Я смекал. У Адоры недостаток селитры для производства черного пороха, и она внаглую еще до начала войны решила закупить ее у хоггов Санкструма, предложив золотую цену. А в рамках войны такое количество селитры может оказаться решающим аргументом одной из стран…
Я ударил кулаком о ладонь.
— Отобрать!
Шутейник кивнул, почесав нос-картошку.
— Так-то оно так, но ведь грузить будут на некие шаланды, а они вовсе не адоранские кораблики… Работать будут посредники, узнавал я: купцы одного из малых королевств. Им, ясно, ничто не мешает опосля выгрузить в море селитру на корабли Адоры, но… Война меж тем не объявлена, а стало быть — отобрать груз у Бая мы не сможем, а сможем — так нас обзовут пиратами сухопутными, или еще чем похлеще, да и община хоггов зашумит, поднимется… Они же за вас, мастер Волк, потому что вы по чести судите, понимаете? Все это знают уже — вы человек чести, и все тут! И вдруг — вы вторгаетесь в честную сделку, рушите ее… Что о вас скажут? Нет, мастер Волк, вы как хотите, а надо что-то придумать, чтобы и груз получить, и на х… на хорошем счету у общины остаться.
Вот же незадача. Я не могу получить груз, но и не могу отправить его в руки Адоры… Что же придумать-то в этом случае, а?
— Когда состоится отправка груза, Шутейник?
Он глянул в окно, отпил из фляги приличный глоток.
— Послезавтра на рассвете. Вы же придумаете что-то, мастер Волк? Придумаете же, а?
Я велел прибыть в Варлойн тайно, заехав со стороны Рабочего квартала.
Когда мы спрыгнули на землю (Рабочий квартал пьяно шумел в ночи), Амара тихонько сказал мне:
— Главная новость, Торнхелл, у меня вот такая: мать Игрем вчера разбил удар. Она не мертва, но без сознания, и неизвестно, что с нею будет.
Великая Мать была в моем сне. Но это был не сон, а некая странная реальность, по которой неведомым способом странствовала моя душа. В этой странной реальности Великую Мать попыталось убить не менее странное враждебное существо. И что теперь? Кто сможет остановить мертвый эльфийский разум? Разве что тысяча тонн глифосата*…
*Популярный гербицид.
Глава 15
Возвращение короля было обставлено без помпы. Тихим оно получилось. Тихим и незаметным. Серыми крысами, пешком, пробирались мы по тропкам парка к ротонде. Кот шел у моих ног и иногда, словно невзначай, терся боком, словно проверял, тут ли я, на месте, не развоплотился ли в призрака ненароком?
Парк сонно шумел листвой…
Прошли мимо обиталища беглого отшельника Мариокка (святого, разумеется). В кромешной тьме возле его хижины мне померещилось движение.
— Свои, мастер Волк, — уловив поворот моей головы, проговорил Шутейник чуть слышно. — Засада. На случай, ежели этот оболтус вернется, а мы его ка-а-ак схватим, да ка-а-ак вытопим черный яд из его жил…
Меня передернуло. Насчет Мариокка я санкционировал пытки. Не могу играть в гуманиста, если речь идет о дэйрдринах. Если отшельник не виноват… что ж… стыдно будет, виноват… значит, пытки были обоснованы, тем более, он сам дал повод к подозрениям, когда исчез. Смерть Таленка от рук дэйрдринов меня озадачила. Все-таки я имел на его счет немалые подозрения, но жизнь в очередной раз внесла в них свои коррективы. Да, он — не прозрец, и жаль, что не прозрец. В конце концов он был врагом, который почти все время находился, так сказать, на виду. Самоуверенность его погубила. Кто-то в его окружении имел близкие контакты с дэйрдринами, и донес им о появлении императора…
Варлойн был тих. Лишь несколько огней на башнях. Амара назвала Алым пароль, отперла дверь в ротонду. Мы вошли гуськом, причем кот-убийца прошмыгнул первым.
Ну вот мы и в джунглях Варлойна, в самой сердцевинке, где живет главный хищник — император…
— Блоджетт здесь, на втором этаже, в одной из спален, — сообщила Амара.
— Очень плох?
