Я ссыпал монеты в кошелек. «Ровно три таланта».
Помимо денег, я получил еще две темно-коричневые бутылки.
— Это что такое? — спросил Сим, когда я принялся укладывать бутылки в футляр с лютней.
— Бредонское пиво.
Я разложил тряпки так, чтобы бутылки не терлись о корпус.
— Бредонское! — презрительно фыркнул Вил. — Оно больше похоже на хлеб, чем на пиво!
Сим кивнул и скривился.
— Не люблю такое густое. Его же жевать можно!
— Оно не такое уж плохое! — возразил я. — В Малых королевствах его пьют беременные женщины. Арвил упоминал о нем в одной из своих лекций. Его варят из цветочной пыльцы, рыбьего жира и вишневых косточек. Оно очень богато питательными веществами…
— Да ладно, Квоут, мы же тебя не осуждаем! — Вил сделал озабоченное лицо и положил руку мне на плечо. — Мы с Симом тебя не бросим, даже если ты окажешься беременной иллийкой!
Симмон фыркнул, потом заржал над собой, оттого что фыркнул.
Мы втроем потихоньку двинулись в обратный путь, к Университету, через высокую арку Каменного моста. На мосту, поскольку поблизости никого не было, я спел Симу песенку про ишака.
Вил с Симом побрели к себе в гнезда. Но я пока не был готов ложиться спать и потому отправился бродить по пустынным улочкам Университета, вдыхая прохладный ночной воздух.
Я проходил мимо темных витрин аптекарей, стеклодувов и переплетчиков. Я пересек аккуратно подстриженный газон, ощутив отчетливый пыльный аромат палой листвы и зеленой травы под ней. Почти все трактиры и питейные заведения уже спали, только в борделях еще горел свет.
Серые каменные стены Зала магистров отливали серебром в лунном свете. Там горела одна-единственная лампа, подсвечивая изнутри витражное окно с классическим изображением Теккама: босого, беседующего у входа в свою пещеру с толпой молодых студентов.
Я миновал тигельную. Ее бесчисленные трубы, которые сейчас не дымили, мрачно топорщились на фоне ясного неба. Даже ночью оттуда несло аммиаком и жжеными цветами, кислотой и спиртом — тысячами разнообразных запахов, которые за минувшие века впитались в каменные стены здания.
И вот, наконец, архивы. Пятиэтажное здание без окон напоминало мне гигантский камень-путевик. Его массивные двери были закрыты, но сквозь щели сочился красноватый свет симпатических ламп. Во время экзаменов магистр Лоррен держал архивы открытыми и по ночам, чтобы все члены арканума могли заниматься вволю. Все, кроме одного, само собой.
Я вернулся к Анкеру. В трактире было темно, все спали. У меня был ключ от черного хода, но, чем бродить в темноте, я предпочел свернуть в соседний проулок. Правой ногой на бочонок с дождевой водой, левой на подоконник, левой рукой за водосточную трубу… Я бесшумно вскарабкался к себе на третий этаж, подцепил задвижку проволочкой и влез в окно.
В комнате царила непроглядная тьма, а я слишком устал, чтобы спускаться вниз и разыскивать огонь в очаге. Поэтому я просто коснулся фитилька лампы, что стояла рядом с постелью, слегка запачкав пальцы маслом. Потом я пробормотал связывание и ощутил, как похолодела рука, отдавшая часть тепла. Поначалу ничего не произошло, и я нахмурился, сосредоточившись, чтобы преодолеть алкогольный туман в голове. Холод глубже проник в мою руку, меня пробрала дрожь, но наконец фитиль вспыхнул.
Поскольку мне сделалось холодно, я закрыл окно, окинул взглядом тесную каморку со скошенным потолком и узкой кроватью и с удивлением понял, что это единственное место, где мне хотелось бы сейчас находиться. Я чувствовал себя здесь почти как дома.
Для вас это, может быть, звучит естественно, но мне показалось странным. Ведь я вырос среди эдема руэ и никогда не чувствовал себя как дома под крышей. Домом для меня была вереница фургонов и песни у костра. И когда мою труппу перебили, я лишился не только семьи и друзей детства. Мне казалось, будто весь мой мир сгорел по самую ватерлинию.
И вот теперь, проведя почти год в Университете, я наконец прижился здесь. Начал чувствовать себя своим. Странное это было чувство — привязанность к месту. Отчасти оно было утешительным, однако эдема руэ во мне бунтовал и бесился при мысли, что я пустил корни, точно растение.
И, проваливаясь в сон, я подумал о том, что сказал бы обо мне отец.
На следующее утро я плеснул себе в лицо водой и сбежал вниз. Зал трактира Анкера только-только начинал заполняться народом, желающим перекусить с утра, да еще несколько безутешных студентов явились заливать горе с утра пораньше.
Все еще рассеянный с недосыпа, я уселся на свое обычное место за угловым столиком и принялся переживать из-за грядущего собеседования.
Килвин и Элкса Дал меня особо не тревожили. К их вопросам я был готов. В целом то же касалось и Арвила. А вот остальные магистры в той или иной степени были загадкой.
Каждую четверть каждый из магистров выставлял в «книгах», читальном зале архивов, набор томов. Это были основные тексты, которые полагалось освоить э'лирам, учащимся низшего ранга, и более сложные труды для ре'ларов и эл'те. В этих книгах излагалось то, что магистры считали полезным знать. И любой разумный студент считал необходимым прочитать эти книги к экзаменам.
Но я не мог просто взять и пойти в «книги», как другие студенты. Я был первым и единственным за последние десять лет, кого изгнали из архивов, и все об этом знали. «Книги» были единственным хорошо освещенным залом во всем здании, и во время экзаменов там постоянно кто-то сидел и читал.
Поэтому мне приходилось разыскивать экземпляры выложенных магистрами книг в хранилище. Вы себе просто не представляете, в скольких вариантах существует одна и та же книга! Если удача мне улыбалась, найденный мною экземпляр бывал идентичен тому, который магистр выложил в «книгах». Но куда чаще обнаруженные мною версии оказывались устаревшими, сокращенными или дурно переведенными.
В последние несколько ночей я читал, сколько мог, однако поиски книг отнимали драгоценное время, и я по-прежнему чувствовал себя плачевно неготовым.
Я сидел, поглощенный этими тревожными мыслями, как вдруг мое внимание привлек голос Анкера:
— Квоут? Да вон он!
Я поднял голову и увидел женщину, сидящую у стойки. Она не была похожа на студентку. Элегантное вишневое платье с пышными юбками и узкой талией и вишневые перчатки в тон, доходившие ей до локтей.
Женщина непринужденно соскользнула с табурета, ухитрившись не запутаться в юбках, и подошла к моему столику. Искусно завитые белокурые волосы, губы накрашены алым… Интересно, что она делает тут, у Анкера?
