В выданных Тиром штанах идти было гораздо удобнее. Нож теперь был плотно пристегнут к бедру. Но уже с внешней стороны. Обхватывая штанину. Она была не одна. И это придавало уверенности. Угрюмый молчаливый спутник больше не пугал и не смущал. Тáйга словно познакомилась с ним заново. И приняла таким, как есть. Пусть в голове у него творится непонятно что, свои договоренности, правила, которым он следует. Зато с ним можно расслабиться. Это первый мужчина, с которым не надо было напрягаться по поводу своей неприкосновенности. Она просто чувствовала это своим женским чутьем. Блах его знает, может он завтра ей шею свернет по каким-то своим соображениям, но как женщина она его точно не интересует. Чего стоит больше бояться порядочной девушке: насилия или смерти?
С другой стороны, его невнимание к ее персоне огорчало и расстраивало. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. И, пожалуй, Тáйга находила его весьма интересным для случайно встреченного бродяги.
— Все мужчины хотят одного и того же. Только некоторые говорят об этом не сразу, — так наставляла ее старая нянька.
Она сильно удивилась бы, узнав что в голове у спутника Тайги, потому что девушка готова была поклясться, что его как раз ничего из упомянутого нянькой не касается.
Женщину одинаково злит когда к ней относятся только как к женщине, и когда как женщина она не интересует. Поэтому, ее спутник вскоре стал действительно вызывать интерес. Он настолько не был похож ни на одного известного Тайге мужчину или даже особь мужского пола: в нем не было грубости обыкновенных жителей Скара, обделенных родством с сильными мира сего, не было утонченности некоторых лордов и нахальства, не было высокомерия и какой-то особенной гордости, позволяющей смотреть знати свысока на остальных. Но была своя уверенность, свой напор, свой сильный стержень, который не был понятен девушке. Так животные выделяют вожака, так люди неосознанно идут за одним человеком из толпы, доверяя и особенно не думая, куда он их заведет. Тáйга даже не понимала значения некоторых слов, что он произносил и не всегда улавливала, что он хочет сказать, но тем сильнее интересовала ее его персона.
Вечером, уютно устроившись у костра, дожевывая свой ужин, Тáйга снова пристала с расспросами.
— Скажешь, откуда ты?
— Нет.
— Почему?
— Считай, что я сам не знаю.
— Ну, конечно! Почему такие секреты? Чего ты боишься? Что я разболтаю? Я умею держать язык за зубами, а знакомых по дороге у меня нет.
Он посмотрел на нее своими темными глубокими глазами. Лицо было совершенно спокойно в свете огня.
— Я очнулся в городе. С этих пор себя помню. Когда лошади стали шарахаться от меня, это заметила стража. Вот и все.
— Лошади! Точно! А я все думала, что за совпадение? И с теми на дороге, и с солдатами. И чего они от тебя шарахаются?
Он посмотрел на нее уничтожающе.
— Серьезно? — девушка сглотнула. — Не знаешь? Я думала, ты говорить не хочешь. А что значит очнулся? Очнулся после чего?
— Просто очнулся. После чего — не знаю.
— Ты что, не помнишь ничего?
— Помню. Но очень мало. И не то, что нужно.
Она молча обдумывала врет он или нет. Он мог честно смотреть на нее и обманывать с такой же легкостью как и говорить правду.
— И откуда ты пришел не помнишь?
Он покачал головой.
— Если ты ничего не помнишь, зачем идешь в пустоши?
— Я сказал, что помню мало. Я еще не готов ответить на вопрос про пустоши. Думаю, что это мое чутье.
— И про свой дом совсем ничего не помнишь? — ей стало его жалко. — Про семью?
— Только не начинай меня жалеть, — он криво усмехнулся. — Если про это не знаешь, это не болит.
Они замолчали.
— Мне кажется, ты не отсюда. Я вообще вначале решила, что ты каторжник беглый. Ты еще два дня назад бледный такой был, как мертвец. Словно под землей жил. А сейчас получше. Хотя, все равно очень бледный. И под глазами синяки. А может, в тюрьме сидел.
— Забавно, что тебя это не беспокоит. Может, я и есть каторжник.
— Беспокоит. Но нет. Я уже много чего про тебя передумала. Потом я поняла, что для каторжника ты слишком хорош. И руки у тебя тяжелой работы не знали. Ты мог быть рабом для утех. Дорогим рабом. Ты молод. У тебя руки чистые, если не считать шрамов. Ты мог быть воином. Или даже знатным вельможей. У тебя замашки богача. Простые люди так себя не ведут. И не пекутся о своей внешности. И ты слишком уверен в себе.
— Это плохо?
Она пропустила его вопрос мимо ушей.
— У тебя странные глаза. Очень странные.
— И веду я себя странно.
— Да. Но твои глаза… — она приблизилась к нему, подтянувшись на руках. — Они настолько темные, что кажется, что у тебя совсем нет зрачков. И свет они отражают тоже странно. Порой в них отблески огня пляшут, даже когда огня нет, а порой они пустые, словно чернота. Ты издалека. И Тир это тоже говорил. Может быть, из земель дальше Солнечного Моря. Ты помнишь море?
— Я помню много морей.
— Тогда, ты скорее всего оттуда. Рабы иногда попадают в Скар. Они бегут через море от хозяев. И, если не задерживаются в землях лормов, идут через нас.
— Я не раб.
— Уверен?
— Да… — его голос сорвался. — Или нет. — он вдруг задумался.
— Это теперь неважно. — Тáйга откинулась назад, упершись взглядом в небо. Но ее спутник полностью ушел в себя.
— Значит, если мне небезразлично, что у меня с лицом и насколько от меня воняет, я автоматически записываюсь в шлюхи? — он засмеялся.
— Еще ты говоришь странно… А рабы для утех часто образованы.
— Хватит делать выводы. У тебя с этим не очень то…
— Не нравится быть рабом?
— Сейчас я точно не раб. И очень сомневаюсь, что когда-либо им был.
— Ладно. Жаль, что с лошадьми у тебя так…
— С теми, что встречались — да.
— Пешком топать далековато. — она устроилась поудобнее, укутываясь в плащ. — Каково это, ничего про себя не знать?
— Так же, как и знать слишком много: мучают сомнения.
— И в чем твои сомнения?
— Девочка, через меня ты мир вряд ли познаешь, — он устало отвернулся от нее и привычно свернулся калачиком, устраиваясь на ночлег, — хочешь поразмышлять — у тебя масса времени, но без моего участия.
— Хорошо, больше я не буду к тебе приставать. Но без имени нельзя. Придумай себе. Какое больше нравится?
— Предпочитаю вспомнить свое собственное.
— Тогда я тебе придумаю. «Эй, ты!» — это не лучший вариант.
— Мне все равно. Тебя я по имени еще ни разу не назвал. — он улегся на бок, спиной к девушке.
— Если все равно, тогда будешь Зэссом.
— Это что, кличка твоей собаки? — спина задала вопрос.
