Вот и я испытала на себе беспощадное жало плетки. "Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой. Ободрись! И встреть их грудью"! Я не позволяла себе закричать, хотя Эктор очень старался выбить из меня отчаянный крик боли. Он прилагал к этому всю свою силу, злость и ненависть. Мне на грудь одна за другой капали капли крови из прокушенной губы. Я, словно бешеная лисица, до одурения сжимала зубы и чувствовала во рту солоноватый вкус. Я изо всех сил прикусывала губу, чтоб не закричать, чтоб не возрадовался разъяренный Эктор, чтоб не возликовали собравшиеся вокруг лобного места и жаждущие зрелища рабы и рабыни. Надсмотрщик уставал и сбивался со счета, я уплывала в темноту. Меня обливали водой, и счет начинался заново. Один! Два! Три! — вторил восторженный хор. Сколько я еще выдержу, им было интересно. Язык во рту распух, горло — будто исчезло. Я не могла бы, наверное, закричать, даже если бы и захотела… Четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… "Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой…" Снова холодный душ, и снова — белой, тусклой пеленой перед глазами свет. На спине больше нет живого места? Почему остановились? Ах, да. Я едва ощутила острые укусы множества иголок на правой лопатке. Черной меткой оставили они на моей коже знак зависимости — D. Сколько мне еще осталось дышать, столько же теперь пробудет со мной и рабское клеймо. Я надеялась, что умру, не чувствуя уже ни боли, ни унижения. Сердце, сердце…
Я не помнила, как меня бросили на солому в мой прежний угол. Я очнулась поздним вечером на коленях у Пеи. Рядом сидела бабушка Рипша, колдуя над моей спиной. Она смазывала ее чем-то ужасно дерущим и дурнопахнущим. Я боялась пошевелиться, не желая больше ощущать свое истерзанное тело. Из глаз, наконец-то, хлынула соленая влага, а застывший в горле крик вырвался на волю лишь глухим стоном.
— Она очнулась, — услышала я растерянный голос.
Пред глазами возникло морщинистое лицо Рипши.
— Губа распухла, — констатировала она. — Надо тоже смазать. Быстро пройдет.
— Не надо, — простонала я. Теперь мне захотелось стать капризным ребенком.
Но бабушка Рипша не собиралась слушать меня. Она приподняла мою голову и ткнула вонючей тряпицей в угол моего рта.
— Я и раньше слышала, что бигару выносливы, но никогда не видела, до какой степени, — сказала она Пее.
— Тебе не было больно? — спросила меня эта глупая девчонка.
— Мне и сейчас больно, просто дьявольская боль, — вымолвила я.
— Я бы орала как проклятая, даже если бы меня пару раз ударили плеткой, — с наивным восхищением сказала Пея.
— Бигару гордые, — пояснила ей Рипша, значительно кивнув головой.
А может быть, я действительно бигару и всегда была? А та прошлая моя жизнь на Земле уж не приснилась ли мне? И Куч, и ребята из банды, и Боскус… Все они были лишь сном, странным, глупым сном, который я почему-то считала своей жизнью. А настоящее мое — вот оно: Эктор, Мариус, Пея… А я — бигару, и смысл моей жизни — сквозь тернии к свободе. Через заборы, кордоны, моря… во что бы то ни стало… не смотря ни на что… на свободу. Через боль, кровь, отчаянье… на свободу, словно вон из собственной кожи…
— Ты хотела сбежать к своим? — снова услышала я голос Пеи. — Эктор показывал нам карту, которую он у тебя нашел. Это был путь к острову Самарьяр.
Я промолчала.
— Тебе ни за что не добраться туда без вольной, — сочувственно продолжила моя подруга, поняв, что молчание и есть мой ответ. — Это ведь так далеко. Одинокая девушка без хозяина, отца или мужа у любого солдата вызовет подозрения, и если он не найдет у тебя документов, тут же отправит в тюрьму, а оттуда снова на распродажу. А теперь у тебя и вовсе клеймо…
За стеной послышались уверенные шаги. Это несомненно был Эктор. Пея и Рипша тут же отсели подальше от меня. И правильно сделали: сочувствовать мне — это для надсмотрщика значило то же самое, что разделять мои взгляды. Им могло достаться не меньше чем мне. И почему я не смогла тогда в лагере воткнуть в Эктора клинок? Почему не решилась? Может быть, была бы уже на полпути к Холодному морю.
Он вошел в нашу темную конуру.
— Живая? — спросил он, светя на меня чадящим фонарем.
Никто ему не ответил. Тогда он подошел и рывком развернул меня на спину. Я не могла сдержаться и застонала, потому что в истерзанную и окровавленную мою плоть вонзились тысяча острых соломинок.
— Живучая, — произнес он с досадой.
