— Ты помнишь еще что-нибудь из поэзии?
— Наверное.
— Почитай, прошу тебя. Я ничего уже не помню…
— Попробую, — пообещала я и тут же стала читать подвернувшееся в памяти любимое стихотворение:
Сердце, сердце, грозным строем встали беды пред тобой.
Ободрись! И встреть их грудью, и ударим на врагов!
Пусть везде, кругом засады, твердо стой, не трепещи.
Победишь — своей победы на показ не выставляй.
Победят — не огорчайся, запершись в дому, не плачь.
В меру радуйся удаче, в меру бедствиям горюй,
Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.
— Кто это? — спросил Квинтус.
— Древнегреческий поэт Архилох.
— А-а… А я и слышу какие-то знакомые мотивы. Сейчас среди дичито, к коим отношусь и я, как раз популярны подобные мысли о золотой середине и мере во всем… А из русских классиков ты ничего не помнишь?
— Помню и из классиков, — сказала я, но в голову снова явилось нечто иное:
В жемчугах, янтаре и кораллах
Снова осень на землю упала.
Растекается дымом лиловым,
Полыхает костром у земли.
В облаках, проплывающих мимо,
Напевает свирель пилигрима.
И трепещут опавшие листья,
Как печальные крылья мои…
— А это кто?
— Я.
— Хм… Как давно я не видел осени…
Я тоже вздохнула и стала читать "Еду ли ночью по улице темной…" Некрасова.
В тот день мы засиделись за полночь. Нам было о чем поговорить, что вспомнить. Потом я долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, а в голове всплывали все новые и новые стихи школьной программы, да и не только. У меня была хорошая память, и понравившееся стихотворение я запоминала со второго прочтения.
На утро все было по-прежнему, но в то же время и не совсем. Пея и бабушка Рипша сразу заметили перемену. Да и как тут было не заметить, если мы с Квинтусом общались теперь на непонятном для них языке.
За завтраком наш хозяин сделал важное заявление, которое, впрочем, меня навело на грустные мысли. Он объявил, что звезды предсказали ему смерть через два года, но перед этим, он пошлет прошение к консулу. Он собрался требовать для нас вольную. Да, Квинтус не был вечен. Рано или поздно он умрет, и у нас опять не будет дома. Конечно, если у нас появятся официальные документы, то, по крайней мере, мы обретем статус дичито. Но у меня больше не будет земляка… я снова останусь одна на чужой планете.
— Не грусти, Скубилар, — сказал мне Квинтус на цезарийском. — Я ведь еще жив. И вот что, чтоб ты не унывала, я все-таки подарю тебе платье.
Это немного развеяло мою грусть. Мы с Пеей вместе отправились в лавку, чтоб выбрать подходящую материю. Выбор, надо сказать, был не велик. Ткани здесь продавались лишь грубые, шерстяные или сотканные из растения наподобие земного льна. Шелка, привезенные издалека, были привилегией знати. Расцветки были небогаты, ведь ткачи использовали только природные краски. Тем не менее, мне удалось разыскать вполне неплохую легкую ткань нежно-зеленого цвета. Через два дня соседи Квинтуса с изумлением смотрели мне вслед. Их, конечно же, отнюдь не платье мое сногсшибательное удивляло, а я сама в нем.
— Обманул, хитрый мальчишка, оказался девчонкой, — объяснял им Квинтус, посмеиваясь в бороду.
Вскоре никто уже не стал считать меня парнем. Волосы мои отрастали. От сытой и беззаботной жизни я свежела и поправлялась. Когда мы с Пеей выходили по делам, на рынок за продуктами, к клиентам Квинтуса по поручениям, я не могла не замечать устремленные на нас взгляды, в основном мужские.
Постепенно я забывала Землю и всех, кто остался на ней. Эмброн становился моим новым домом и моей новой жизнью. В какой-то момент я поняла даже, как мне повезло. Ведь это и была та самая другая жизнь, о которой я и мечтать не могла на Земле. "Чем же я, сирота и воровка, заслужила ее?" — думала я иногда, и мне становилось страшно. Слишком уж все гладко складывалось теперь в моей жизни.
Видимо я чувствовала беду. Старик умер намного раньше отведенного ему звездами срока…
Однажды утром, придя в кабинет на занятия, я не застала его на месте. Это было не в его обыкновении. Обычно раньше всех вставала Рипша, чтоб приготовить завтрак, потом просыпался Квинтус, а уж затем мы с Пеей. Я всегда заставала его за столом, разбирающим свитки и карты, а теперь обнаружила вдруг кабинет пустым. Мне сразу стало не по себе, но ничего плохого я тогда подумать не посмела. Старость не радость, видимо он решил выспаться, — решила я тогда. Но все оказалось куда более печальным.
