сих пор не удосужился разузнать подробнее о хозяевах. Некогда: Темки нет, одного из порученцев, молодого барона, позавчера убили, вот князь Лесс и мотается за троих.
Ворота давно требовали ремонта и вряд ли бы выдержали осаду; скорее всего, мятежники тоже оказались за стенами без выстрелов, потому и пощадили хозяев. Снег в захламленном дворе превратился в кашу, и усталый Санти еле переставлял ноги. Марк не стал мучить коня, спешился, пошел в ту строну, куда тянулась дорожка из раструшенного сена. У конюшни наткнулся на Александера, тот тоскливо смотрел на прохудившуюся крышу, которую двое солдат покрывали соломой. Увидев Лесса, капитан сплюнул.
– Дыра, как у шакала задница. Лошадей только гробить.
Марк погладил Санти, спросил:
– Оставить-то можно? А то мне к королю.
– Оставляй, что уж теперь. Баба, одно слово. – Пояснил в ответ на вопросительный взгляд порученца: – Хозяйка тут, князь за месяц до мятежа скончался. Спился, говорят. Шакалят по двору гонял, синеньких. Княгиня да княжна остались. Тут Дин стоял, их не тронули.
– А что за род? – Марк хлопнул Санти по крупу, отправляя с конюхом.
– Рельни из рода Чайки.
Так вот что за птица на гербе. Странно: занесло же род с морским покровителем так далеко от побережья. С таким именем – жить в белокаменном дворце у самого моря, чтобы полоскали штандарт соленые ветры и чайки – живые чайки – летали над башнями. А вместо этого – загаженный двор, полуразвалившийся донжон и маленькие дворцовые покои, явно построенные в те времена, когда дела хозяев уже пришли в упадок.