– Какого чёрта… – начал было Пятый, но Лин его прервал:
– Не сейчас, – попросил он. – Давай потом… немного попозже…
– Как хочешь, – безучастно ответил Пятый. Лин повёл катер обратно.
Дома Лин первым делом отвёл друга назад, в комнату, затем поставил катер на стоянку. Потом пошёл к Айкис.
– И как? – спросила та первым делом.
– Как я, – ответил Лин. – В точности. Сейчас спит, с ним осталась Жанна.
– И чего ты добился? Того, что и так знал раньше? – горько спросила Айкис. – Лин, ты пойми… я тут бессильна. Я и так сделала всё, что могла…
– Это уж точно, – горько усмехнулся Лин. – Вы всё сделали… даже больше, чем хотели, вероятно… но, впрочем, я не о том. Я хотел узнать, что вы намеренны делать дальше?
Айкис смотрела мимо Лина, в какую-то далёкую даль, видимую лишь ей одной. Плечи её поникли, спина сгорбилась…
– Я не знаю, – прошептала она. – Просто не знаю… прости…
– Ладно, – Лин махнул рукой. – Проехали.
– Что он пытался сделать? – робко спросила Айкис. – Я не следила, честно…
– Он хотел разбиться… я не дал. Это всё.
Айкис кивнула.
– Я могу чем-то помочь? – спросила она.
– Можете, – ответил Лин, подумав секунду. – Смените Жанну, пожалуйста. А он… он и сам справится, если захочет. Мы, к счастью, не в праве решать за него…
– Лин, он рассказал мне… это правда? Про цепь и всё остальное?
– Он никогда не врал… – начал Лин, но на секунду осёкся. – Раньше… Мы действительно это сделали. Идея была моя. Техника осуществления – его, я бы не смог. И теперь…
– Что теперь? – не поняла Айкис.
– Я смалодушничал, не сумел… испугался. А Пятый… он смелее, отчаяние, решительнее. И умнее. Так что вряд ли вы сумеете ему помочь. Да и мне тоже. Чего кривить душой. Всё, Айкис. Это на самом деле – всё. Я только пока не знаю, как и когда. Я – на грани, Пятый – ещё дальше. Мы потом придём к вам вместе… поговорить об этом всём, хорошо? А пока я пойду. Можно?
– Да, иди… – Айк всё еще смотрела в пространство. – Иди, Лин…
* * *
Холод. Нет, не снаружи. Внутри. Так глубоко, что и не передать. Сковавший всё и вся холод. И никто не знает, что лучше – этот холод, или постоянная непрерывная боль и отчаяние. Неподвижность и холод. Это не снаружи. Это – в душе. Дни и недели, полные холода.
В комнате снова было накурено, полутемно и очень тихо. Пятый, как всегда, сидел на кровати (как-то Лин спросил: почему ты постоянно здесь сидишь? И Пятый ответил ему – привык), Лин – в глубоком кресле подле стены. Молчали. Лину хотелось поговорить, но он не хотел начинать разговор первым – откровенно говоря, боялся последствий. Боялись все – и Жанна, и Айкис. Что уж говорить про остальных!… Даже внешне невозмутимый Дауд, и тот заходил к Лину и Пятому лишь при крайней необходимости. И не более того. Не из-за Лина, из-за Пятого. Ренни тоже больше не появлялся.
– Ну и хорошо, – вдруг сказал Пятый. – Ну и ладно…
– Ты это о чём? – не понял Лин.
– Я про них. Не хотят – и не надо, – пожал плечами Пятый. Взгляд его скользнул по серому потолку. “Дурацкий цвет, – подумал Лин. – Зато родной”.
– Кто чего не хочет? – снова спросил Лин.
– Айк врёт. Никто ей не нужен – ни мы, ни Жанна, ни Земля. Только она сама. Ну, может, ещё Данир… для весёлого времяпрепровождения. И не более того. Согласен?
