— Здесь вход в пещеру, — объявила Алеа, указывая на отверстие в скале.
— Ахум, у меня это вызывает невеселые воспоминания, — проворчал Мьолльн.
Алеа улыбнулась ему. Она тоже думала о подземелье, которое привело их в лес Борселии. И о тех, кто вместе с ней спустился в тот ужасный проход, теперь из них в живых остался один Мьолльн. Фелим, Галиад, Фейт… Как ей сейчас не хватало их!
Она тяжело вздохнула и двинулась в путь.
— Вперед, — приказала она. — Эрван и Тагор, последите, чтобы люди держались как можно ближе друг к другу, нас много, а значит, легче потеряться.
Юноши кивнули в ответ. В это утро они уже объяснили солдатам, как вести себя в этом походе, но не помешает напомнить и теперь, перед входом в пещеру. Да, нелегко в таком тесном пространстве руководить пятью сотнями человек, конечно, многие из них солдаты, но есть ведь и жены туатаннов с детьми, которые не имеют такой привычки к жизни под землей.
Алеа и Фингин пошли первыми. С самого начала они шли чуть впереди, чтобы шествие продвигалось уверенно. Едва они вступили в пещеру, как начали излучать яркий свет саймана. Алеа различала красные лучи, исходившие от ладоней друида. Ее собственный, синий луч был гораздо мощнее и терялся далеко в изгибах пещеры. Благодаря этим двум источникам света можно было разглядеть очертания подземного коридора.
Почти каждый пятый солдат нес факел, и вскоре длинная светлая вереница людей заполнила пещеру. Перед их взорами постепенно открывались диковинные подземные узоры, мимо которых им предстояло пройти.
Безупречно гладкие, огромные стены делились на бесчисленные грани подобно гигантскому алмазу. Высота пещеры измерялась в шесть или семь человеческих ростов и легко позволяла представить, какого размера существа жили тут прежде. Пока на пути не было ничего, кроме этого овального коридора, выдолбленного в черной скале, но его величина настолько поражала воображение, что первые минуты странники хранили молчание. Женщины и дети шли в начале строя, сразу за первыми рядами солдат. Вокруг них гигантским эскортом шагали привычные к темноте, более ловкие и выносливые воины Сида.
Эрван замыкал шествие позади последних туатаннов, а Тагор шел впереди, сразу за Фингином и Алеей. Кейтлин и Мьолльн находились среди женщин и детей туатаннов.
Актрису больше завораживали ее спутники, нежели вид пещеры. С тех пор как жители Сида присоединились к ним, она еще не успела рассмотреть их как следует и сейчас глядела во все глаза. Как и мужчины, носившие на голове волосяной гребень, а на теле боевую раскраску, женщины и дети туатаннов имели в прическах и на одежде множество родовых отличий. Их наряд был сшит из тонкого меха зверей, которых никогда не встречали в Гаэлии. Вероятно, эти одеяния они вынесли с собой из Сида. Даже кожа, из которой были сшиты их штаны, пояса и головные повязки, была иного цвета, чем та, что дубили на острове. Их внешний вид не отличался богатством красок — немного синего и красного в длинных серьгах у женщин, остальное — коричневый и рыжеватый цвет меха и кожи. Собранные сзади волосы украшало множество тонких косичек Но больше всего Кейтлин поразило обилие браслетов, бус и подвесок не только у взрослых, но и у детей. Ее совершенно очаровала маленькая девчушка трех-четырех лет, которая, сидя на руках у матери, играла кожаными ремешками, привязанными к ее запястью. Дети туатаннов были самыми вдумчивыми из всех, каких Кейтлин приходилось видеть. По правде говоря, они были совсем не похожи на детей бродячих актеров, которые весь день прыгали, пели, кричали, смеялись и своевольничали. Все дети Сида поражали своим спокойствием, как эта тихая малышка с таким осмысленным взглядом. А сейчас это было как нельзя кстати. Но это было и знаком глубокой печали. Туатанны привыкли жить с такой тоской, с которой ни один житель Гаэлии не был знаком.
Тут Кейтлин почувствовала, что колонна остановилась.
Как за один день граф Альваро Бизаньи успевал устроить самый позорный и разнузданный кутеж и одновременно дать какому-нибудь подростку урок десенцы — особого бизанийского искусства хороших манер, оставалось тайной графства, которую ни одному чужеземцу не дано было постичь.
Когда гонец разбудил графа в большом зале замка Фарфанаро, возвышавшегося над деревянным городом, было видно, что тот провел ночь очень далекую от правил десенцы, которые преподавались в благородных школах.
— Бр-р, — проворчал граф, — если я и дальше буду наслаждаться наливкой моих друзей виноделов, то однажды могу проснуться без головы и не буду знать почему.
— Если однажды вам отрубят голову, дорогой граф, вы уже не сможете проснуться…
Богатырь Альваро зашелся смехом и повалился на широкий диван, на котором провел остаток ночи. Вокруг спали мужчины и женщины, кто-то совсем без одежды, кто-то с непристойно обнаженными торсами. По полу и скамьям валялись наполовину опорожненные кувшины с вином, кое-где содержимое вылилось наземь. На коврах были разбросаны куски пищи, белье, одеяла и простыни. Многочисленные слуги замка еще не получили разрешения зайти в зал.
— Чего ты хочешь, ничтожный? — спросил граф гонца, лениво прикрывая глаза рукой.
— Сообщить, что королева только что провозгласила себя Архидруидом, что теперь ее называют друидесса Айслин, а Совет был собран в башне Лорильена дворца Провиденции.
Граф медленно поднял голову и нахмурился.
— Друидесса? Ха, ха, — оскалился он. — Значит, так тому и быть! Уже известны имена членов Совета, которые осмелились покинуть Сай-Мину?
— Хенон, Калан, Отелиан и Тиернан. С ними ушли многие друиды и их магистражи. Всего около тридцати человек.
Граф снова расхохотался. Гонец хранил молчание. Вероятно, он не понимал, что здесь смешного. Альваро с трудом поднялся.
— Хорошо, — процедил он, зевая. — Придется мне поговорить с этими шутниками, моими советниками. Соберите всю ораву в моем кабинете, — приказал он. — Капитана Джаметту, судью Стефано, этого полоумного Пепо и худшую из напастей — мою дочь.
— Они уже ждут вас, граф.
— Ах вот как.
Не заботясь о хороших манерах, граф шмыгнул носом и, то и дело морщась, направился к большой двери, ведущей в гостиную. Он прошел по длинному коридору, отделявшему его кабинет от гостиной, и стремительно ворвался в комнату. Все советники действительно уже были там и при его появлении вздрогнули. Граф нервно усмехнулся, почесал небритый подбородок и уселся в свое обычное кресло.
Как все покои замка и большинство домов Фарфанаро, кабинет был украшен с роскошью, которую иные считали даже излишней. Ни малейшего кусочка каменной стены, все было покрыто деревом. Высокие фрески и колоннады вдоль стен. Каждая стрелка свода была произведением искусства, а мозаичный паркет представлял собой огромную картину. И каждый предмет мебели, инкрустированной черно-белым мрамором и покрытой резьбой и фризом, был творением настоящих мастеров.
