— Ты можете войти в вигвам, — позволил я Виньеле.
— Спасибо, — прошептала она, и поползала внутрь. Кувигнака остался снаружи. Он расстелил на земле и прибил колышкам три шкуры кайилиауков, и одну за другой, чередуя свои усилия, начал скоблить их. В данный момент всё стойбище было покрыто обрабатываемыми шкурами, частыми рядами стояли шесты с перекладинами, на которых были развешены пласты мяса кайилиаука. Это — обычное зрелище летнего стойбища краснокожих. Мясо оставляют на два или три дня на солнце хорошенько провялиться, этого будет достаточно для его консервации. Но на ночь мясо снимают и прячут, чтобы защитить его от ночной сырости.
В вигваме Виньела легла животом на одеяла, и заплакала, положив голову на связанные руки.
— Ты хочешь пережить ещё одну порку? — спросил я у плачущей девушки.
— Нет, — сказала она сквозь слёзы.
— Значит, Ты хочешь стать хорошей рабыней?
Она посмотрела на меня красным от слез глазами.
— Не стоит так расстраиваться, — постарался я успокоить её. — Просто помни, что Ты — всего лишь рабыня.
— Кэнка ударил меня, — простонала она. — Он выпорол меня.
— И он сделал это превосходно, — заметил я.
— Да!
— Ты думала, что можно безнаказанно вызвать недовольство своего господина? — поинтересовался я.
Она посмотрела на меня снизу вверх.
— Я вижу, что Ты именно так и думала, — засмеялся я. — Зато, теперь Ты получила хороший урок.
— Я была избита! — снова заплакала рабыня.
— Твоё чувство оскорблённого достоинства не подобает рабыне, — сказал я. — Я считаю, что тебе надо немедленно избавиться от него, чтобы в дальнейшем избежать долее суровых наказаний.
— Более суровых? — ужаснулась она.
— Куда более суровых, рабыня, — пригрозил я.
Она с трудом сглотнула.
— Замени чувство собственного достоинства, более тебе подходящим трепетом перед господином. Ты — всего лишь рабыня.
Я заметил, как задрожало на одеялах её голое тело.
— Ты не можешь чувствовать себя оскорблённой, это — чувство, которое подобало бы свободной женщине, если, скажем, её вдруг раздели и неоправданно избили, как если бы она была простой рабыней. Ты же — и есть просто рабыня, для которой наказания обычное дело, как и для любого другого находящегося в собственности домашнего животного, особенно, того которое вызвало хотя бы наименьшее недовольство владельца.
— Я могла бы также принадлежать любому другому, — с горечью в голосе сказала она.
— Это верно, но в данный момент Ты принадлежишь Кэнке.
— Да, — всхлипнула Виньела, опустив голову и плача. — Я принадлежу Кэнке. Мне так стыдно. Я была так унижена.
— Я понимаю, — я даже немного пожалел наказанную девушку.
Женщины краснокожих осмеивая и освистывая её, отнюдь не облегчали испытание, выпавшее на долю прекрасной рабыни. Также, то, что данная рабыня была выпорота, по-видимому, за то, что её хозяин не был ей полностью доволен, в некотором роде делает её объектом презрения и насмешек для других невольниц. Обычно, нет места для любви, между соперничающими рабынями. Невольницы просто счастливы видеть, как избивают других девушек, тех, кого считают слишком гордыми, или тех, кого они не любят. А уж если секут любимую рабыню хозяина, так это — почти праздник в рабском бараке, особенно если после порки, она должна быть унижена до статуса обычной девки.
— Мне разрешено чувствовать стыд и унижение? — сердито спросила она.
— Конечно. Это — эмоции, которые позволены рабыням.
— Насколько щедры рабовладельцы, — съязвила Виньела.
— Конечно, ведь стыд и унижение, также как цепи и плети, могут быть полезными элементами наказания.
— Кто бы сомневался.
— Пристыженная, униженная рабыня, связанная и избитая, обычно быстрее схватывает уроки своего рабства.
— Я и не сомневаюсь относительно этого.
— А вот теперь, скажи мне правду. Во время порки, до того как тебя оставили одну, задыхающуюся от боли, что было для тебя наиболее постыдным, наиболее унизительным?
— Я должна отвечать? — спросила она.
— Непременно, — кивнул я.
— То, что в глубине души, я сознавала, что я заслужила наказание, что я полностью заслужил это.
— Поясни, — велел я.
— Я не послушалась Васнаподхи. Я была слишком гордой и тщеславной, а ещё совершенно неумелой и глупой. Я скверно нарезала мясо, и тем вызвала недовольство своего господина.
— Я понял тебя.
— За всё это, я оказалась раздетой, поставленной на колени и привязанной столбу для порки. Я должна была быть наказана при всех, и хлыст моего господина это исполнил на моей спине.
— Часто, рабынь наказывают в приватной обстановке. В таком случае, стыд и унижение играют меньшую роль.
Виньела с интересом посмотрела на меня.
— Чаще всего, — начал я поучать рабыню, — девушка просто боится плети, или по крайней мере опасается её, и в надежде избежать близкого знакомства, ведёт себя соответственно. Невольница отлично знает что, если она ведет себя определенным образом, она не почувствует плеть на своей коже, и если она будет вести себя по-другому, то она непременно с ней познакомится. Это почти как условный рефлекс. Наказание всегда рядом, где-то на заднем плане, и рабыня знает, что она неминуемо подвергнется этому, за малейшую провинность. Точно так же, она знает, что не смотря на её самую искреннюю любовь, сама её жизнь, в конечном счёте, зависит от прихоти её господина. Она в любой момент может быть брошена на съедение слинам, если он того пожелает.
— Настолько же мы являемся собственностью, — прошептала она.
— Иногда, девушки, некоторые девушки, которые не уверены в их рабстве, и его границах, проверяют своих владельцев.
— Ох? — удивилась она.
— Точно так же, как это сделала Ты.
— Я? — поразилась Виньела.
— И владельцы просто вынуждены браться за плеть. Красотка быстро убеждается относительно существования границ и её статуса рабыни.
— Я? — переспросил девушка.
— Да, Ты.
— Вы хотите сказать, что я сама хотела быть связанной и выпоротой?
— Да, несомненно.
— Это абсурд, — заявила она.
Она перевернулась на спину, и забросила связанные запястья за голову. Её светлое тело отлично смотрелось на тёмных одеялах.
— Ты не была уверена, что стала действительно рабыней Кэнки, — разъяснил я. — Тебе хотелось удостовериться.
Красотка сердито дёрнулась, но промолчала.
— Не бойся, Виньела. Ошейник, как Ты уже убедилась к настоящему времени, завязан на твоём горле совершенно справедливо.
Я по очереди рассматривал её маленькие стопы, аккуратные лодыжки, милые икры, бёдра, живот, груди, шею и плечи, горло, заключённое в ошейник Кэнки, профиль её лица и прекрасныё рыжие волосы, разбросанные позади неё на одеялах.
