На алтаре покоился шлем в форме усмехающегося черепа, ожидавший благословения наряду с другими доспехами.
Кроме меча.
— Встань, — прошамкала жрица.
Слабый от ритуальной голодовки и холода, Стил неуклюже поднялся, пошатнулся и, склонив голову, поклонился служительнице Такхизис. Худая рука с длинными ногтями взяла его за подбородок, поворачивая лицо к огню. Юноша вздрогнул — пальцы были намного холоднее, чем камни.
— Теперь ты знаешь имя своего отца?
— Да, посвященная, — твердо сказал Стил. — Знаю.
— Назови его перед алтарем твоей Королевы. Юноша судорожно сглотнул, ощущая, как сжалось горло,— он не ожидал, что будет так тяжело.
— Светлый Меч...
— Как?
— Светлый Меч! — гордо выкрикнул он.
Но жрица, казалось, вовсе не была рассержена.
— Назови имя матери.
— Китиара Ут-Матар. — И снова он не скрыл гордости.
— Достойный род, — кивнула старуха. — Стил Ут-Матар Светлый Меч, посвящаешь ли ты тело, сердце и душу Ее Темному Величеству, Такхизис, Королеве Тьмы, Темной Воительнице, Королеве Драконов, Той-что-с-многими-лицами?
— Да, посвящаю,— сказал Стил спокойно. Жрица довольно улыбнулась.
— Тело и душу, Стил Ут-Матар Светлый Меч? — повторила она.
— Да, конечно! — Юноша забеспокоился — это выходило за рамки обычного обряда. — Ты сомневаешься во мне?
В ответ старуха быстро схватила стальную цепь на его шее и резким движением вытащила из-под одежды сверкающий камень в форме звезды.
— А что тогда это? — прошипела она. Стил пожал плечами, пытаясь улыбнуться:
— Я украл ее с трупа отца вместе с мечом. Как же разъярились соламнийцы, ведь это одна из их святынь! — Смелые слова юноши эхом отдались в тишине огромного Храма.
Жрица осторожно прикоснулась к центру драгоценности — сверкнула вспышка, раздалось шипение, и старуха отдернула руку с криком боли.
— Это артефакт Добра! — выплюнула она как ругательство. — Я не могу к нему прикоснуться, и никто из истинно преданных Ее Темному Величеству не может дотронуться до этого проклятого камня! А ты, Стил Светлый Меч, носишь его безнаказанно!
Юноша, побледнев, с тревогой посмотрел на нее.
— Я выкину его и забуду! — крикнул он, поднося руку к звезде, полыхавшей в темноте. — Эта побрякушка ничего не значит для меня!
Стил уже собрался разорвать цепочку, но неожиданно старуха остановила его:
— Носи свою проклятую звезду, ибо это желание самой Такхизис, и не тебе сомневаться в нем. Возможно, придет день, и мы напомним тебе о сегодняшнем разговоре... вспоминай мои слова каждый раз, когда будешь смотреть на камень, Стил Светлый Меч. У Королевы множество лиц и множество глаз, от нее не скроешься... Тело может спрятаться, но душа — никогда. Теперь она принадлежит ей... — Жрица приблизилась вплотную к Стилу, так что он ощутил ее зловонное дыхание. — Но ты все равно принесешь много пользы, Стил Ут-Матар Светлый Меч, и верно послужишь Королеве. — Сухие, потрескавшиеся губы поцеловали его в бровь. Юноша собрал волю в кулак, стараясь не отпрянуть. — Твой шлем и панцирь получили благословение на алтаре, встань, сир рыцарь, и надень их.
Стил недоверчиво, но со все нарастающей радостью следил за старухой, которая со змеиной улыбкой отступила и пошаркала обратно за занавеси.
Главные двери Храма отворились, и внутрь проскользнули двое мальчишек-оруженосцев, спешивших помочь рыцарю управиться с броней. Теперь они — его верные слуги и, замерев, ожидают первых приказаний, исподтишка разглядывая Стила с восхищением и завистью.
Шатаясь, едва удерживаясь на ногах, Стил приблизился к жертвеннику, погладив панцирь, украшенный лилией. Другая рука потянулась к камню, висящему на шее. Слезы выкатились из закрытых глаз. Юноша дернулся, вновь решив сорвать звезду, но рука лишь мягко упала на алтарь.
Снаружи торжественно запели трубы.
Во внутреннем дворе Гнезда Бури лорд Ариакан ожидал нового темного паладина Стила Ут-Матара Светлого Меча, Рыцаря Лилии, сына Стурма Светлого Меча и Повелительницы Драконов Китиары Ут-Матар.
Подняв шлем и вглядевшись в усмешку черепа, Стил надел холодную сталь. Затем он опустился на колени и вознес благодарственную молитву Такхизис, а встав, величественным движением руки подозвал оруженосцев и указал им на сверкающий черный панцирь, переливающийся на свету.
Всегда сынок в преданиях старинных,
Последыш, зачарованный и слабый — И менее всего с героем схожий.
Но все же он и совершает подвиг,
Грааль находит и принцесс спасает.
Вот про кого никто бы не подумал,
Что хватит сил в опасный путь пуститься,
Пройти огонь и ад, стерпеть все муки,
Восстать из мертвых, не склонить главы!
Он хил и слаб? Озноб поборет страх,
В ночную тьму отправится он смело,
Стяжает славу, сундуки сокровищ.
Когда-то мир был отраженьем братьев,
Искрился он зеркальным лабиринтом,
Полярным льдом сверкал, иллюзий полон,
Гармония разрушилась, в забвенье
Преданья дней былых погружены,
Когда-то, до начала всех историй,
Когда-то мир был отраженьем братьев,
И слабый побеждал, но знал ли кто-то,
Что в сердце у него тогда творилось?
Обманчив облик слабого, поверь мне.
Он, вдохновеньем осененный свыше,
Скорей возьмет перо — не меч. Иль посох.
В душе его не угасает пламя,
Не видимое смертным: оболочка
Его так хрупка, обмануться просто.
Он знает много, но молчит упрямо,
Ему подвластны дивные виденья.
Но если ты в его проникнешь сердце,
Под маской желчной — только боль и раны.
Он сам похож на замок, над которым
Давно уж тяготеют злые чары.
Пробраться внутрь — немыслимое дело:
Дорогу преграждает терн колючий,
Дракон в воротах караулит злобный.
А что же в самой глубине таится,
Под оболочкой боли? Пламя гнева?
Нет, там еще звучит язык согласья,
Забытое наречье братской дружбы,
Давно променян на клинки и деньги
Извечный зов священных кровных уз.
Бывают на земле такие братья.
Их дух сильнее изможденной плоти,
Их мужество простым не видно глазом,
На них чернила летописцы тратят,
Их струны менестрелей воспевают,
Их ангел осенит своим крылом.
Карамон стоял посреди залы, облицованной черным обсидианом. Она была такой большой, что потолок терялся в темноте. Никаких колонн, ни одного видимого окна. Тем не менее помещение наполнял бледный свет, холодный и унылый, не дающий тепла. Карамон никого не видел, не слышал ни единого звука среди тишины столетий, но знал, что он здесь не один. Силач чувствовал, что за ним давно следят, и спокойно ожидал, пока невидимые наблюдатели решат начать разговор.