– Как знать… Я не задумывался об этом… как-то не до того было. Хотя… ты, вероятно, прав… но не совсем… но… Хорошо. Допустим, что я с тобой согласен. И что, по-твоему, из этого следует?
– Ничего, – ответил Пятый.
Как всегда. Опять разговор, начавшийся ни с чего, заканчивается ничем. Нет, так нельзя. Каждую ночь, вместо того, чтобы спать…
– Пятый, давай пойдём посидим на воздухе, – попросил Лин.
– Для этого можно просто открыть окно, – Пятый отвернулся. Господи, да сколько же это может продолжаться? Нет бы просто покончить со всем разом… Лин, может, ещё и смог бы выбраться. Он расстраивается, радуется, что-то чувствует…
– Пойдём перекусим, – позвал Лин нарочито бодрым тоном.
– Рыжий, ты сам есть хочешь? – спросил Пятый.
– Нет, – признался Лин после минутного молчания. – Я подумал, что ты…
– Я тоже не хочу.
Снова молчание. Тягостное, неистребимое. Лин встал с кресла, походил по комнате взад-вперёд, потом спросил:
– Пятый, тебе жалко Жанну?
– Да, – ответил тот.
– Мне тоже. Хватит её мучить. И себя… я не могу больше! Я играю, будто всё хорошо. Что я – живой, что я её люблю, что ты выжил, а я, придурок, этому рад!… Да не рад я этому! – взорвался Лин. – И всё ты неправильно думаешь, дружок! Ничему я не радуюсь! Идиот ты, понял! Кретин недорезанный! Или у тебя с головой так плохо, что ты этого понять не можешь?! Сволочь ты чёртова! Ишь чего придумал! Ты, значит, такой чистенький… умирать собрался, дела все доделал, материалы сдал кому надо… а я?! Ты думаешь, что я из-за Жанны остановлюсь, да? Что потом с нею вместе будем к тебе на могилу ходить? Так?
– В некотором роде, – ответил Пятый тихо. Лин схватил его за ворот и притянул к себе.
– Ах так?… Ну, смотри… смотри, как бы я тебе морду твою поганую честную не разбил…
– Я привык, мне всё равно…
– Пятый, очнись! Посмотри вокруг! Надо что-то делать! Я не могу…
– Каждый сходит с ума по-своему. Ты – буйный псих, я – тихий. Так?
– Так, – согласился Лин. Он отпустил Пятого и сел рядом.
– Я предлагаю закончить всё это. Помнишь, мы часто летали посидеть в горы, на тот утёс?
– Восточный?
– Да. Не помнишь, там высоко?
– С километр будет…
– Не смеши, там меньше.
– Нам хватит, – вздохнул Лин. – Хорошая идея. А на том свете скажем, что гуляли по горам и оступились. Как думаешь, поверят?
– Тебе – скорее всего да. Мне… не знаю. А что? В рай хочешь?
– Не знаю. Куда сунут, туда и сунут. А ты?
– А я ничего не хочу.
– Пятый, когда? Сейчас?
– Давай утром. Я же вижу, тебе надо с ней поговорить.
* * *
Жанна была у себя дома одна. Лин вошёл тихо, стараясь не шуметь, неся в сердце тайную надежду на то, что она спит. Но она не спала. Сидела в кресле возле огромного ночного окна и смотрела вдаль. Лин заметил, что она совсем недавно плакала – даже глаза ещё не высохли. Лин встал за спинкой её кресла, не в силах сделать ещё хотя бы шаг.
– Лин, сядь, – попросила она тихо.
Лин подчинился. Он сел рядом с креслом на пол.
– Я знаю, зачем ты пришёл, – сказал она. – А ты помнишь, как всё хорошо начиналось? – вдруг спросила она. Лин понял, что она смеётся. Смеётся их несбывшемуся счастью, их не родившимся детям, их будущему, которому не суждено было свершиться. – Мы были такие…
– Молодые? Глупые?…
