Радовался Лука ровно долю секунды: червь, вместо того чтобы, как положено, перетечь в четвертую форму и распасться на холерные останки, встал вертикально на дыбы, полыхнул по всей длине и взорвался. Натурально так рванул, как шарик с гелием.
Лука только ощутил, как ему стукнули по ушам, врезали под дых, и сразу оказался закопан по самые уши в пушистую землю. Забарахтался, пытаясь выбраться, заорал, мгновенно набрав полный рот песка, нащупал чью-то руку и рванулся наверх.
Вытащил его все тот же дуболомистый стажер: ухватил за разгрузку и выдернул наружу, словно морковку из грядки.
В глазах у Луки двоилось, в ушах противно по-комариному пищало, остальные звуки сквозь контузию пока прорваться не могли.
Он устало привалился к земляному валу, пошарил по карманам, нащупал помятую пачку сигарет и без удовольствия закурил. Никотин, как любые другие наркотические вещества, помогал восстанавливаться втрое быстрее, но в силу особенностей некроталанта на вкус и запах ощущался омерзительнее касторового масла в смеси с рыбьим жиром. Сигареты худо-бедно были еще терпимы. А вот трубочный табак оказался совсем непереносим — от него выворачивало.
Первая же затяжка прочистила голову. Появились звуки, правда, приглушенные, точно Лука сидел в глубоком пруду. Зрение тоже подводило — мутилось. Все вокруг казалось замедленным и неспешным.
Вот над ним озабоченно склоняется детина-стажер и что-то спрашивает, медленно разевая рот, как рыба. Вот двое других осторожно поднимают раненого, подхватывая под руки и стараясь не задеть покалеченные ноги, и волокут в сторону ворот. Вот Марк по-киношному пафосно салютует ему фляжкой и делает большой глоток. У Марка серое от усталости лицо и лопнувшие сосуды на шее — слишком много вложил в сетки и печати.
Сердце внезапно сильно грохнуло о ребра, давая знать, что скоро все придет в норму. Лука затянулся горьким дымом и подавил тошноту. Нужно перетерпеть.
Реальность вернулась резко, с третьей затяжкой, и снова досталось ушам — внутри головы прострелило такой болью, что Лука выронил сигарету и заорал, схватившись за виски.
Детина-стажер, видимо способный на выражение благодарности не только словами, но и действиями, тут же сгреб Луку за одежду, готовый срочно тащить к воротам, но Марк крикнул:
— Не трогай, сейчас оклемается. У него третья категория.
Голос Марка уже был четким, значит, слух восстановился. Перед глазами еще пару раз мигнуло, и мир обрел прежнюю скорость.
— Порядок, мужик, отпускай. Я в норме.
Лука утер лицо рукавом, но лучше не стало — форма была покрыта ровным слоем грязи. Подумал, вытащил край майки из-под кителя и прочистил глаза.
Марк, разминая плечи, обошел ров, внимательно высматривая на дне шевеление, и, нахмурившись, словно недовольный результатами осмотра, тяжело опустился на землю рядом с Лукой:
— Какая жалость, что я уже давно написал кандидатскую. Такой материал пропадает. Великий червь… на безобидной холере. Бывает же удача. И главное — впустую. Эти парни максимум на девятую категорию вытащат, им кандидатская — как щуке зонтик.
— Да чтоб твой материал и такую удачу трижды через плиту перекинуло. В гробу в белых тапках я видал такие диссертации. У меня весь состав СПП пропал! Полная дежурная смена.
— Погоди орать. Ну, не совсем полная. Конечно, не сильно утешу, но все же. Трое твоих в порядке. Мне моя бригада звонила из области как раз перед тем, как мы сюда зашли, — Марк потер щеку. — Там по сравнению с городом — райские кущи. Светилось практически везде разными цветами, звенело вроде как, но до крайностей не дошло. В Ельске только выползла вторая форма. Много, но с ней быстро разобрались: тамошний анатом сообразительнее иных пятиразрядников. Морг перекрыл, твоим по шее надавал и поставил сторожить, Серафима встретил… Ну, ты его должен помнить, синьор Помидор такой, с красной мордой, еще в перманентном разводе третий год, вечно жалуется... Когда с бардаком разберемся, я этого гения ельского к себе возьму, пусть без таланта, зато с мозгами. А то вокруг сплошные питекантропы, никакой эволюции. Так вот. Связь оборвало везде, светилось, видимо, не просто так, а со смыслом. Спутники и вышки перекрыть — что-то мощное должно было сработать. Пока наладили, пока прозвонились. Мои уже обратно летят, говорят, девушек из Правобережной СПП с собой прихватили. Троих. Миленькие. Умненькие. Осторожненькие. Как засветилось — все побросали и в деревеньку бегом, заперлись вместе с местными и чаи с самогоном потребляли, пока мои не подъехали. Так что троих из своего мрачного списка вычеркивай.
