своей клятве, еще не раз возвращался в Малгиум, чтобы испепелить заново отстроенный город. Ашшур тоже оказался под властью Хаммурапи после внезапной (но случайной ли?) кончины Шамши-Адада.
Войско, благословленное Эррой, не знало поражений. Бог войны давал царю мудрые стратегические советы, наполнял сердца его воинов отвагой и жаждой сраженья. Единственное, что смущало владыку Кадингирры, это жестокость Эрры, – воплощаясь в телах смертных и ведя за собой лучших из лучших, он не останавливался, пока не вырезал всех на своем пути. Он убивал людей даже тогда, когда те молили о пощаде. Он стирал с лица земли целые поселения, вместе со всеми жителями, истребляя даже скот и сжигая за собой все, что могло гореть. Воины, что шли за ним, преисполнялись неистовства и сами становились подобны богам – их удары были неотразимы, а скорость движений позволяла им ловить стрелы и камни, выпущенные из пращей.
Вся ойкумена вскоре узнала об Эрре, который нередко сталкивался с другими местными богами, чаще всего – в бою. Тишпака, бога поединщиков, что покровительствовал Эшнунне, он сразил в своем истинном облике. Тогда на чистом безоблачном небе над двумя армиями блистали алые молнии и грохотал такой гром, что, казалось, свод небесный вот-вот расколется надвое. Но поединок двух незримых сущностей оказался недолгим и завершился кровавым дождем, обильно выпавшим по всему бассейну Диялы.
Участь Иншушинака, бога, который благоволил Сузиане, Эрра решил иначе. Они оба воплотились в смертных телах – Эрра, как обычно, занял тело павшего воина, но Иншушинак подчинил себе еще живой сосуд, испепелив дух, которому тот был дарован при рождении. Этот поступок привел Эрру в еще большую ярость – он жестоко играл со своим божественным врагом, позволив тому несколько раз зацепить себя длинным изогнутым клинком, а затем внезапно прикончил его единственным ударом в шею. Ударом, которого глаза смертных не различили.
А в следующее мгновение Эрра выкрикнул короткое слово, которого никто не понял, но каждый воин, услышавший его, ощутил, как ледяной холод пронзил ему позвоночник, а ноги предательски подогнулись. Бог войны подскочил к опадающему телу врага и с мерзким хрустом вскрыл его грудь голыми руками. Он достал трепещущее сердце, в котором силой его воли все еще была заключена суть бога Сузианы, и проглотил его, нереально широко раскрыв окровавленный рот.
В тот миг, когда воины Кадингирры взорвались ревом восторга от кровавого зрелища, Хаммурапи понял, что не только восхищается Эррой. Он переглянулся с Ниску и увидел, чего его военачальник чувствует то же самое. Страх перед жестоким чудовищем, которого они сами создали.
Однако Эрра был их самым верным союзником, он подарил Хаммурапи империю, о которой наследник Син-мубаллита грезил с малых лет. А в свободное от войны время бог предавался гедонизму в обществе других высших сущностей шумера и аккада. Его крутой привлекал внимание многих богинь и Эрра пользовался этим обстоятельством без всякого стеснения.
На перистых ложах небесных дворцов, созданных фантазиями, надеждами и фанатичной верой смертных, Эрра распалял страсть богинь (как юных, так и тех, что были много старше него) и утопал вместе с ними в бездне наслаждения. О, в этом смысле боги едва ли отличаются от людей! И также как многие смертные мужчины, Эрра никак не мог остановиться…
Сначала была Мами, потом Мамиту, ее сменила Нинхурсаг, затем были Дингирмах, Ки, Ураш, Нинсина, Нунгаль… вскоре он и сам запутался в именах. К слову сказать, Эрра бывал не только в небесных, но и в подземных дворцах. В темных галереях, что никогда не видели дневного света, и очень немногим богам посчастливилось созерцать их жестокое великолепие.
Именно такими были Чертоги Эрешкигаль, покровительницы Ир-каллы, «земли, из которой нет возврата». Так шумеры довольно пресловуто именовали посмертную реальность. Но Эрру это едва ли смущало, особенно когда он имел удовольствие созерцать стройную, исполненную внутренней силы фигуру Эрешкигаль в облегающих кожаных одеждах. Ее глубокие глаза цвета тени, что в лунную ночь пляшет у распаленного костра, покорили сердце бога войны, хотя многие (и он сам – в числе первых) были уверены, что нет у него никакого сердца.
Тем не менее, он положил немало лет на то, чтобы подобраться к таинственной богине, с которой смели заговорить разве что Ану, Энлиль и Мардук. Как он и предполагал, покров ледяной неприступности оказался напускным и служил лишь одной цели – отсечь лишние вопросы.
– Но едва ли таким образом ты избавишься от лишнего внимания, – философски заметил бог войны, потягивая кровавое вино из высокого бокала. Он расположился на краю узкого ложа, устланного шкурами гепардов, волков и гиен. Ложе было удобным, но явно рассчитанным лишь на одну персону. Эрра уже придумал, как решить эту проблему…
– Боги что люди, – усмехнулась Эрешкигаль, обходя разнежившегося Эрру по кругу и плавно покачивая изящными бедрами. В ее пластичных движениях угадывалась двусмысленность, больше чем обычно. – Они весьма любопытны. Но для ответов им всегда чего-то не хватает – времени, сил, храбрости. Чаще храбрости.
– Поэтому я сейчас здесь, – с нескрываемой гордостью, изрядно подпитанной кровавым вином, проговорил Эрра. Он беззастенчиво полулежал на мягких шкурах, опираясь на согнутые локти. Легкая туника эффектно подчеркивала рельефные изгибы его могучей фигуры. – Потому что из всех правил есть исключения.
– А что происходит, когда сближаются два исключения? – Эрешкигаль оперлась о край ложа и, по-кошачьи плавно перебирая руками, приблизилась к Эрре, остановившись так близко, что он мог уловить ее холодное, терпкое от вина дыхание. – Мудрецы севера говорят, что они неминуемо отталкиваются.
– Лгут, – прошептал Эрра, одним слитным движением обхватывая Эрешкигаль за талию и увлекая на шкуры. Теперь он оказался сверху. – Все лгут.
– А ты? – она отбросила бокал и осколки горного кварца со звоном разлетелись по каменному полу. Ее руки скользнули по его груди вверх и обхватили голову, нежно, но сильно.
– Никогда, – с жаром ответил он, отбрасывая свой бокал. – Только не тебе, – И прежде, чем под каменными сводами вновь раскатился звон бьющегося хрусталя, его губы уже впились в ее шею, спускаясь все ниже и ниже, оставляя на мраморно-белой коже рваную дорожку исполненных страсти поцелуев, которые лукаво поблескивали в отсветах пламени, что неистово билось в металлическом плену жаровен подземного чертога.
Эрру действительно трудно было обвинить во лжи. Ведь он ничего не обещал, поэтому счел закономерной ситуацию, когда однажды просто покинул каменные лабиринты Ир-каллы. Тем более, что у него был веский повод – Хаммурапи покорял Элам, а
