Дождь.
Поцелуй.
- И что? – не выдержал Вещерский первым и носом дернул, а после этот нос потер самым неизысканным образом. Но, видать, не помогло, если княжич чихнул, громко так. Голуби и те от этого чиха смолкли.
- И ничего, - с раздражением отозвался некромант и, развернувшись к Демьяну, велел:
- Показывай.
- Что показывать?
- А что видел.
- И как?
Вместо ответа некромант протянул широкую шершавую ладонь. На ладони проступали бляшки сухих мозолей и редкие шрамы. А над нею поднимался знакомый туман.
- Просто возьми, - сказал некромант и сам ухватил Демьяна за пальцы. На долю мгновенья руку опалило жаром, показалось, что Демьян сунул ее в самую-то печь. Но жар прошел, зато перед глазами поплыло. – И смотри. Туда, где видел огонь.
Демьян послушно уставился на стену. Появилось опасение, что ничего-то у него не выйдет, но нет, на сей раз получилось даже проще, чем в первый. Стена мигом покрылась сперва узорами, а следом и пламенем, он даже успел разглядеть подкову, с которой все и началось.
И не только он.
Некромант хмыкнул, а затем потянулся к огню. Он сунул в него пальцы и даже сумел прикоснуться к подкове, которая уже не горела, но просто лежала.
Обыкновенная.
Пожалуй.
Разве что покрыта тончайшим узором линий. То ли резьба, то ли письмена, разглядеть которые не выходит.
- Теперь просто держись, - было велено Демьяну. – И не ломай, тут уже тонкая работа нужна…
Глаза некроманта задернула темная пелена, и казалось, что вовсе их нет, что и сам он, Ладислав Горецкий, давно уж не человек, но нечто, принадлежащее этому вот миру, что неуловимо изменился вокруг Демьяна.
Исчезли следы огня.
И появились лошади. Тот самый жеребец уныло стоял, опустивши голову к ногам. По спине его, по бокам, облепленным навозом, ползали жирные мухи, но жеребец даже не пытался стряхнуть их со шкуры.
- Еще… погоди… извини… - донеслось словно издалека. Туман свивался.
Мир плыл.
Он, этот мир, вовсе существовал вокруг Демьяна, и то под ногами его разверзлась черная не то бездна, не то дыра, которой в деннике всяко не место.
- Что за напасть… - голос этот Демьян узнал, хотя и звучал тот словно издалека. Но заставил подобраться. – С бабой справиться не можете?
- Не твоего ума дело.
А вот этот человек был знаком исключительно по мертвецкой. В этом же мире он все еще был жив.
- Может, и не моего. Но и спросят не с меня… а спрашивать она горазда, сам знаешь.
Сенька-Медведь стоял, опираясь на ворота денника, и глядел на лошадей задумчиво, а во взгляде его мерещилась, не иначе, несвойственная этому душегубу мечтательность.
И подумалось, что и вправду есть в тощем неказистом Сеньке что-то этакое, медвежье, то ли кривые ноги его, несуразно огромные, косолапые, то ли эта манера стоять, свесивши руки вдоль тела, прижавши голову и наклонившись вперед, то ли излишняя лобастость физиономии.
- Если ее… того… вся полиция на уши станет, – фигура Ижгина задрожала, а потом сделалась темна. – А лишнее внимание нам ни к чему. Другое местечко найдем.
- А тут чего?
- А тут ничего… не нужны нам лишние вопросы. Потом и… на вот, подержи…
- Сам держи.
- Мне остальное укрыть надобно. И не переживай, коробка защищена.
Спорить Сенька не стал, но нечто темное, ощетинившееся иглами, словно огромный еж, перешло в его руки, и руки эти тотчас подернулись тьмой, сама фигура расплылась… и мир задрожал.
А потом исчез.
И показалось, что он, Демьян, тоже рухнул в грязный провал, которого в месте этом не должно было быть. Провал оказался бездонным, и Демьяна этакое обстоятельство возмутило.
В любом бреду должна быть своя логика.
А бездонные провалы, помилуйте, совершенно нелогичны.
…и знаешь, дорогой, я с редкостным пониманием относилась к особенностям твоей работы, - голос княжны пробивался сквозь ватный морок, окружавший Демьяна. И он подумал, что был бы рад куда больше, если бы пробился голос другой.
