— А как мы возьмём Чёрную Крепость? — крикнул мужчина из толпы.
— Пока не знаю. Скажу честно. Но разве мы потерпим их твердыню на своей земле? Разве не найдём на них управу?
Толпа ему не ответила.
— Найдём. Ночью вы сами убедились в том. Сегодня в этом убедятся все, кто живут на этих холмах. Они узнают о нашей победе. Завтра будет знать Райван, послезавтра Тайшир, а через неделю узнает и Солас. И всё кто ещё не верил, поверят. И пойдут следом. Здесь будет сражать не три тысячи. А триста. И тогда мы посмотрим, насколько крепкая у них твердыня. И насколько большие у них яйца.
Одобрительных криков не было. Кивки головами, сталь в глазах и решимость. Большего было не нужно.
Дукан, шатаясь, выбрел к шатру, умылся из ведра, отшвырнул от себя доспехи и плюхнулся рядом. Подтянул сумку, достал из неё бурдюк, откупорил его и жадно присосался. Дал Кальдуру. Его скривило от теплого, горького и вязкого вина, но он знал, что лучше будет приглушить всё это хотя бы пятью большими глотками.
Под дым трубки Дукана его голова клонилась всё ниже и ниже и он провалился в сон.
***
Дукан разбудил его ближе к вечеру. Лагерь ещё суетился, но не так сильно как утром, стало потише и в этой тишине впервые проявились крики и стоны ранёных. Кальдур хотел проведать Анижу, может даже помочь ей, но его и Розари, нашёл Дукан и почти насильно погнал в огороженную часть лагеря.
На новое совещание в уже восстановленном шатре командующих, их запустили уже без вопросов. Три офицера, пятёрка старших сержантов, два генерала и вдова упёрлись глазами в карту.
— Это было только одно крыло. Куда отправились ещё два?
— Пока идут прямо. В сторону Соласа.
— Что-то не вяжётся. Их сил слишком мало, чтобы даже дойти туда, если местные начнут им досаждать. Не говоря уже об осаде столицы.
— На осаду я бы ждал как минимум стотысячной армии, но неизвестно смогут ли они такую собрать.
— Смогут, если захотят. Уже не раз собирали и большие.
— Но пока не собрали.
— Не собрали. Ладно. Куда они идут? Есть идеи?
— Вариантов немало. Я бы на их месте захватил ещё одну крепость, где-то на середине пути до Соласа или даже ближе. И плясал бы от неё. Взял бы севернее и прибрал к рукам тамошнее твердыни, в которых у нас уже лет двести гарнизонов не было.
— Опалённую Твердь они хотели взять нахрапом для этих же целей, но не вышло...
— По тому, что вчера происходило, у меня сложилось впечатление, что они не ожидали такого отпора. И… того что у нас будет преимущество в виде Избранных и чародея. Они ещё вернуться. С большими силами. Либо захватят другую твердыню.
— Речной Оплот сейчас самый важный. Они должны идти на юг, к Явор. Там они смогут обслуживать свои корабли, и куда проще будет подвозить ресурсы в крепость. А доплыть по течению до Соласа… дело плёвое. И они смогут развернуться очень быстро.
— Нам пока перехватывать их всё равно нечем.
— Но имеет смысл продолжить нападать на их обоз и отбившиеся части.
— Согласен. Вылазку будем готовить уже ночью, постараемся нагнать их небольшим отрядом конницы и ударить с тылу в районе утра. Сожжём хотя бы несколько фургонов и скроемся.
— Может, имеет смысл дать людям отдохнуть? Много кто ранен.
— Пошлите здоровых из резерва, которые дрались только под конец. И добровольцев, чтобы шли двумя за оставшимися крыльями. Глаз с них чтоб не спускали.
— Опасное задание. Я попробую подобрать опытных людей.
— Хорошо.
Воким поднял на Кальдура и Розари тяжёлый взгляд, и такой же был у Мать Мирам. Все замолчали. Воким прокашлялся.
— Значит, Избранные, да?
— Они со мной, разумеется, — в шатёр вошёл ещё бледный после сражения Улан. — Парня зовут Кальдур. А девчонку Розари.
— Так значит, слухи оказались не слухами. Пленники говорили на допросах, что кровь им попортила некая Красная Фурия. Значит, не врали. Откуда ты выкопал их, чародей?
— Они были слишком молоды, чтобы участвовать в Шестой Битве. И слишком зелены, чтобы помогать после. Но теперь они готовы.
