Ближе к ночи его разбудил мягкий пинок Дукана.
— Ладно, дети, идти прогуляйтесь, освежитесь, а то ночью спать не будете, мы с дядей Уланом обсудим ещё пару вопросов. Завтра выходим к обеду, — Дукан говорил про «детей» с налётом шутки, но взгляд Розари исподлобья и сжатые кулаки говорили о том, что такая шутка может закончиться и оплеухой.
Кальдур нехотя поднялся со своего ложа, осторожно взял Розари под руку и вывел. Пока она сонно морщилась, он осмотрел её. Кроме нескольких кровоподтёков и ссадин на ней ничего серьёзного не было. Её бёдра, ступни, запястья и плечи уже начали покрываться сплошной синяком от столь долгого использования доспеха. Это было неприятно, но не смертельно.
Она поежилась от прохлады, сонно закуталась в плед и прислонилась к Кальдуру, почти оказавшись у него в объятиях, и снова задремала стоя. Кальдур чуть приобнял её руками и стоял так ещё полчаса.
***
Ему снился Скорбь.
Чёрный наир сложил себе трон из осколков стен крепости. Сидел и ждал Кальдура, оперевшись на свою палицу.
К его трону были прикованы цепями Розари и Анижа. Обе смотрели на него с обидой и презрением. Он хотел броситься и освободить их, но понял, что больше не чувствует свой доспех.
Он был голым.
Скорбь поднялся со своего трона, взвалил палицу на плечо и побрёл к нему.
***
Цепкие пальцы боли вытащили его из сна часа через два после рассвета.
Он поморщился. Руки, ноги и спина его одеревенели, все жилы под мышцами были словно натянуты разом, а сами мышцы облепили их словно корой дуба. Каждое движение причиняло боль, и он знал, что так будет не меньше недели.
Дукан и Розари ещё спали, Улана уже не было. Кальдур умылся, схватил со стола уже отвердевший кусок хлеба, залил чашку водой, вышел на улицу и присел у завалинки, завтракать и глазеть на людей.
Форт вернулся к своей жизни до осады, разве что большая часть работы теперь была по устранению последствий пожара, помощи раненным и попыток придумать новые ворота из того, что было под рукой. Лёгкие разговоры больше не витали в воздухе, а выжившие защитники изрядно прибавили в дисциплине.
— Ну! Ответь же мне! — услышал он женский всхлип.
Стражник на стене стоял вытянувшись по струнке и смотрел вдаль. Ещё покрытый гарью и кровью, подрагивающий от усталость, но показывающий решимость не покидать свой пост. У лестнице на стену стояла женщина и кричала ему, выше её не пускали.
Из сторожки стражей вывалился заспанный сержант.
— Да что за крики, утащи вас во Мрак?! Что тут случилось? Где пожар?!
К нему подошёл другой стражник, что-то шепнул, показал на женщину, потом на стражника на посту. Сержант ответил ему болезненной оплеухой по затылку, с перекошенным от злобы лицом прошипел несколько ругательств и взлетел на стену.
— Стражник! — рявкнул он в лицо солдату.
— Да, сержант! — стражник ещё больше вытянулся.
— Сдать пост!
Стражник оторвал взгляд от горизонта и с недоумением посмотрел на сержанта, тот побелел ещё больше.
— Ты что глухой? Тебя ударили по голове, пёс? — заорал сержант. — Живо сдал пост, спустился и успокоил свою бабу! Умылся и привёл себя в порядок! Полчаса у тебя. Живо, мать твою! Я три раза повторять не буду!
— С-с-с… спа— промямлил стражник, виновато озираясь.
— Рядовой Тупая Башка пост сдал! — рявкнул сержант подсказку, грубо оттолкнул, встал на его место, вытянулся, протёр глаза и уже спокойно сказал. — Сержант Лоат пост принял.
Кальдур улыбнулся, глядя как солдат спустился со стены и сразу же был взять в цепкие объятия, повиснувшей на нём жены. Она взяла его за руку и повела приводить в порядок.
Спустя ещё час проснулся Дукан, издал целый трактат ругательств по поводу своего самочувствия и ушёл в поисках вина. Ещё через час в себя пришла Розари, ещё более мрачная, чем обычно — её телу приключения так же не понравились.
— Как ты? — мягко спросил её Кальдур.
— Нормально, — необычно слабым голосом ответила она, опустила и обняла свои колени.
