— Знаю. Я приду в субботу.
Когда женщины ушли, Бэкхарт еще несколько минут сидел молча.
— А вас не хватятся в конторе? — спросил наконец Мак-Кленнон.
— Я не такой незаменимый, как мне казалось, Томас. Я возвращаюсь после шестимесячной операции и обнаруживаю, что у них все схвачено и никаких проблем на горизонте.
— Что у вас на уме?
— На самом деле, я уже сказал это, лучше, наверное, не получится. Мне жаль, что пришлось так с тобой поступить.
— Вы сожалеете, но во второй раз сделали бы то же самое.
— Если придется. Но не думаю, что надо будет. Теперь, черт возьми, у нас затишье. Все внимание приковано к войне.
— А мы сможем извлечь какой-нибудь прок из Звездного Рубежа? Или из той информации, которую мне дали рыбы?
— Ну, насчет рыбы я не знаю. Она только доказывает, что у нас есть надежда. А Звездный Рубеж… Наши друзья-сейнеры занялись им вплотную. Планетка — настоящий заповедник военных технологий будущего. Некоторые самые простые системы можно будет использовать уже в следующей стычке.
— Боги мертвы. Да здравствуют боги, — сказал Мак-Кленнон про себя.
— Что?
— Да так, чепуха.
— Давным-давно, в другой жизни, я обещал тебе отпуск. А вместо этого послал на флот Пейна. На этот раз я посылаю тебя домой. Я уже передал в Приют, чтобы подготовили для вас дом. Бери с собой Мауса.
— Мауса?
— Маус вытаскивал тебя, когда становилось жарко. Теперь твоя очередь. Он на грани срыва. Сангарийцев нет, а его с детства питала именно ненависть к ним.
— Да. Понимаю.
Оказалось, чтобы покончить с операцией и передать дело в трибунал, потребовались целые горы писанины. С трибуналом удалось покончить, просто выступив с показаниями. Томас дал необходимые объяснения, все прошло гладко, без всяких проблем. Казалось, психотехи починили его так, что он стал лучше своего исходного варианта. Работал он как вол, и у него еще оставались силы носиться с одной дружеской вечеринки на другую. Он вспоминал о Маусе, о тех днях, когда казалось, что Шторм бывает одновременно в десятке мест, занимается сотней дел и проектов одновременно.
Теперь Маус превратился в свою противоположность. Он ничего не мог довести до конца.
В конце концов все закончилось. «Марафон» принял их на борт и доставил на тихий мир Циньяна, названный Приютом за то, что стал домом для миллионов ушедших в отставку гражданских служащих и командного состава служб.
Но Танни Ловенталь это путешествие могло показаться унылым.
Возвращение домой. Последняя операция дала ему немного денег, немного марок и монет для коллекции, несколько старых и новых воспоминаний и перемирие с самим собой. Почему-то этого было недостаточно.
Но он обрел своих друзей, людей, которых ему так долго недоставало. Откуда же это разочарование?
На душе оставался один рубец, который психиатрам так и не удалось до конца залечить.
Он не мог забыть Эми.
Они ведь так и не порвали по-настоящему. Они так и не сказали «конец». Они просто пошли разными путями.
Он любил, чтобы все было расставлено по полочкам.
Шло время. Лето Циньяна превратилось в осень. Осень постепенно перешла в зиму. Маус с Мак-Кленноном играли в шахматы и ждали, становились все ближе, и наконец Маус рассказал всю историю своего прошлого, поведал о причинах своей ненависти к сангарийцам. Мак-Кленнон старался мягко поддержать друга, не дать ему окончательно скатиться в пропасть, потом все так же мягко начал помогать ему подняться на ноги.
Решение трибунала, постоянно откладываемое, не становилось ближе.
На Циньяне совсем не чувствовалось, что идет война. Луна-Командная в шесть раз увеличила свой флот и начала строить новые корабли, но во всем остальном жизнь в Конфедерации текла как прежде.
Время от времени наведывалась Танни. Макс и Грета тоже о нем не забывали.
И все же…
Иногда по ночам, когда темное зимнее небо было пугающе прозрачным, Мак-Кленнон откладывал в сторону коллекцию марок, коробку с монетами или роман, который начал писать, и выходил на веранду. Вздрагивая от холода, он смотрел на звезды, бледно светившиеся неземными созвездиями, и воображал огромные корабли, похожие на стальные летающие джунгли. Он думал о стадах золотых драконов и о прожившем миллионы лет звере, которого он научил шутить.
Он никогда не любил ее больше, чем теперь, когда она потеряна для него навсегда. Маус сказал ему… Возможно, она станет пугать его именем его собственного ребенка. Теперь она не стала бы его ненавидеть. Она бы поняла. Но есть еще условности, которые нужно соблюдать, и ветер общественного мнения, против которого не поплыть…
Жизнь никогда не идет так, как тебе хочется. Каждый подвержен действию социальных эквивалентов теорий этого мерзкого старикашки Гейзенберга.
Затрещал коммуникатор. Мак-Кленнон поднял трубку.
— Маус, — крикнул он через минуту, — на несколько дней заглянет Юпп.
Томас вернулся на террасу. Корабль прожег небо, спускаясь по направлению к сияющим башням города, чьи сказочные золотистые шпили поднимались над дальним лесом. Мак-Кленнон притворился, что это падающая звезда, и загадал желание.
— Сыграем партию, пока ждем?
— Давай, — усмехнулся Маус.
— Подожди лыбиться. На этот раз я тебя обыграю, приятель.
И он обыграл. В конце концов обыграл.
фарфоровые изделия английской фабрики Веджвуд. — Примеч. пер.
Крепость Страха Смерти (нем.).
Фрог — лягушка (англ.).
повод к войне (лат.).
Фестунг — крепость (нем. Festung).
Сигнал бедствия.
чистая доска (лат.).
Крепость собственной сущности (нем.).
Один из первых космических кораблей США.
Орел (нем. Adler).
