— Она хочет убить меня, — прорыдала Зусаи. — А я не могу с ней бороться.
Ее широко раскрытые миндалевидные глаза были полны страха.
— Кто хочет тебя убить? — спросил он.
— Шуль-сен. Она хочет отнять мою жизнь, мое тело. Она и теперь во мне — ее память вытесняет мою.
— Успокойся. — Он усадил ее на топчан и кликнул из окна Горкая, который сразу прибежал. Талисман сказал ему, чего боится Зусаи.
— Я слыхал о таком, — угрюмо сказал Горкай. — Чужой дух хочет овладеть ее телом.
— Что же делать?
— Узнать, что ей нужно.
— А если ей нужна я? — сказала Зусаи. — Моя жизнь?
— Почему бы вам не обратиться к своему шаману? — спросил Горкай. — Он смыслит в таких делах куда больше, чем я.
— Я не подпущу его к себе, — дрожащим голосом проговорила Зусаи. — Ни за что. Я ему не верю. Он… позволил бы ей убить меня. Она ведь Шуль-сен, Мать Надиров, колдунья. Ее волшебная сила может пригодиться ему — а у меня нет ничего.
— Мне с этим не справиться, Талисман, — сказал Горкай. — Я ведь не колдун.
Талисман взял Зусаи за руку.
— Значит, придется позвать Носта-хана. Приведи его.
— Нет! — крикнула Зусаи и хотела встать, но Талисман удержал ее и привлек к себе.
— Доверься мне! Я не позволю причинить тебе зла. Я не спущу глаз с Носта-хана и при малейшей опасности убью его. Верь мне!
Судорога сотрясла ее тело, и глаза закрылись. Когда она открыла их снова, страх пропал.
— Я верю тебе, Талисман, — сказала она тихо, отведя руку назад. Какое-то шестое чувство заставило его отпрянуть, и лишь поэтому нож не задел его. Талисман отразил удар правой рукой, а левым кулаком двинул Зусаи в челюсть. Ее голова отлетела назад, и тело обмякло. Он забрал у нее нож и швырнул его в угол.
— Что у вас тут такое? — спросил, входя, Носта-хан.
— Она взяла у меня нож и хотела убить меня. Но это была не Зусаи — другая овладела ею.
— Да, твой слуга уже сказал мне. Дух Шуль-сен хочет вырваться на волю! Надо было сразу позвать меня, Талисман. Что еще ты от меня скрываешь? — Не дожидаясь ответа, шаман подошел к постели. — Свяжи ей руки за спиной, — приказал он Горкаю. Тот покосился на Талисмана, который коротко кивнул. Тогда Горкай связал ее веревочным поясом и вместе с Носта-ханом усадил, прислонив спиной к подушкам. Носта-хан достал из старого кошелька у себя на поясе ожерелье из человеческих зубов и надел его на шею девушки. — А теперь молчите оба, — велел он, положил ей руку на лоб и стал петь.
Воинам показалось, что в комнате похолодало, и резкий ветер подул из окна.
Шаман продолжал петь — его голос то поднимался, то опадал. Талисман не знал языка — если это был язык, — но вокруг творилось небывалое. Окно и стены обросли инеем, а Горкая била дрожь. Носта-хан, словно не чувствуя холода, оборвал пение и снял руку со лба Зусаи.
— Открой глаза, — приказал он, — и назови мне свое имя.
Темные глаза открылись.
— Я… — На губах появилась улыбка. — Я та, что благословенна между женами.
— Ты дух Шуль-сен, жены Ошикая, Гонителя Демонов?
— Истинно так.
— Ты мертва, женщина. Здесь тебе нет места.
— Я не чувствую себя мертвой, шаман. Мое сердце бьется, и веревка впивается в запястья.
— Это чувствует тело, которое ты украла. Твои кости лежат в вулканической пещере. Разве ты не помнишь ту ночь, когда умерла?
— Помню. — Губы ее сжались и глаза заблестели. — Помню Чакату и его золотые гвозди. Тогда он еще был человеком. Я хорошо помню боль, когда он медленно вгонял их — достаточно глубоко, чтобы ослепить меня, но не настолько, чтобы убить. Я помню, все помню. Но теперь я вернулась. Развяжи мне руки, шаман.
— Не развяжу. Ты мертва, Шуль-сен, как и твой муж. Твое время прошло.
Она громко рассмеялась, и Талисмана пробрало холодом до костей. Горкай трясся, едва держась на ногах.
— Я колдунья, и сила моя велика. Ошикай знал об этом и извлекал из этого пользу. От этой девушки я узнала, что сюда идет армия, шаман. Я могу вам помочь. Развяжи меня!
— Чем ты можешь помочь?
— Развяжи, тогда узнаешь.
Рука Талисмана потянулась к ножу, однако ножны были пусты, и он взял нож у Горкая. Женщина обратила свой темный взор на него и сказала Носта-хану:
— Он хочет тебя убить.
— Молчите оба! — снова предостерег шаман. Он повернулся к женщине и стал читать заклинания. Она сморщилась и по-звериному оскалила зубы. Потом произнесла одно слово — и Носта-хан слетел с топчана, ударившись о стену под окном. Он приподнялся на колени, но женщина сказала еще что-то — он стукнулся головой о подоконник и без чувств сполз на пол.
— Развяжи меня, — приказала женщина, глядя на Горкая, и он на трясущихся ногах двинулся к ней.
— Стой где стоишь! — рявкнул Талисман.
Горкай вскрикнул от боли, но заставил себя остановиться. Он упал на колени, застонал и ничком повалился на пол.
— Ты сильный человек, — сказала женщина Талисману. — Твой слуга повинуется тебе, несмотря на боль, которую испытывает. Хорошо — развяжи меня сам.
— Разве ты не любишь Ошикая? — внезапно спросил он.
— Что? Ты сомневаешься в моей преданности ему, невежественный смерд?
— Это честный вопрос.
— Тогда я отвечу: да, я любила его, любила его дыхание на своей коже, его смех, его кипучий гнев. А теперь развяжи меня!
— Он все еще ищет тебя.
— Он умер тысячу лет назад, и его душа пребывает в раю.
— Нет, госпожа. Я говорил с ним, когда приехал сюда. Первое, о чем он спросил меня, было: «Ты принес мне вести о Шуль-сен?» Я сказал ему, что о тебе ходит много легенд, но я не знаю, что с тобой сталось. Тогда он сказал: «Я искал везде: в Долинах Духов, в Ущельях Проклятых, на Полях Героев, в Чертогах Сильных. Я с незапамятных времен блуждаю по Пустоте, но не нашел ее». Что же до рая, то он сказал: «Какой может быть рай без Шуль-сен? Смерть я могу перенести, но разлуку с ней — нет. Я найду ее, даже если мне придется затратить на это дюжину вечностей».
Она помолчала, и хищный блеск исчез из ее глаз.
— Я знаю, ты сказал правду, ибо я умею читать в сердцах людей. Но Ошикаю никогда не найти меня. Чаката держит мой дух в темном месте, где меня сторожат демоны, которые когда-то были людьми. Сам Чаката тоже там, но никто не узнал бы его теперь. Он мучает и дразнит меня, как только хочет. Так было, пока я не убежала. Я не могу соединиться с Ошикаем, Талисман. Если я снова умру здесь, то опять окажусь в темном месте.
— Это туда ты послала Зусаи?
— Туда. Но что значит ее жизнь в сравнении с моей? Я была царицей и снова буду ею.
— И предоставишь Ошикаю искать тебя веки вечные, рискуя погубить свою душу в Пустоте?