Воким посмотрел на Розари и вздохнул.
— Верю. Эх, знал я Улан, что сослужишь ты нам прекрасную службы. Если бы не ты, и не эти ребята, некому было бы сегодня праздновать. Есть у тебя ещё тузы в рукаве?
— Есть. Но тебе не покажу. У тебя своих забот по горло, сам знаешь.
— Знаю. Они останутся?
— У них будут свои задачи, — Улан внимательно посмотрел на Кальдура. — Но они не останутся в стороне. Ты ещё увидишь их в бою. А вот я останусь. И буду и дальше стягивать сюда помощь… ну ту, что по моей части.
— Отрадно слышать. А то, чародей, я от этих тварей ночью чуть сам не обосрался. Был бы рад, если кто-то бы расчистил от них путь. Мне плевать кто. Одной новости об живых Избранных будет достаточно, чтобы распалить пламя, в котором мы сожжём всю эту пакость.
— Да ты бы всё равно не удержал их, даже если бы захотел, — чародей рассмеялся беззаботно, но в этом смехе была угроза.
— А что за старый волк с ними? — Воким кивнул на Дукана.
— Это Дукан. Он из Секретной Службы. Был, пока его не приставили к этим двум, учить их, и дабы они наносили больший урон. Можешь не спрашивать его о королеве, Госпоже или о делах на фронте, он знает не больше нашего.
Дукан коротко кивнул, подтверждая его слова. Вопросов у него самого не было, он и так слишком много услышал из того, что было озвучено над столом.
— Ладно, — Воким кивнул им. — Благослови вас Госпожа и спасибо, что отвели беду от этой твердыни. С нетерпением жду вас в следующих битвах. Мы будем тут какое-то время. А потом двинемся к Чёрной Крепости.
***
Пробросил небольшой дождик и освободил место для жары.
Пока они шли от шатра им навстречу попался стражник, который докучал Дукану, живой и невредимый, тащивший в сторону донжона и его подземелий партию раненных и связанных темников. При виде их Дукан опасно облизнул губы и проводил их голодным взглядом.
Розари всё дорогу и встречу с командованием молчала, была бледной, закатывала глаза и подрагивала от усталости. Она чувствовала тоже самое, что и Кальдур. Тело, только что спущенное с дыбы, растянутое до разрывов мышц и сухожилий, вывернутые наизнанку суставы, неприятный холодок в спине и затылке, кубарём вращающийся внутри желудок, тошнота, слабость и приступы неприятной, опустошающей боли.
Кальдуру никак не мог проснуться от полудрёмы, всё его тело садило требовало немедленно отправиться в кровать. Но он только и мог, что думать об Аниже. Вряд ли ей удалось поспать ночью, она так же вела неравную битву и была на ногах куда дольше него. Её лицо, после того как он прикончил темников, что спалили его деревню, то и дело всплывало у него перед глазами. Он не чувствовал себя виноватым, даже был зол на неё за её глупость и бредовое милосердие, но сейчас больше всего на свете, он хотел, чтобы она его простила. Был готов упасть перед ней на колени, если потребуется.
У входа в храм было не протолкнуться. Задолго до входа были установлены новые тенты и шатры, чтобы разместить всех раненых даже на улице. Стонущие, перевязанные и ещё кровоточащие люди были повсюду, на расстоянии вытянутой руки друг от другу, лежали у стен, на голой земле, на клочках сена, на лежанках и всё, что только напоминало кровати.
Между рядов суетилось несколько десятков послушниц и целителей, и ещё столько же неравнодушных, пытающихся оказать помощь всем, кому можно было. Тех, кому помочь не удалось, тащили за храм, утоляли как могли боль, оказывали последнюю милость, и пытались складывать аккуратно. Несколько ветеранов с ледяными лицами и мёртвыми, безжизненными глазами помогали тем, кому уже было не помочь, меняясь по очереди и давай на выбор удавку или удар ножом в горло или сердце.
Стоны, крики, бормотания и молитвы сливались в какой-то общий и тошнотворный шум, от которого хотелось закрыть уши, как от назойливого звучания сотен мух, что уже начали облеплять раненых.
Внутри храма дела обстояли ещё хуже. Вся его поверхность, кафедра, лестницы на второй этаж, молельня, алтарь, притвор, место под скамейки — всё было занято ранеными. За несколько секунд, что Кальдур находился внутри, он успел уже отдать жаждущим флягу с водой, которую он нёс Аниже, еду и даже платок, который нарыл в одном из своих карманов.