— И то хлеб, — Лука протянул руку, намекая на фляжку.
Марк жадничать не стал.
Внутри оказалась водка. Удивительно. От Марка Лука ожидал как минимум коньяк или что поинтересней.
Значит, те, кто уехал в область — предположительно в порядке, если не сглупили и не полезли геройствовать. Уже хорошо. Список потерь сократился сразу на треть. И остались от СПП не только ножки да рожки, но хотя бы ляжки. Насчет «миленьких девушек», которых везет бригада Марка, сомнений не было — фуриями любой червь подавится. Хоть обычный, хоть Великий.
— Питекантропы сейчас битого за ограду вынесут, скорой сдадут и вернутся. Что у нас дальше? Ты ж тут не просто так полчаса гулял.
— Были трое во второй форме, хотели вывернуться, но не успели — помешал. Двое с давностью больше сорока лет, третьему за сотню. Все — своей смертью. С их слов — у нас трое вставших у конторы. Два четырехлапых, одна арахна. Ну и бродячая вторая форма наверняка. Чую, что такая же древняя, как бабкин сундук. Пока с червем разбирались, я что-то позади слышал, — Лука махнул рукой, указывая за ров. — Там вот.
Марк лениво кивнул одному из стажеров в том направлении, отобрал фляжку и от души приложился к горлышку.
— Дела, — задумчиво протянул он, снял очки, протер бархоткой в сальных пятнах и снова нацепил на нос. Линзы Марк не заказывал принципиально. Он вообще весь был какой-то винтажный, будто специализация обязывала его поклоняться старине: фляжки с гравировками, табакерка, хорошо хоть очки, а не монокль. Но Луку не оставляло ощущение, что это все сверху, а внутри под всем налетом старины — очень современные мозги и недобрый характер. — Может, грянул Страшный суд, и боженька решил начать с Усольска? Перевесили грехи усольские чашу терпения: мэр проворовался, молодежь непочтительна в край, а тетя Глаша самогон дихлофосом разбавляет. Вот вековые кости не выдержали и забегали.
— Нет там костей, Марк. Шелуха и обрывки. Как и с червем. Однако встает, наращивает мясо с броней и питекантропу твоему ноги отгрызть пытается.
— Это не мой, — открестился Марк. — Мои сроду такими бездарными не были. Общий курс школы полиции. Каин с полгода назад приказ дал на тотальное обучение всего личного состава МВД. У кого хоть на грамм таланта — того в отличники. У кого и этого нет — так хоть теорию пусть учат. Центр распорядился. Беспокоит их там международная ситуация. Перестраховщики. Теперь вроде как пригодилось. Много бы мы с тобой вдвоем навоевали? Если бы червь на троих не распылился — еще бы возились, выкапывали...
— Усольск как центр мирового некротерроризма. День открытий, — Лука поднялся, чувствуя, что штаны на заднице от сырой земли окончательно промокли. — Пошли террористов наших добивать. Четырехлапых, бронированных. А то у меня тут одних похорон корпоративных на три дня, даже если в области все в ажуре. Только в городском морге, куда Каин рванул, четверо были. Седьмой и восьмой категории. Куда им… Паскудство. Знал бы…
— Ты учти, я почти пустой. Подстраховать — еще куда ни шло, а вот большую сетку уже не смогу — заготовка на червя почти все забрала. Пару печатей подкину, но не больше.
Марка в прямом смысле пошатывало. Дуболомный стажер подхватил его под локоть и помог устоять на ногах.
— Можно подумать, я — полный, — беззлобно отгавкнулся Лука и побрел в сторону конторы.
Идти было недалеко, но извилисто. Это спасло Маркову бригаду от удара в спину — находись упокойники в прямой видимости, вставшие однозначно рванули бы к ним. А червь при поддержке такой тройки — совсем не то, что одиночный червь. Животные формы между собой ладят. Такое могло вывернуться — представить страшно.