— Ты хорошо сражалась. И очень хорошо справилась. Ты молодец, Розари.
Она скривилась и промолчала.
— Я не скучал по этому, — Кальдур откинулся назад и усмехнулся. — Ты спрашивала того, что со мной стало. Вот это и стало. Сегодня тебе было страшно, потом в тебе бурлила ярость, ты чувствовала страх и ещё много чего, что никогда не почувствует человек, не побывавший, где мы с тобой. Первые разы всё именно так. Но потом... Потом... с каждым новым разом это становиться чем-то обыденным. Вот порождения Мрака лезут на тебя, вот их клыки и когти, вот горит чей-то дом, вот крики людей, которые сейчас умрут... Вот ты теряешь друга, вот парень, которому ты должен был вечером занести чай, который брал в долг, уже не дышит, хрипит и выбрасывает последний свой вдох их разорванного горла, вперемешку с кровью, вот тело девушки, которой ты улыбался утром, а теперь она смотрит на тебя безжизненным и холодным взглядом мёртвых глаз. И тебе на всё это совершенно плевать, как будто ты сам уже умер, просто ещё не понял этого и не смирился. Ты всё ещё здесь, сердце бьётся быстро быстро, руки дрожат, губы исходят кровью от твоих укусов, ты вздрагиваешь и моргаешь от резких звуков, ты даже боишься где-то в глубине и испытываешь какие-то желание, но единственное твоё настоящее желание, от которого ты бежишь... это чтобы это всё просто прекратилось. Мне жаль, что ты будешь проходить через это. Но знай, чем дальше — тем меньше усилий тебе нужно будет, чтобы не обращать на всё это никакого внимания. У тебя появиться броня. Только не снаружи. А внутри.
Она закрыла глаза и ещё сильнее обхватила колени. Пальцы её побелели от напряжения.
***
Примерно к обеду все были готовы.
— Ну. Выходим? — Дукан закинул на плечи потяжелевший мешок с припасами и с нескрываемым садизмом улыбнулся их посеревшим лицам.
Розари кивнула, а Кальдур посмотрел на него виновато.
— Надо бы с Анижей попрощаться, — пробормотал он.
— Ага. — скривился Дукан. — Ну и дурак же ты, Бальбадур. Кого чёрт помянет…
К ним шла Анижа. Её походка была твёрже, чем обычно, она сменила одежду на чистую и стала снова походить на одну из послушниц. За её спиной болталась тяжёлая походная сумка.
— Вот же ж неугомонная! — воскликнул Кальдур.
Анижа услышала его вскрик и подняла на него взгляд, полный упрёка, жажды жизни и готовности перенести ещё ни одну такую ночь.
Дукан встретил её теплейшей улыбкой и обнял как родную. Она заплыла краской, хотела что-то сказать, но тут к ним ворвалась целая делегация.
— Спасибо тебе, девочка! — крикнула в сердцах женщина. — Спасибо, что спасла его… что залатала, спасибо, веди тебя Госпожа, хорошая ты моя. Вот возьми в дорогу, тут еды немного.
Анижа попыталась отстраниться, но Розари спокойна вышла вперёд и приняла дары. За женщиной в шатёр вошёл мужчина с седыми висками, молча обнял её, прошептал едва слышно слова благодарности и что-то про своего сына, протянул ей цветок, один из первых, что смог вырасти после лютой зимы.
Пока Анижа выслушивала следующую благорданую женщину, Дукан мягко взял цветок из её рук, ещё раз улыбнулся и воткнул его в волосы Анижи.
Виденье 18. Ничего не меняется
Жаркое солнце и приятный ветерок отвлекали от боли в коленях, спине и ступнях, поступающей с каждым шагом.
Обезлюдившие зимой дороги, стелющиеся по холмам и островками леса, далёкие от городов у реки, снова наполнились путниками. Они не были паломниками, вольными путешественниками, крестьянами-соседями или бродячими жрецами. Не были даже беженцами, что пытались спасти свои жизни и нажитое имущество от чёрной армии. Вести о первой победе не успели разнестись далеко, но пламя надежды горело уже.
Люди шли к Опалённой Твердыне.
— Что-то ты бодро шагаешь, старик? — проворчал Кальдур, на ходу разминая одеревеневшие икры. — У нас что появился какой-то план? Куда мы вообще идём? Это не запад. Чёрная Крепость в другой стороне.
