— Не сразу, конечно, может быть, позднее.
— Они не поверят мне! — воскликнула Люси.
— Это не имеет значения.
— Аслан, я так благодарна, что нашла тебя снова. Я думала, ты позволишь мне остаться. Я думала, ты зарычишь и прогонишь всех врагов — как в прошлый раз. А теперь все так ужасно.
— Тебе это трудно, малышка, но ничто не повторяется дважды. Нам и раньше бывало трудно в Нарнии.
Люси зарылась лицом в гриву Аслана, чтобы скрыться от его взгляда. Должно быть, в его гриве тоже была магия. Она почувствовала в себе львиную силу. Внезапно она села.
— Прости, Аслан, — произнесла она, — я готова.
— Теперь ты львица, — сказал Аслан. — И теперь возродится вся Нарния. Иди. Нельзя терять время.
Он поднялся и пошел величественно и бесшумно к танцующим деревьям, сквозь которые она прошла; и Люси пошла с ним, положив дрожащую руку на его гриву. Деревья пропустили их и на секунду полностью приняли человеческий вид. Перед Люси промелькнули прекрасные боги и богини, склоняющиеся перед Львом; через мгновение они снова стали деревьями, еще склоняясь, и так грациозно изгибая ветви и ствол, что их поклоны снова походили на танец.
— Теперь, дитя, — обратился к ней Аслан, когда они оставили деревья позади, — я буду ждать здесь. Пойди и разбуди остальных и скажи им, чтобы они следовали за тобой. Если они не пойдут, ты должна следовать за мной одна.
Ужасно будить четверых людей, которые старше тебя и очень устали, чтобы сказать им то, чему они, возможно, не поверят, и заставить их сделать то, что они наверняка не захотят. «Я не должна раздумывать, я просто должна делать», — сказала себе Люси.
Сначала она подошла к Питеру и потрясла его. «Питер, — прошептала она ему на ухо, — проснись. Быстрее. Аслан здесь. Он сказал, чтобы мы сейчас же следовали за ним».
— Конечно, Лу. Куда ты захочешь, — сказал Питер неожиданно. Она обрадовалась, но Питер немедленно перевернулся на другой бок и снова заснул.
Затем она попыталась разбудить Сьюзен. Сьюзен действительно проснулась, но только для того, чтобы сказать самым раздраженным взрослым голосом: «Тебе это приснилось, Люси. Ложись спать».
Тогда она взялась за Эдмунда. Его было ужасно трудно разбудить, и когда это ей наконец удалось, он в самом деле проснулся и сел.
— Что, — спросил он сердито, — о чем ты говоришь?
Она повторила все снова. Это было очень трудно, потому что с каждым разом слова звучали все менее убедительно.
— Аслан! — подпрыгнул Эдмунд. — Ура! Где?
Люси повернулась туда, где видела ждущего льва, чьи терпеливые глаза пристально глядели на нее. «Здесь», — показала она.
— Где? — снова повторил Эдмунд.
— Вот. Вот. Разве ты не видишь? Прямо перед деревьями. Эдмунд некоторое время упорно смотрел, а потом сказал:
«Там ничего нет. Тебя ослепил и спутал лунный свет. Знаешь, так бывает. И мне показалось на минуту, что я что-то вижу. Это оптический, ну как это называется?..»
— Я вижу его все время, — сказала Люси. — Он сердито смотрит на нас.
— Тогда почему я не могу его увидеть?
— Он сказал, что, может быть, вы не сможете.
— Почему?
— Не знаю. Он так сказал.
— Ну что это такое, — вздохнул Эдмунд, — мне бы хотелось, чтобы все это перестало тебе казаться. Но я уверен, что надо разбудить остальных.
Когда вся компания была наконец разбужена, Люси рассказала свою историю в четвертый раз. Последовало глухое обескураживающее молчание.
— Я ничего не вижу, — сказал Питер, вглядываясь до боли в глазах. — А ты, Сьюзен?
— Нет, конечно, — огрызнулась Сьюзен, — потому что там нечего видеть. Ей все это приснилось. Ложись и спи, Люси.
— Я все же надеюсь, — сказала Люси дрожащим голосом, — что вы пойдете со мной. Потому что… потому что я все равно должна идти с ним.
— Не говори чепухи, — ответила Сьюзен, — конечно, ты никуда не пойдешь одна. Не позволяй ей, Питер. Она стала совершенно непослушной.
— Я пойду с ней, если она должна идти, — сказал Эдмунд, — Раньше ведь она была права.
— Я знаю, что это так, — согласился Питер, — и возможно она была права сегодня утром. Мы явно неудачно выбрали путь. Но посреди ночи… И почему мы не видим Аслана? Так никогда не было. Это не похоже на него. А что скажет Д.М.Д.?
— Я ничего не скажу, — ответил гном, — если вы все пойдете, то я, конечно, пойду с вами; если ваша компания расколется, я пойду с Верховным Королем. Это мой долг перед ним и перед королем Каспианом. Но если вы спросите мое частное мнение, я — обыкновенный гном, который не думает, что легче найти дорогу ночью там, где ее не нашли днем. Я не вижу пользы в волшебных львах, которые умеют говорить, но не говорят, в дружелюбных львах, которые не делают ничего хорошего, в огромных львах, которых никто не видит. Насколько я могу судить, это все чепуха и пустяки.
— Он бьет лапой по земле, призывая нас поторопиться, — сказала Люси. — Мы должны идти сейчас же. По крайней мере я.
— Ты не права, пытаясь бороться с нами таким образом. Нас четверо к одному, и ты самая младшая, — возразила Сьюзен.
— Пойдемте же, — рявкнул Эдмунд. — Мы должны идти. Мира не будет, пока мы не пойдем. — Он был полностью согласен с Люси, но раздражен тем, что его разбудили, и поэтому говорил очень сердито.
— Тогда в поход, — скомандовал Питер, устало просовывая руку под ремень щита и надевая шлем. В другое время он обязательно сказал бы что-нибудь приятное Люси, своей любимой сестре, ведь он знал, как тоскливо ей сейчас, и понимал, что ее вины в происходящем нет. Но совсем избавиться от досады он не мог.
Сьюзен была хуже всех: «Предположим, я буду вести себя как Люси, — и начну угрожать, что все равно останусь здесь? А я непременно так сделаю».
— Подчинитесь Верховному Королю, Ваше Величество, — сказал Трам, — и пойдемте. Если нет возможности спать, то лучше уж идти, чем стоять тут и препираться.
Наконец они двинулись. Люси шла первая, сжимая губы, чтобы не сказать то, что она думала о словах Сьюзен. Но, взглянув на Аслана, она забыла обо всем. Он повернулся и пошел медленным шагом ярдах в тридцати впереди них. Остальные могли идти только вслед за Люси, потому что не видели Аслана и не слышали его шагов. Его большие, похожие на кошачьи, лапы бесшумно ступали по траве.
Они пошли правее танцующих деревьев (но никто не узнал, танцевали ли они, потому что Люси смотрела только на Льва, а остальные — на Люси) и ближе к краю оврага. «Булки и булыжники, — подумал Трам, — я надеюсь, что сумасшествие не кончится сломанными шеями на склоне, залитом лунным светом».