Не такой колючий.
Не ледяной.
- Однако это, позволь тебе сказать, совершенно выходит за всякие рамки!
- Случайно получилось, - произнес Вещерский.
- Случайно, - присоединился к разговору некромант. – Да вы не волнуйтесь, он же живой!
- И это единственное, что вас спасает, - княжна произнесла это так, что Демьян порадовался, что все еще пребывает в беспамятстве, а потому избавлен от необходимости участвовать в этой, несомненно, презанимательной беседе. – Василиса расстроилась.
На душе стало тепло.
И немного совестно, потому как выходило, что именно Демьян стал причиной этого расстройства.
- И вообще… а если он все-таки… преставится? – с некоторой заминкой произнесла княжна.
- Не должен, - впрочем, уверенности Вещерскому явно не доставало.
- Но все же…
- За Никанором уже отправили.
- И без тебя знаю.
Демьяну надоело лежать, тем паче и вправду, как знать, когда именно послали за Никанором Бальтазаровичем и вдруг да вот-вот прибудет со своими нездоровыми целительскими фантазиями. Чистой кожи на Демьяне не так и много осталось.
Открыть глаза получилось не сразу.
- Видите, живой, - радостно воскликнул некромант, наклоняясь над Демьяном. Лицо его худое, будто вырубленное наспех, еще казалось слегка… иным, не принадлежащим к миру здешнему. Но оно, это лицо, озаряла пресчастливейшая улыбка.
- Полагаю, не вашими стараниями. Отойдите.
Ладислав послушно подвинулся, а на лоб Демьяну легла узкая ладонь, показавшаяся до крайности холодной.
- Вы его начисто высушили… - сказала княжна, но руку убрала. Глянула, как показалось, с сочувствием, и спросила: - Пить хотите?
Пить Демьян хотел.
И еще есть.
И даже не знал, чего больше.
- Вещерский, не стой столбом, помоги человеку, раз уж взялся над ним эксперименты ставить.
- Это был не эксперимент, а исключительно служебная надобность! – Вещерский помог сесть.
- Это ты ему рассказывай. Он подчиненный, он поверит. А я жена, мне правду говорить надобно…
Василиса, до того молчавшая, но глядевшая с таким укором, что появилось трусливое желание немедля вернуться в обморок, подала воды. А та оказалась холодной, просто-таки ледяной, и от холода этого свело зубы, но Демьян продолжил пить, потому как ничего вкуснее, чем эта вот вода, ему не доводилось пробовать.
И даже то, что на него смотрели, не мешало.
- Видишь, дорогая, живой, - сказала княжна Василисе, которая так и не произнесла ни слова, только стояла, глядела и… и ей было жаль.
Его.
Демьяна никто-то никогда не жалел, разве что матушка и та в глубоком детстве, когда принимать жалость было совсем не стыдно.
А теперь вот…
- Это просто небольшое истощение… - некромант заговорил и тотчас смолк, и даже отступил, ибо и Василиса, и княжна нахмурились, и в этот самый момент сходство их сделалось просто-таки невероятным. – Пройдет… хороший ужин, отдых и пройдет… а что лицо слегка поменялось, так просто мертвомир, он такой, он иную силу начисто выпивает. Из заклятий тоже. Рано или поздно, оно и так случилось бы, но вот… рано. Да…
Ладислав окончательно растерялся и замолчал.
Лицо?
Демьян коснулся щек, хотя понимал, что без зеркала ничего-то не поймет, да и внешность – последнее, о чем стоило бы волноваться. Но все равно волновался.
- Лицо – это ладно, - задумчиво произнесла княжна. – С этим он мне больше нравится… знакомое что-то. Вась?
Василиса покачала головой и… покраснела?
А Демьян понял, что находится вовсе не на конюшнях.
- Где я…
- Мы решили, что дом наш всяко ближе, чем город, - сказал Вещерский. – И удобнее, нежели конюшни. Там грязно, пыльно и вообще… мухи.
Мухи действительно имелись.
Черные.
Плясали перед глазами, но это от слабости, которая была хорошо известна Демьяну. Пройдет сама за день-другой.
- Вы… видели?
- Видели, видели, - отозвался некромант, отбирая у Демьяна кружку. – Все видели… еще бы понять, что именно.