— Я до тебя доберусь, — прошептала я, с ненавистью глядя на темный силуэт.
Эктор развеселился.
— Она видимо в бреду.
— Я тебе убью, обещаю, — подтвердила я тихо, потому что из-за распухшей губы едва ли вообще могла разговаривать.
Он снова рассмеялся и присел ко мне. Присмотревшись, он, очевидно, понял, что я не в бреду и взгляд мой не затуманен.
— Берегись, — снова вымолвила я и почувствовала, как по подбородку снова побежала теплая струйка.
Надсмотрщик перестал хохотать и резко схватил меня за волосы.
— Завтра! Снова за работу! И никакого отдыха! Никаких лекарей! Посмотрим, кто из нас первым спуститься в подземное царство мертвых.
Я не помнила, как он ушел, потому что то ли отключилась, то ли уснула. Но мне показалось, что он и не отлучался, так как, очнувшись от жесткого толчка, я снова увидела его ненавистное лицо.
— Пора вставать, — ехидно изрекло оно и растянулось в противной улыбке.
Антэ еще не взошел. Было очень раннее утро в сером тумане. За спиной у надсмотрщика стояла заспанная и злая дэшу-экономка, которая держала в руках новое платье грубейшей выделки. Моя же одежда, превратившаяся в кровавые лохмотья, валялась тут же рядом. Выбор туалета был не случаен: даже самая нежная шелкова материя была бы сейчас нестерпимой пыткой для моей спины. А эти ужасные платья не носила ни одна из домашних дэшу Мариуса. Их надевали только предназначавшимся на продажу рабыням, да и то только до тех пор, пока они не обретали новых хозяев.
Мне пришлось подняться и взять своё пыточное платье. Эктор молча следил за мной все то время, пока я надевала его, сжав челюсти. Облачившись, я не сразу смогла выпрямиться: кровь спеклась на спине. Но стоять перед надсмотрщиком согбенной я не хотела. Превозмогая ужасную боль, я расправила плечи. Пусть не думает, что сломил меня. Я не сломалась. Мои мысли и устремления остались при мне. Я все равно сбегу. Теперь это стало делом чести бигару. А честь отстаивают даже ценой жизни.
— Интересно, о чем ты сейчас думаешь? — поинтересовался он. — Могу поспорить, что о том, насколько неудобен тебе твой наряд.
Он явно злорадствовал и не пытался скрывать этого.
— Скажи-ка, ты все еще хочешь сбежать? Я не отбил у тебя эту охоту?
Я не смогла ответить, хотя дерзкий и вызывающий ответ вертелся у меня на языке. Слишком плотно были сжаты от боли зубы. Он вполне мог бы убить меня. Перед Мариусом у него было оправдание. Почему же не сделал этого? Неужели он задался целью растоптать, прежде всего, мою волю, убить во мне стремление к независимости? Потом, когда он подвел меня к грязным кухонным котлам, которые мне предстояло выскоблить до блеска, я задала свой вопрос:
— Почему ты сразу не убил меня?
Он уже собирался отойти, но остановился и повернулся ко мне.
— Хочу, чтоб ты мучилась как можно дольше.
— Сколько в тебе ненависти! — сочувственно проговорила я. Злиться я была еще не в силах.
— Я ненавижу только вас, бигару! — ткнув кулаком в мое плечо, воскликнул Эктор.
— За что?
— За хаос, который вы вносите в порядок!
Я понимала, что бесполезно доказывать ему что-то, тем более что мой рот открывался с трудом, но не могла позволить ему сказать слово последним.
— Это неправильный порядок, когда один человек владеет другим!
— Так угодно богам! И не тебе, дерзкая дэшу, пытаться изменить существующий мир!
— Я знаю, что не смогу изменить его. Но свою судьбу я намерена изменить. Я все равно стану свободной! Или умру!
— Так значит, плеть тебя не образумила?
"Нет! Не образумила! Этого не будет никогда! Можешь забить меня до смерти, но меня тебе не переломить!" — собиралась выкрикнуть я, но вдруг ощутила, как из искусанной губы снова потекла кровь и, вытирая ее рукавом, я неожиданно даже для самой себя попросила:
— Отпусти меня, и у тебя больше не будет этой проблемы. Не нужно будет вставать чуть свет, постоянно следить за мной, придумывать мне новую работу.
— Отпустить?!! — изумился надсмотрщик. — Тебя поймают, не успеешь выйти даже из Маркузы. И приведут обратно.
— Меня не поймают.
— Глупая, самоуверенная дэшу! И куда ты пойдешь?!! Никакого острова Самарьяр не существует! Нет его! Это всего лишь легенда!
— Не правда! Он существует! Откуда тогда карта? — воскликнула я, зажимая рукой кровоточащую ранку.
— Это просто картинка.