Старика хватил удар. Он с вечера еще лежал на полу своей комнаты, не в силах никого позвать на помощь. Да мы бы и не могли помочь ему. Он так и не пришел в сознание. Рипша предложила было позвать соседа, такого же лекаря, каким астрологом был Квинтус. Что мог он сделать? Предложить пустить ему кровь или влить в рот настойку из клыка мокроуса? Впрочем, и мои безутешные рыданья вряд ли могли помочь ему. Мы позвали соседа.
Квинтус был еще жив, когда явился этот эмбронский доктор, но надежд я уже не питала. Исход был ясен и неотвратим. Сосед сочувственно заохал и заахал, приложил свое ухо к груди старика, ощупал его конечности, заглянул в рот и сообщил нам, что Квинтус уже на пути в подземное царство.
Так и закончилось наше недолгое благоденствие. Мало того, поскольку Квинтус не успел послать прошение к консулу о наших вольных, то мы так и остались дэшу. Нас должны были распродать вместе с остальным имуществом астролога, а именно домом, мебелью и библиотекой. Правда, позора быть проданными наравне с кроватями, тумбочками и табуретками, нам удалось избежать. Мы снова вернулись к Мариусу. По непонятному закону Цезарии, если прежний владелец имущества, которое после смерти хозяина не передается по наследству, еще жив, то оно возвращается ему безвозмездно. Разумеется, Плавий принял нас. Бесплатно он с радостью готов был принять даже меня.
ГЛАВА 10
ПОД НАДЗОРОМ
Мариус уже успел распродать всех унчитос, и теперь ожидал нового поступления от раньядоров, которое должно было случиться не раньше, чем через три месяца. Нас он взял в свой дом, так как был уверен, что больше покупателей на нас не найдется. Но дома у него и так было полно рабов, так что нам вроде бы и делать было особенно нечего. Мариус имел поместье с виноградником, на котором работали около полусотни мужчин-рабов, в доме его было человек двадцать прислуги да просто так, на побегушках жили около десяти человек. Потому Эктору работы хватало. Но он старался почему-то, чтоб именно мне некогда было скучать, объясняя это хозяину тем, что пока, мол, я занята чем-нибудь, в голове моей не рождается планов побега. Так что, как только я переступила порог дома Мариуса, на меня тут же перевалили все нудную и грязную работу по дому. Я должна была трудиться от рассвета до заката, отмывая до блеска мраморные полы, стены и мебель, вычищая жаровни, котлы и амфоры на кухне, выбивая перины и подушки и выполняя любую работу, в то время как многочисленные дэшу целыми днями слонялись без дела. Я стойко переносила их насмешки и издевательства Эктора, который следил за тем, чтоб я не сидела без дела ни минуты.
Впрочем, надсмотрщик не был единственной преградой между мной и свободой, ведь я находилось под его бдительной охраной лишь днем. А ночь — это было мое время. Когда-то это было час лисы-воровки, а теперь — бигару. Время для бегства и избавления от рабства, но… Поместье Мариуса охранялось по ночам сварой ужасных гомусов. Я могла бы без труда преодолеть двухметровый забор, испещренный выступами и выбоинами, легко смогла бы открыть незамысловатый замок, запирающий нашу дверь на ночь, но пройти мимо людоедов — вряд ли. А значит, я должна была действовать днем, а для этого необходимо было усыпить бдительность Мариуса, а главное — Эктора.
Я удивила работорговца, явившись пред его очами в платье. И еще больше удивился он, узнав, что я не только не сбежала от старика Квинтуса, но даже и не собиралась этого делать. Мариус поинтересовался, не изменила ли я своим убеждениям.
— Может быть и изменила, — ответила я кротко.
Работорговец просиял и очевидно поверил мне. Но я не собиралась изменять своим принципам, я изменила лишь свою тактику. Я снова разрабатывала план. После смерти и похорон Квинтуса, мы еще почти сутки пробыли в его доме. И все это время, от заката и до заката я провела в библиотеке астролога. Только под вечер следующего дня, когда за нами вот-вот должны были придти охранники Мариуса, я нашла то, что искала. Это была старая, времен древних завоеваний, навигационная карта, показывающая путь к острову Самарьяр.
Для того чтоб попасть туда, мне нужно было добраться до северной провинции Турлон, затем пробраться сквозь римские военные кордоны в земли варваров, где по слухам бродили на свободе жуткие гомусы. И только пройдя эти земли, мне удастся подойти к Холодному морю. А как преодолеть эту водную преграду, я не задумывалась. По сравнению с тем, на что мне нужно будет пойти, чтоб пробраться на север, это не казалось тогда мне большой проблемой.
