В халате Анриетты наш новоявленный походил уже на прекрасную девушку и смотрел с ясной и доверчивой улыбкой, как дитя.
— А поесть у вас что-нибудь найдется?
— Конечно, — сказала Эрна, я увидел просто муку на ее лице, — конечно, милый…
Вздохнула и ушла на дворцовую кухню.
— Я твой, — невинно смотрел на меня Кир, — я долго тебя ждал!
— А я долго к тебе шел, — вздохнул я, — не понимаю, как это получилось.
— Я вспомню, — улыбнулся он.
Мы стояли между четырех овальных зеркал, под горящим факелом. Мне вдруг стало жутко оттого, что мир вокруг меня оказался совсем другим. Я знал только то, что лежало на поверхности, и вот постепенно открывал для себя его пугающие глубины.
— Вспоминай, — сказал я, — растолкуешь мне хоть что-то. Но про то, что я Батисто, забудь.
Эрна вернулась с полной корзиной всякой снеди. Аппетит у новоявленного был не то что человеческий, а прямо зверский.
— Бедняжка, — сказала она с сочувствием, — проголодался за сорок лет!
— Сорок? — он опять невинно улыбнулся, — ну что вы, мне гораздо больше!
— Тебе ровно сорок, — возразил я, — а до этого тебя не было.
— Я был, — моргал он.
— Ты был песком.
— Да. Ну и что? Я был песком. А перед тем как рассыпаться на песок я был…
— Ну? И кем же ты был?
— Всем. И частью… Мне надо вспомнить! Мне нужна темная комната. У вас есть совершенно темная комната?
Этого добра в замке было полно, называлось оно — барахолки. Я отвел его в такую клетушку недалеко от своей гостиной и постелил туда одеяло, чтоб ему было, на чем выспаться. Если он ел, значит, и спал.
— Не бросай меня, — ухватился за мою руку Кир, прямо как малое дитя, он и правда только что "вылупился".
— Не брошу, — сказал я, — не бойся, мальчик. Я буду рядом. Но и ты уж, будь так любезен, не мешай мне в эту ночь.
Эту ночь я собирался провести с Эрной. Я убил бы любого, кто бы мне помешал. Я велел получше натопить мою спальню и постелить свежую постель. Впрочем, если бы она захотела, я бы остался и у нее.
Эрна ждала меня, но она была расстроена. Взволнованной черной птицей ходила она между своих зеркал.
— Что мы наделали, Бриан! Я не понимаю! Как же это получилось?!
— Случайно, — соврал я, — просто попал, куда надо.
— Зачем ты светил ему на шею?!
— Руки дрожали, — тут я уже почти не врал.
— Ох, Бриан! Это же невозможно! — она смотрела на меня действительно растерянно и с отчаянием, — что же мне теперь делать?
— Да что с тобой? — я привлек ее к себе, как никогда мне хотелось уберечь ее и защитить, — ничего же страшного не происходит. Ты же видела, какой он! По-моему, замечательный.
— Вот именно! Он — чудо! И как же я теперь смогу его уничтожить?
— Никак, — сказал я, — зачем это делать? Что в нем страшного? Чем он так опасен?
— Он мог погубить Лесовию. А теперь может погубить всю планету.
— Он? Вот этот мальчик?!
— Этот Циклус!
— Кто бы он ни был, Эрна, — посмотрел я ей в глаза, — он еще ничего не сделал и ни в чем не виноват. Хотя бы ради меня, не убивай его. Он, конечно, твой…
— Он твой, — перебила она меня, — у Циклуса может быть только один хозяин. Слава Богу, это ты, а не кто-то другой.
Я вдруг понял, что устал ей врать, устал притворяться кем-то другим и контролировать каждое свое слово. Я хотел ее любви, всегда, жадно… но не обманом!
— А если… кто-то другой? — спросил я.
— О чем ты? — нахмурилась Эрна.
— О себе. Я ведь не Бриан.
— Да. И даже не похож на него. Я всегда это знала.
— Как это, не похож?!
— Вот так. Не знаю, почему другие этого не видят!
— Наверно, потому, что у них нет твоих глаз, — подивился я ее проницательности, — но я не похож и на Антония Скерцци.
— Как?! — отстранилась она, — кто же ты тогда?
— Актер, — сказал я, — и, видимо, неплохой. Все поверили, даже ты.
В полной растерянности она молчала.
— Я люблю тебя, — сказал я, — это чистая правда. И не так уж виноват… я просто хочу, чтобы ты знала…
— О чем?
— Я ведь говорил тебе, что родился в этом городе.
— Да.
— Я говорил, что меня тут знает каждая собака?
— Да. Ну и что?
— Я только не сказал, что Гвидо Тапиа — мой дед.
И я всякого ожидал, но не того ужаса, что исказил ее лицо. Эрна вскрикнула, отшатнулась от меня и схватилась за горло обеими руками, как будто хотела задушить себя самою.
— Ты?! Батисто Тапиа?
— Да, тот самый.
Она ничего больше не сказала и шатаясь пошла к двери. Это была ее комната, но она просто, ничего не видя, уходила от меня — женщина, которая клялась повсюду следовать за мной! Я догнал ее, я схватил ее, я развернул ее к себе лицом и тряс ее за плечи.
— Нет! Ты выслушай меня! Эрна! Мне плевать на других, но ты должна знать! Я невиновен! Если только в том, что балбес и пьяница! Меня опоили из этой дурацкой чаши, будь она проклята! Ты же знаешь, как это бывает! Ты сама мне рассказывала!
Она не слушала, а хотела только вырваться и сбежать.
— Эрна! Ты же знаешь, что Анриетта получила мою статую! Она опоила меня из чаши. А сам я ничего не помню! Неужели ты думаешь, я не любил свою сестру и детей? Просто в тот день я должен был играть Геракла, но спектакль отменили…
Зря я всё это выкрикивал, ей это было не нужно.
— Тебе опасно находиться в этом городе, — сказала Эрна окаменев.
— Ты мне не веришь? — окаменел и я.
— Верю.
И я понял, что что-то оборвалось между нами раз и навсегда. Она поцеловала меня, но губы ее были холодны и дрожали.
— Эрна, ты придешь ко мне сегодня?
Она молчала.
*
*
.
.
*
*
.
.
*20
Морозная звездная ночь проплывала над Стеклянным Городом. Медленно двигалась в волнах серых туч луна, летели куда-то созвездья, черными пирамидами выступали крыши, над ними врезались в темно-синюю бездну флюгера. Город спал.
Можно было сколько угодно прислушиваться к шагам, оглядываться на приоткрытую дверь, прижиматься лбом к холодному стеклу и слоняться тенью по комнате. Я уже знал, что она не придет. Не придет. Разлюбила. И хватит об этом.
Спал я чутко, наверно, во сне еще ждал чего-то. Дверь почти не скрипнула, шаги были чуть слышны, но я услышал. Открыл глаза и увидел в звездном свете высокую фигуру, она стояла надо мной, и в руке у нее что-то блестело. Прежде чем подумать, я закрылся подушкой. Нож увяз в пухе и перьях.
Второго удара не последовало, ночной гость бросился бежать, и в дверях, когда на секунду высветился его силуэт, мне показалось… нет, это было совершенно невозможно, мне показалось, что это был Амильо Алонский!