— Нервное потрясение. Просто лежит, почти не ест, говорит короткими фразами. А Великая Мать совершенно без сознания…
А вот у Матери Игрем, похоже, инсульт. Неизвестно, насколько сильный и сможет ли она когда-то подняться… Хорошо, часть ее обязанностей по координации с ведьмами сможет выполнять Амара, но сумеет ли она осуществить то, что планировала Великая Мать в отношении Леса Костей? Я быстро спросил об этом Амару: рябая проводница покачала головой:
— Я ничего не знаю об этом, Торнхелл… Увы. Многое, что делала Мать, скрыто от меня.
Хреново. Очень хреново. Ладно, будем есть слона… по мере поступления. В конце концов, может быть, с помощью совокупных усилий ведьм мне удастся сдержать рост мертвого леса. Возможно.
Однако в глубине души я понимал, что ничего такого не удастся, но самообман позволял, по крайней мере, чуть-чуть снизить общий уровень стресса и не кукунуться окончательно.
— Поднимайтесь в кабинет, — велел я Амаре и Шутейнику. — Будем работать.
Протестов не последовало. Кое-чему они научились у меня за это время.
— Ужин? — спросила Амара.
Я вспомнил оладьи и ослиное молоко в столовой у Таленка (вегетарианца) и передернулся.
— Вино. Мясо. Сыр. И всего побольше. Ужин работе не помешает.
Я поднялся к Блоджетту (кот не отставал). Старый сенешаль в голубоватом свете ночника казался ожившим трупом, поскольку лежал неподвижно, выпустив узловатые руки из-под одеяла, однако изредка моргал, при этом выражение глаз у него было совершенно пустое. Щеки запали, на них пучками пробилась белесая щетина.
Столько сил он приложил, чтобы меня убить, а затем — наоборот, чтобы оберечь и сделать императором. И вот император мертв, и его мир рухнул. Ему не за чем больше жить, ибо интересы империи он ставит выше своих нужд и нужд своих близких…
Я кашлянул, и, когда его пустой взгляд зафиксировался на мне, присел на край кровати.
— Господин Блоджетт, император явился. Все в порядке, меня слегка ранило и я провел более суток в месте… впрочем, завтра вы все узнаете. Как бы мне не хотелось, какие бы гуманные побуждения не рождались в моей душе, я, к сожалению, не могу допустить, чтобы вы болели в нынешний, бесконечно трудный для империи час. Ваш ум и опыт совершенно мне категорически необходимы. — Вот именно так криво я и сказал и с радостью увидел, как разгорается в блеклых стариковских глазах огонек жизни. Он вдруг судорожно ухватил меня за руку ледяными пальцами, ощупал, как и кот — все еще не верил, что император явился.
— Сынок… ваше императорское… — В его отношении ко мне сквозила плохо скрытая отцовская любовь, и это было хорошо: такие люди вряд ли осмелятся предать, если я слишком переусердствую с реформами.
Императоры в мире Земли лечили наложением рук: простейший эффект плацебо, который иногда действовал, излечивая даже чумных. Я поступил примерно так же, да еще надавил на чувство долга старика… И чудо свершилось: он начал оживать, на щеках проступил румянец, тело, которое мозг деятельно готовил к смерти, снова наполнилось силами. Духовная накачка часто бывает сильнее обычных, химическим образом синтезированных пилюль. Она легко поднимает даже смертельно больного, нужно только найти правильные слова.
— Сейчас — вам нужно спать. Завтра — жду вас завтра в имперских покоях. Завтра! Однако помните: никому не говорите, что император явился! Никому! Зачем? Это необходимо. Завтра все узнаете! Завтра!
— Муа-а-а-р-р! — сказал кот и зевнул, обнажив страшные клыки. Затем плюхнулся на коврик у кровати и сделал вид, что спит. Блоджетт приподнялся, увидел кота, слабая усмешка скользнула по губам. Кота давно не боялся, а этот серый засранец словно подыгрывал мне, внушая всем своим немалым телом покой и негу.
— Спите, — произнес я. — Спите спокойно, сенешаль. Император вернулся и все будет хорошо. — С этими словами я задул ночник.
* * *
Втроем, рассевшись у стола архканцлера, мы уничтожали поздний ужин и обсуждали насущные дела.
— Отчет по военным действиям — позже. Кто остался на развалинах дома Таленка, Амара?
