тоже согласились, но, скорее, потому что им не выдержать натиска объединённой армии королей. Они пошли на компромисс. Они дали слово не пересекать Последний Хребет при условии, что никто не придёт на их территорию, не будет мешать им жить по их варварским законам, поклоняться Тьме и заниматься колдовством. Они вызывают у нас ненависть и страх, но мы держим слово. И вдруг оказалось, что их колдунья надела корону королевы Дикта.
— Её разоблачил Юдел?
— Да. Но по мне лучше б он этого не делал. Говорят, что это Шила, вернее ведьма Кирлина наслала на Кибелла смертельный недуг. Я в это не верю. Я знал её лучше других. Может, даже лучше её мужа, поскольку он был ослеплён любовью. Она была не ангелом, но она искренне любила его. Я помог ей бежать.
— У них не было детей?
— Мальчик. Он родился уже за Последним Хребтом, но Кибелл в ярости лишил его права наследования, — Энгас ненадолго замолчал, вспоминая те дни, и его лицо становилось всё мрачнее. — С этого всё и началось. Король был не только в ярости, он был в отчаянии. У него выбили почву из-под ног. Он любил жену и не находил себе места. Ни я, ни Реймей, ни Хэрлан — старший по положению из сыновей Аматесу, ни Донгор не могли утешить его. Мы желали ему добра, но нам не удалось справиться с ночью, окутавшей его сердце. И тут снова встрял Юдел. Он сказал, что для того, чтоб развеять такую печаль нужны особые средства. Это он ввёл в моду эти костюмы и причёски, это он начал устраивать ночные пиры, о которых говорят с таким отвращением, это он, когда убедился, что король не хочет больше смотреть на женщин, подсунул ему эту тварь Миккелу. Кибелл вроде оправился, повеселел, и, хотя всё это не нравилось мне, я готов был смириться ради его блага. Я надеялся, что, когда он успокоиться, эти затеи перестанут интересовать его. Но когда ушла одна беда, пришла другая.
Он снова замолчал, нервно колотя палкой по углям.
— Кибелл всегда отличался огромной силой и бурным темпераментом, — тихо продолжил он. — Реймей постоянно давал ему успокаивающие травы, чтоб унять его неистовство. Но однажды он пришёл ко мне и с тревогой сообщил, что Кибелл просит у него возбуждающие средства. Так и обнаружилась эта болезнь. Король постепенно слабел, впадая в зависимость от Юдела и Микеллы. Может, я и ошибаюсь, но мне казалось, что они лишь вредят ему. Тогда я уговорил его отправить Юдела к баларам, поскольку прежний посол умер. Как ни странно, тот не стал противиться воле короля и улетел. Мне постепенно удалось оттеснить от Кибелла Микеллу и снова приблизить к трону старых друзей, на которых можно положиться. Но уже поздно. Наш король обречён, и всё это лишь дело времени. Всё, что мы можем, — это надеяться на чудо.
Он поднял на меня глаза. Особой надежды в них не было.
— Чудеса ещё случаются в этом мире, — произнесла я. — Но делают их люди. Не знаю как, но я постараюсь помочь вам. Если вы поможете мне.
— За нами дело не станет, — устало кивнул Энгас. — Давай спать. Путь до Зелёного озера неблизкий, а я должен как можно скорее вернуться обратно. Я стараюсь не покидать Кибелла надолго. Конечно, от Хэрлана и Реймея ему будет больше пользы, но мне спокойнее, когда я рядом.
Он лёг на траву возле костра и, потянувшись, расслабился.
— Последний вопрос, Энгас, — проговорила я, укладываясь по другую сторону. — Почему Кибелл выбрал для нас Зелёное озеро?
— Это место грозит вам рядом испытаний, но если вы пройдёте их с честью, то обретёте дополнительные силы, — пробормотал он, засыпая. — К тому же Зелёное озеро подступает как раз к Последнему Хребту.
III
Ночью мне приснился Алик. Он лежал в своей плетёной колыбельке, вцепившись ручками в перекладинку и сосредоточенно разглядывая свои кулачки. Глазки у него были тёмные и блестящие, как у отца, и такие же внимательные. Я даже не заметила, как Алик вдруг превратился в Кристофа, рассматривающего с помощью лупы почерневший от времени клинок. Он так же был поглощён исследованием, как только что его сын. Потом откуда-то возник маленький чешуйчатый рокнарец, пыжившийся от гордости.
— Вынужден вас огорчить, — задумчиво пробормотал Кристоф. — Это никак не может быть меч Карла Смелого. Судя по клейму, это работа Моума Ганса из Золингена, работавшего в начале семнадцатого века, то есть уже после смерти герцога Бургундии.
— Кто на Рокнаре об этом знает? — нимало не смутившись, заметил рокнарец.
— Я. А значит, узнает любой, кому вы попытаетесь всучить этот раритет. Благородное оружие не должно быть предметом мошенничества. Оно предназначено для защиты справедливости.
И рокнарец отступил перед сверкающим лезвием. Но это уже был не рокнарец, а какой-то незнакомый мне рыцарь с длинными волосами. На нём мерцали чёрные доспехи с вправленными в ромбовидную оправу почерневшими кристаллами. А сверкающий меч оказался уже в моей руке.
— Меч — оружие дураков, — усмехнулся мой соперник. — Оружие мудрых — интрига… Сразимся или слабо?
Доспехи рассыпались на моих глазах, и из них выпорхнула огромная летучая мышь.
— Мы ещё увидимся, Бергара! — послышался давно забытый голос моей вечной противницы. — Это всё никогда не кончится.
Я открыла глаза и увидела над собой бледно-голубое небо. Было раннее утро. Энгас лежал неподвижно возле погасшего костра, а рядом сидел заспанный Тахо. Он кутался в светло-серый плащ и жевал пирог.
— Выспался? — шёпотом спросила я.
— Неа, — мотнул головой щенок. — Но дальше спать холодно было. И есть хотелось. Чего-нибудь попить нету?
— Фляжка в сумке, — я встала и потянулась.
День обещал быть солнечным. Птицы уже пробовали голоса в кронах деревьев.
— Там вино. Детям алкоголь нельзя, — наставительно заявил Тахо.
— Ладно, не прикидывайся бойскаутом, — проворчала я. — Как будто вина не пробовал. К тому же этим вином допьяна не напьёшься. Или пей, или иди ищи воду.
— Ладно, — Тахо ловко вытянул из сумки Энгаса фляжку. — Но я дяде скажу, что ты меня спаивала.
— Он не поверит.
Энгас зашевелился и открыл глаза. Его взъерошенная причёска выглядела ещё хуже, чем вчера, а макияж несколько поблёк. Тахо показал ему фляжкой на меня.
— Это она разрешила взять.
Энгас что-то промычал, с трудом поднялся и пошёл на край поляны. Там он встал на колени и, нагнувшись, зачерпнул воду.
— О, смотри-ка, там, кажется, ручей! — воскликнула я. — Ну, положи фляжку и отправляйся пить воду, как собирался.
— Ага, щас! — фыркнул щенок, и я узнала незабвенную интонацию его незабвенного дяди.
Энгас
