«На субботу».
– То есть на субботу, ты права, Салли, – поправилась я. И замолчала, не решаясь назвать последнее имя, потому что Йену этот человек не нравился никогда. – И… и, в общем, Дино Висконти. Мы встречались, потом расстались, до сих пор дружим, и квартиру я снимаю сейчас на его имя.
Я ёрзала на стуле, взгляд у меня бегал, и в целом ситуация выглядела совершенно по-идиотски, но, к счастью, Хорхе действительно повёл себя как джентльмен и не стал спрашивать ничего лишнего.
– Хорошо, я понял, – кивнул он. – Думаю, у нас есть ещё запас времени. После заката мы навестим ваших близких, а до тех пор постарайтесь отдохнуть и запастись силами, Урсула. Я оставлю открытыми несколько дверей; используйте эти помещения свободно. До вечера, – и он поднялся.
Зачем-то я вскочила тоже.
– Да, до вечера! И спасибо за всё, правда.
Хорхе качнул головой, точно говоря: «Не стоит» – и вышел из комнаты. На пороге он задержался, точно ждал, что я скажу что-то ещё, но, так и не услышав, исчез. И, когда мы остались одни, на периферии сознания появилась отчётливо не моя мысль:
«Тихих снов».
– Йен? – переспросила я вслух.
«Это он, – охотно сдала его Салли. И добавила: – Грустит».
«Ничего подобного, это называется сентиментальность, моя дорогая психопатка, – неубедительно возмутился чародей. – И замечу, что Хорхе прав – вечер будет насыщенным и длинным, стоит к нему подготовиться».
Забавно, но двери, которые упоминал Хорхе, я заметила только через час, когда в подробностях изучила иллюзорный пейзаж за ненастоящим окном, зачем-то перетащила в другую часть комнаты стол и стулья и сделала растяжку, поддавшись на уговоры Салли. Единственное, что оправдывает мою беспрецедентную внимательность – они и на двери-то похожи не были, просто воздух начинал дрожать и колебаться, стоило присмотреться повнимательней или подойти поближе.
Первый проход вёл то ли в сумрачный сад, то ли в библиотеку. Там приятно пахло, да и лестницы, увитые плющом, так и манили прогуляться, но круглые совиные глаза, вспыхивающие то там, то здесь, горели слишком крипово. Вторая дверь возвращала меня в спальню и смежные с ней помещения с удобствами. Третья открывалась в какой-то выставочный зал или запасник музея; там было много странных вещей под стеклянными колпаками, и, честно говоря, я как-то не горела желанием бродить в доме чародея среди хрупких экспонатов – разобью что-нибудь случайно, а оно меня сожрёт или проклянёт… А вот за четвёртой дверью оказался ночной луг, окутанный кисловатым запахом незнакомых цветов. Ветер колыхал бескрайнее море травы, а чуть вдали виднелся подсвеченный каменный круг, и когда Йен его увидел, то прямо загорелся.
«Уступи мне своё тело, солнце, – попросил он вкрадчиво, но настойчиво – меня изнутри точно жаром обдало. – Часа на два, я обещаю, что не сотворю с ним ничего постыдного или неприятного. Напротив, ты останешься полностью удовлетворённой».
Я подошла поближе и рассмотрела каменную платформу. Выглядела она безопасно… в конце концов, Хорхе ведь не стал бы оставлять мне ничего потенциально вредного, так ведь?
– Не знаю даже, – протянула я и мыском ботинка потрогала светящийся камень. Ничего не произошло. – Слушай, а ты не пытался, ну, я не знаю… Нормально со мной разговаривать? Без пошлых шуточек? Ты ведь…
«…не такой на самом деле», – хотела я сказать, но благоразумно проглотила окончание. Йен, впрочем, только хмыкнул.
«Ещё месяц назад, милая, ты делала вид, что меня вообще не существует, а реагировала только тогда, когда я говорил что-нибудь совершенно возмутительное на твой взгляд. И тебе идёт румянец», – добавил он совершенно спокойно.
Лицо у меня, подозреваю, стало пунцовым.
– Ладно, – выдохнула я, прижимая ладони к щекам. – Договорились, меняемся на два часа. Но ты не делаешь ничего странного! И потом рассказываешь мне ещё чего-нибудь про медиумов, ладно?
