— Ты чего гуляешь так поздно? — первой нарушила тишину Маша.
Венка страдальчески улыбнулась и дёрнула плечами.
Пусть он в связке в одной с тобой —
Там поймешь, кто такой.
— Горгулью укусила гадюка.
Маша проснулась резко, как будто сдёрнула чёрный полог. Проснулась и обнаружила, что лежит на спине, а рядом с кроватью, сложив руки на самом краю, стоит Сабрина.
— Слышишь?
— Да. — Поморгав ещё для верности, она села.
В комнате, как всегда, было сумрачно — всему виной ствол липы, перегородивший окно, но несколько нежный лучей рассвета лежали на деревянном полу.
— Когда?
— Утром. Она пошла к костехранилищу, а там гадюка в траве… хорошо, что Вадим Денисович был рядом.
— Денис Вадимович, — машинально поправила она, закрывая глаза ладонью. — А что теперь?
По тем правилам, с которыми преподаватели их знакомили в начале каждого лета, и под которыми заставляли расписываться, ясно говорилось, что по заповеднику ходить можно только в высоких резиновых сапогах. Так змея не прокусит, даже если очень захочется. Но, конечно, никто этому правилу не следовал. Куда удобнее целый день топать в кроссовках, чем в болотных сапогах, а в жару так в них и вовсе издохнуть можно. Безо всяких гадюк.
— И ничего. Лежит у себя в комнате. Денис Вадимович сказал, что её уже в восьмой раз змея кусает, так что выживет. Только она ходить почти не может пока.
— Абзац, — буркнула Маша, делая попытку лечь и перевернуться на бок, лицом к стене.
— Не абзац, а обвал. — Сабрина поймала её за рукав и потянула к себе. — Вставай. Заданий она не отменяла.
Вздыхая, Маша поднялась и спустила ноги с кровати. Голова сегодня казалась неприподъёмно тяжёлой, а в горле скреблись дикие кошки. Купание в реке, а потом ещё и дождь… вчера простуду удалось придавить таблетками, а сегодня она вернулась с новыми силами.
Сабрина, перебирающая вещи в сумке, подняла на неё взгляд.
— Что-то ты выглядишь неважно.
Маша провела рукой себе по лбу. Горячий он был или вполне нормальной температуры, она понять так и не смогла, но липкий от пота — это точно.
— Да. — Ноги держали её плохо, и Маша села на край нижней кровати. — Немного нехорошо.
Она могла выпить ещё две таблетки, и даже знала, что через час придёт в норму и худо-бедно сможет дойти до Обвала, но толку от неё будет мало, а каждый вздох будет терзать болью воспалённое горло.
— Знаешь, что? — сказала Сабрина, на минуту оторвавшись от сумки. За окном чирикали птицы, а в комнате трубно гудела и билась об стекло большая чёрная муха. — Оставайся сегодня в стационаре. Я сама схожу.
— Горгулья тебя не отпустит одну. — Только Маша представила, как неплохо было бы остаться в кровати, ей захотелось расплакаться.
Сабрина тряхнула волосами, стянутыми в хвост.
— Я и не одна — уже разговаривала со Львом, он хочет пойти к Обвалу ещё раз. А Горгулья ничего не узнает. Ты просто на глаза ей не попадайся, и всё.
Сабрина коснулась прохладной ладонью её лба.
— У-у, дорогая… Хочешь, я тебе чаю принесу?
Муха жужжала, не прекращая. Маше показалось — она забылась сном надолго, почти на целый день, но, если верить электронным часам на запястье, с ухода Сабрины прошло не больше двух часов. Пыльная, пропахшая сыростью комната давила прямо на грудь толстыми потолочными балками. Временами Маше хотелось на воздух, под солнце. Временами не хотелось вообще ничего.
Она лежала с закрытыми глазами и прислушивалась: кто кроме неё ещё остался в стационаре. За стеной было непривычно тихо. Денис Вадимович, как сказала Сабрина, с самого утра увёл первокурсников на экскурсию, все остальные ушли на объекты — оказалось, что снимки засветились далеко не у всех, и добивать долги пришлось каждой паре.
«Выходит», — размышляла Маша в полудрёме, — «за стеной укушенная змеёй Горгулья, где-то там ещё бродит и собирает шишки Венка, и парни…»
Что-то она слышала, что Рауля и Ника освободили от заданий за то, что они помогали с поисками.
«Парни, наверное, тоже остались в стационаре».
За окном зашуршала трава. Маша приподнялась на локте и, щурясь от головной боли, обернулась туда: возле липы, спиной к окну, стояла Венка. Она нагибалась, срывала очередной цветок и пристраивала его в уже и без того увесистый букет, снова нагибалась.
Маша зажмурилась. Вчера они с Сабриной так и не придумали, как посмотреть все снимки на фотоаппаратах, и решили перенести это дело на следующий день — когда горгулья лично соберёт у всех отчёты, и само собой станет известно, кто честно выполнял задания, а кто фотографировал пустые пейзажи, лишь бы его не заподозрили.
Собственно, и нужен был всего один день — самый первый. Тимура так и не нашли, но верить, что он убит и лежит где-нибудь, как Тая, прикрытый валежником, никому не хотелось, поэтому все дружно решили, что он не выдержал и сбежал в город. Это удивляло, но не слишком. В таких условиях — кому же не захочется сбежать!
Маша снова опустилась на подушку и прикрыла глаза. За окном послышался шорох травы — Венка уходила дальше в лес, видно, присмотрела там ещё несколько экземпляров для букета. Маше вспомнились гирлянды из шишек и узоры, вырезанные её ножом на деревянном столбе. Что за странная тяга к украшательству?…
«Таких дурацких идей — у всех завались», — бросила однажды Сабрина, едва оторвавшись от книжки. Она, наверняка, даже не заметила, как побледнела Венка.
«Нет, нет», — остановила воспоминания Маша. — «Нужно думать о другом, думай о другом».
В тот первый день, когда они с Сабриной добрались до Демоновой Дыры, а Маша привязала на ветку дерева красную ленту, когда пропала Тая, и парни с Горгульей ходили её искать к каменному мосту, тогда случилось ещё кое-что. Неясная мысль, приходящая Маше в голову снова и снова, угнездилась там и выкормила птенцов — всего за одну ночь.
«Она пропала, я два часа её искал по кварталу», — недовольно бурчал Мартимер тем же вечером.
В тот первый день Ляля пропала на два часа, а потом Таю нашли мёртвой.
Маша села на кровати, когда мысль, такая простая и лаконичная, сложилась у неё в голове. Ляля пропадала на два часа. Могла ли она за это время добраться до каменного моста и обратно? Это всего лишь техническая мелочь. Она пропадала.
Ради того, чтобы два часа валяться в кустах, вымазавшись в кетчупе, изображая мёртвую? Маша спрыгнула с кровати прямо на пол. Звук вышел глухим и раскатистым. Она прошла к самой дальней кровати. Сюда свет из окна не доходил вообще, и смятое одеяло на ощупь показалось ей прохладным.
