— Геллан, — ответил бывший принц, отворачиваясь от сыра и сглатывая голодную слюну. Сейчас даже окружающий пейзаж воспринимался им сквозь призму пустого желудка: трава зеленела, словно пучок молодого лучка на тарелке, камни обманчиво притворялись печеными картофелинами, а горки разрытого кротами чернозема подло смахивали на любимую королевским семейством осетровую икру.
— Слушай, — доверительно шепнул ему на ухо Терслей, — какие-нибудь дорожные байки знаешь? До того охочий до брехни возница попался — у меня уже язык опух, а ему все мало.
— Правдивые истории из жизни коронованных особ подойдут? — уныло предложил Геллан, глядя себе под ноги.
— То, что надо! — обрадовался попутчик. — Начинай!
В порту вовсю кипела подготовка к встрече высокородного гостя. Стайками летали широко раскрытые «глаза», вдоль береговой линии курсировали две боевые капсулы Организации, а высоко над ними неподвижно висело приплюснутое веретено наблюдательного отряда, ощетинившееся таким количеством антенн, пушек и защитных лучей, что даже облака предпочитали обходить его стороной.
Мы появились как раз в тот момент, когда с палубы пассажирского корабля спускался капитан. Точнее, его бережно несли на носилках двое матросов.
Третий, как штатный паникер нашей бригады, немедленно заподозрил худшее.
— Почему он не шевелится? Что стряслось?
— Ничего из ряда вон выходящего, — безмятежным тоном профессионального психоаналитика ответил куратор. — Не то холера, не то острое кишечное отравление, не то перелом. Очередная жертва невезения Фарада. В больнице разберутся, не беспокойся, Жак.
— А как там наш ценный клиент? — встревожился я. — Не заразился ли от капитана?
— Нет! — уверенно сказал куратор. — Целехонек! Да вот же он!
Это действительно был принц, и мы с напарниками сразу его узнали.
Бывают люди, в которых на первый взгляд нет ничего особенного, их много. Гораздо реже встречается другой тип — тот, кто сразу бросается в глаза и остается в центре внимания, где бы ни находился и что бы ни делал.
Принц Аброузии был характерным представителем клана оригиналов. Уже в том, как он величаво и неспешно ступил на трап, заключался вызов — ведь за его спиной теснились остальные пассажиры, многие из которых спешили. Но отодвинуть в сторону закутанного с ног до головы в белые одежды иностранца было поистине невозможно: двое молчаливых чертей, замаскированных под слуг, держали толпу на расстоянии.
Вышитая туфля с загнутым носком коснулась трапа и немедленно отдернулась.
— Пфуй! — расстроился принц, останавливаясь, снимая с ноги обувку и поднося ее к глазам. — Грязно!
Толпа, собравшаяся к этому времени сзади, застонала. Заплакал чей-то ребенок, зажатый среди тел и придавленный кладью. Сопровождающие Фарада черти мученически возвели глаза к небу и крепче стиснули зубы.
— Эй, на трапе! — заорали с палубы. — Что застыли — спускаемся, спускаемся! Поживей!
На лицах «слуг» появилось одинаково отчаянное выражение. Они переглянулись, дружно вздохнули и наконец приняли единственно верное решение: подхватили его высочество под локотки и понесли к берегу. Чисто автоматически я отметил, что у одного из чертей обломан рог, а лицо второго пылает лихорадочным воспаленным румянцем. М-да… Как говорится, есть о чем задуматься…
Ступив на твердую землю, наши несчастные коллеги заметно оживились. Тот, что с обломанным рогом, остался сторожить Фарада, а его краснощекий напарник шустро метнулся в сторону портового трактира и спустя минуту возвратился, ведя под руку упирающегося таможенника.
Вырванный из мягких лап алкогольного дурмана, сотрудник таможни явно торопился обратно и потому приступил к выполнению служебных обязанностей с поразительной ретивостью.
— Куда следуете? — гаркнул он, в упор сверля принца глазами.
— Малая Велия! Нифер! — безмятежно сдувая и надувая щеки, сообщил пассажир.
— Велия? — изумился таможенник. — Какого же тогда рожна… гм… зачем сошли в Крабсе? Морем до Лагаса, далее по реке. Так намного проще и дешевле.
— Дешшевле? — Иностранец будто покатал слово во рту и выплюнул, попробовав на вкус и сочтя несъедобным. — Мне. Нужно. Велия. Нифер. Карета. Пять.
Таможенник вздохнул.
— Багаж есть?
Судя по недоумевающему взгляду иностранца, он не понял вопроса.
— Ну багаж! Такие коробки, сумки, сундуки. — Таможенник нарисовал руками в воздухе прямоугольные фигуры. — Сколько? — Он поднял два пальца, потом три, четыре и, не дождавшись реакции на свою пантомиму, уронил руку.
Обычное человеческое заблуждение состоит в том, что при взаимном непонимании стороны начинают орать. Незнание языка исключением не является — многие искренне верят, что громко выкрикнутое в ухо собеседнику слово автоматически доходит до мозга уже переведенным. Даже без словаря.
Откашлявшись и приподнявшись на цыпочки (принц был высок), таможенник гаркнул:
— По-нашему говорите?
Отшатнувшись и потерев ухо, иностранец кивнул.
— Как ваше имя?! Что у вас есть?! Предъявите документ!
— Я есть Фарад От-Абу-Шоох. Я имею жену Розу, имею жену Зарему, имею жену Парасю, имею Лолиту, имею гарем.
С восторженным ужасом поглядев на извращенца и на всякий случай отодвинувшись, таможенник уточнил:
— И где все эти родственники? Зарема, Парася и эта, как ее… Роза! Где этот гарем?
— В ка… ку…
Придя на помощь хозяину, слуга-черт выразительно указал назад. На берег как раз величественно сходили две типичные восточные матроны в черных одеяниях до пят; за ними, сотрясая скрипучий трап, двигалась широкоплечая красавица, разодетая в парчу и увешанная пучками золотых подвесок. Короткая, до плеч, паранджа откинулась, и на свет появились яблочно-румяные щеки, две толстые косы кренделем и любопытные глаза, щедро обведенные сурьмой. Красный рот расплылся в улыбке и сплюнул подсолнечную шелуху.
— Парася! — обрадовался иностранец, по-медвежьи ласково шлепая любимую пониже спины.
— Это гарем? — на всякий случай уточнил таможенник.
— Гарем там, — ткнула пальчиком через плечо Парася. — Сейчас спустятся, не беспокойтесь. Вместе с багажом и Лолитой. Вы че надо спрашивайте — я переведу.
— Куда следуете?
— В Малую Велию.
— Отчего сходите в Крабсе?
— Не можем плыть, Лолиту укачивает, — со смешком сообщила Парася. — Всю палубу заплевала, дура горбатая. Нас тут встретить должны, Фарадик договорился. Поедем каретами. Думаю, в четыре влезем. Или в пять, если евнухи в одной не уместятся. Разожрались — страсть! Зады больше моего — куда годится, а?