«Я весь в твоём распоряжении», – мурлыкнул он, и по спине мурашки пробежали.
Позёр.
Совершить рокировку в этот раз было ещё проще – словно шагнуть назад, но не всем телом, а только сознанием. Возник в какой-то момент страх, что Йен опять изменит облик, но ничего такого не произошло – естественно, сил у него на такие фокусы не хватало. И обещание он сдержал – повёл себя вполне нормально, только потянулся на пробу и крутанулся на мыске, как балерина, а потом забрался на платформу, в самый центр, и уселся там, замысловато подогнув ноги под себя.
– У тебя гибкое тело, – заметил Йен, прикрыв глаза. Голос неуловимо изменился; слышать его со стороны было немного неловко, словно реплики озвучивала какая-то другая женщина, актриса или певичка из ночного кабаре. – Никогда не обращал на это внимание, но ты одними тренировками добилась того, чего многие чародеи не могут достигнуть даже с помощью магии.
Ну, за тренировки надо сказать спасибо Салли…
– Я потом её поблагодарю, – усмехнулся он моими губами. Сейчас, со стороны, рот выглядел почти пунцовым – нет, правда, у меня внешность намного скромнее, это точно из-за Йена. – Уже даже придумал, как именно, надо только добраться до мастерских Датура… Впрочем, позже.
Он набрал в грудь воздух – и тихо запел.
Мне захотелось заткнуть уши, честно.
Честное слово, его спасало только то, что пел он действительно тихо, потому что никакой безупречный чародейский слух не мог компенсировать полное отсутствие голоса.
«Расслабься, – мысленно посоветовал Йен, не отвлекаясь. – В чарах главное – намерение, поэтому сойдёт. И ты слишком строга к своему голосу, просто мало кто может сравниться с моим великолепием».
С самомнением, дорогой. Правильно говорить – «с самомнением».
Он сбился, расхохотался, и я пообещала себе больше его не отвлекать – видеть со стороны своё тело таким было… неловко. Сперва и впрямь ничего не происходило, Йен просто сидел и пел – не так плохо, как мне показалось с самого начала, кстати; потом камни начали светиться сильнее, сильнее, наконец сияние стало невыносимым – и начало перетекать в его тело, то есть в моё, конечно.
И это было приятно.
Из-за свечения и песни через какое-то время я словно впала в транс. Больше всего моё состояние напоминало сон наяву, когда всё понимаешь, воспринимаешь, но двигаться не можешь – да и не хочется. Салли тоже была где-то поблизости; иногда она виделась мне стальной паутиной, иногда – тёмным расплывчатым пятном, изредка проскальзывал образ седой женщины с молодым лицом, наверное, потому, что сегодня я вспоминала морг. Потом пение прекратилось, и свет понемногу угас; постепенно ощущение реальности возвращалось, но полностью я очнулась лишь тогда, когда увидела, как Йен задумчиво облизывает пальцы и влажными подушечками водит по губам.
Меня как разрядом прошило: что он делает? Что себе позволяет в чужом теле?
– Урсула?.. – растерянно откликнулся Йен, оборачиваясь, и я с запозданием осознала, что никакого злого умысла в этом не было.
Он просто размышлял, ушёл в себя настолько, что машинально вернулся к старым привычкам и жестам – не для того чтобы меня подразнить, а случайно.
– Извини, – улыбнулся он мягко, и моё-чужое-неузнаваемое лицо показалось со стороны почти красивым. – Да, встряли мы… Меняемся обратно?
Возвращение получилось естественным – точно маятник дошёл до высшей точки и под собственной тяжестью качнулся назад. Тело ощущалось лёгким; ничего не болело – ни заживающие царапины, ни перенапряжённые мышцы, ни даже синяк на бедре, который я заработала давно уже, в «Норе», когда налетела на столик. И только кончики пальцев слегка покалывало, словно там собиралось электричество… кожа, ещё влажная там, где он неосознанно провёл языком.
– Я не слышала, о чём ты задумался, – зачем-то сказала я.
«Мне тоже слышны не все твои мысли, – ответил Йен так же рассеянно. – Что вполне естественно. Всё-таки мы – не единое существо, хотя и разделяем между собой многое. Но, поверь, ничего интересного ты не упустила – я просто вспоминал прошлое».
