— То есть?
— Предположим, гипотетически, конечно, что у преступника есть сообщник, который, услышав о вашем щедром предложении, пожелает раскаяться. Ну, совесть его замучает и все такое прочее… Предположим, что этот гипотетический сообщник не ожидал, что целью преступления станет нав, и теперь готов искупить свою вину. Как вы с ним поступите?
— Вопросы у нас, безусловно, будут, и вопросов будет много, — не стал скрывать комиссар. — Но я понял вашу мысль и…
Пауза, короткая борьба с собой, точнее — с жаждой крови, с пылающим внутри гневом. И завершилась эта борьба победой холодного рассудка.
— Мы готовы к компромиссу в разумных пределах, — мрачно ответил Сантьяга. — Мы тщательно проверим все обстоятельства и если убедимся, что ваш гипотетический сообщник действительно не хотел ссориться с Темным Двором, он получит прощение.
— Тщательная проверка будет включать в себя пытки?
— У вас гипотетический интерес или вы знаете чела, готового за десять миллионов сдать мне убийцу?
— Гипотетический, — мгновенно сдал назад Шизгара.
— В таком случае давайте дождемся, когда гипотеза превратится в реальность. И сосредоточимся на первоочередных задачах.
Последняя фраза означала окончание выступления и явственно намекала собравшимся, что они могут высказаться.
— Я задействую все ресурсы «Тиградком», — быстро произнес Бесяев. — Если через два часа — какой-нибудь житель Тайного Города не узнает о вашем предложении, это будет означать, что он не смотрит телевизор, не слушает радио, у него нет мобильного телефона или он мертвый.
— Каждый репортер мечтает о славе, и многие уже рыщут, пытаясь разгадать убийства, — подал голос Карим Томба. — Но у меня есть определенное влияние на этих ребят, и я гарантирую, что наиболее интересные факты будут в первую очередь поступать вам.
— Благодарю.
— Искренне надеюсь, что ублюдок высунется из своего логова ночью, — проворчал Треми. — Все масаны будут настороже, комиссар, пусть только появится — обещаю, мы его не упустим.
— Я поговорю с наемниками, — деловито пообещал Шизгара. — Возможно, кто-то из них получал странные предложения и теперь трясется от страха, раздумывая, донести или нет?
— Хорошая мысль, — одобрил комиссар.
— Если убийца укрылся в Лабиринте, мы его найдем, — пообещал ос. — А как он выглядит?
— Этого никто не знает, — буркнул Захар.
— Ладно, — махнул рукой Чуя. — Найдем и так.
— Только не переусердствуйте, пожалуйста, — попросил комиссар.
— Это как?
Сантьяга вздохнул, но объяснить Чуе свои требования не успел: дверь в комнату распахнулась, и выросший на пороге Ортега выпалил:
— Горячие новости, комиссар: только что у порога собственного дома убит обер-воевода Измайловского домена.
— Значит, люды отпадают, — мрачно усмехнулся Сантьяга. — Еще одна версия псу под хвост.
* * *
Муниципальный жилой дом.
Москва, Измайловский проспект, 7 июня, вторник, 21:43
В этом июне пережить путешествие по Москве можно было исключительно при наличии в машине кондиционера. Раскаленный за день асфальт, вполне подходящий для жарки бекона, был бы, наверное, рад хоть чуть-чуть остыть, отдохнуть от лучей беспощадного солнца, расслабиться, но надежды эти рушили легионы пышущих жаром автомобилей, на которых рабочий люд добирался до вожделенного дома. И асфальт продолжал плавиться, выплевывая из себя надоевшее всем тепло. Застоявшийся воздух терял прозрачность, превращаясь в горячее желе, не питал, а удушал пешеходов, вздумавших сдуру прогуляться вдоль переполненных дорог. И крепко бил по мозгам шоферюг, лишенных кондиционеров, превращая приличных, в общем-то, людей в остервенелых участников игры «Соверши как можно больше дурацких ошибок». Обалдевшие от жары водилы не смотрели в зеркала, не включали поворотники, тормозили перед свободной полосой и давили на газ в пятидесяти метрах от хвоста плотной пробки. Болтали по телефону, выводили радио на максимальную громкость и охотно матерились на всех остальных, которые, по их мнению, вели себя за рулем, словно обезьяны.
— Козел, — пробормотала Даша, заехав, наконец, в свой двор.
Скорее всего, оскорбление предназначалось ошалевшему «маршруточнику», едва не подставившему под бампер аккуратного Дашиного «Пежо» свой высокий борт. Да, именно «маршруточнику», вряд ли уставшая девушка среагировала подобным образом на пришедшее от Коли SMS: «Снова задерживаюсь. Извини».
Хотя могла бы.
Парковочных мест возле дома было много — лето, кто в отпуске, кто переехал на дачу, — Даша без труда отыскала свободное между «Жигулями» и «Фордом», вышла из машины и только тогда заметила небольшую толпу у своего подъезда.
— Что случилось?
— Степа Звонарев помер, — охотно сообщила Анна Валерьевна, самая боевая из всех окрестных старушек. — Царство ему небесное.
— Кто? — не поняла Даша.
— Степан Звонарев, — повторила старушка, и уточнила. — Сосед твой с пятого этажа.
— А-а…
В памяти девушки всплыло круглое лицо белокурого зеленоглазого толстяка… Нет, какого же толстяка? Скорее уж, здоровяка — мужчиной Степан Звонарев был мощным, штангиста напоминал или борца. И оставался таким все время, что она его знала, лет, наверное, двенадцать… С тех пор, как Даша с родителями переехала в Измайлово.
— Как же так? — растерялась девушка.
— Шел домой, да не дошел, — вздохнула Анна Валерьевна.
— Сердце вроде, — пробормотала Юлия Федоровна из третьего подъезда и перекрестилась.
— Не вроде, а точно — сердце, — поправила подругу Анна Валерьевна.
— А ведь крепким был, здоровым.
— Работал Степа много. То ночью уедет, то на неделю пропадет. — Анна Валерьевна страдала бессонницей, а потому следила за обитателями дома практически круглосуточно.
— Жена его, бедная, в окно все увидала, — продолжила рассказ Юлия Федоровна. — Из дома выскочила в чем мать родила, да только что она могла? На ее руках Степан умер.
— Он уже мертвый был, когда она выскочила.
— Да нет, врачи откачивать пытались, я видел.
Это подал голос Гена из первого подъезда. Вместе со своим приятелем, Мишей, он считался главным местным лоботрясом, которого все ругали и при этом жалели. Учиться Гена бросил еще до армии, на толковую работу устроиться не смог, перебивался грузчиком в ближайшем магазине и потихонечку спивался под шепоток окружающих: «Не повезло парню». На самое дно Гена еще не опустился, но камнями себя обвязал прочно…
