— знак уважения?
— Да, но… Эта резиденция пустует уже много лет, потому что здесь, за Последним Хребтом начинается Болотная Страна, территория врагов Дикта. Они жестоки и коварны. Для вас это не только знак уважения, но и одно из испытаний.
— Одно из? — зарычал Тахо. — Что, ещё будут и другие?
— Ещё одно ждёт вас через несколько минут, но оно не опасно. Просто вам надлежит сделать правильный выбор.
Дорога аккуратно свернула и вышла из-под шатра леса на большую круглую поляну. Прямо посреди неё стоял высокий золотистый дом с остроконечной крышей. Широкое крыльцо гостеприимно протягивало руку нам навстречу. Окна улыбались весёлой резьбой ставен.
— Можете жить здесь, — произнёс Энгас, спешившись.
Мы последовали его примеру, и он ввёл нас в дом по тёплым широким ступеням. Мы шли по просторным комнатам с высокими потолками, где сам воздух был пронизан светом и теплом. Полупрозрачные стены излучали этот свет, преобразуя падающие на крышу солнечные лучи. Мебели было мало: невысокие столики, широкие скамьи, низкие возвышения для сна, и всё это было выточено из того же диктионского янтаря. Окна во всём доме были распахнуты, и на полу в углах лежали целые кучи прозрачных сухих листьев золотого цвета. Если даже опавшая листва, пролежавшая здесь столько лет, сохранила свой цвет, то какая же энергия должна концентрироваться в этих стенах?
— Идите сюда, я покажу вам зал для медитаций, — сказал Энгас, и его мрачное лицо показалось мне слишком уж явным диссонансом с окружающей красотой и моим собственным восторгом.
Он повёл нас в большой зал, где потолок подпирали тонкие витые колонны. Он был пуст, только в самом центре возвышалась выточенная из янтаря подушка. Она была такой округлой и гладкой, что казалась мягкой, и лишь матовый блеск напоминал о её каменной жёсткости.
Окон в зале не было, как, впрочем, и внешней стены, в которой их можно было прорубить. Зал был распахнут на улицу. От поросшего высокой травой двора его отделял только парапет, украшенный рельефным орнаментом. Здесь дышалось ещё легче, чем в лесу, словно свежесть и ароматы леса помножились друг на друга. И прямо отсюда открывался великолепный вид на широкий двор, расцвеченный яркими цветами, на ветвистый дуб, стоявший неподалёку, на веселый зелёный лес, стеной вставший за его спиной, а выше, над кронами деревьев темнели изломами крутые скалы, переходящие в голубую гору, уступами поднимающуюся к самому небу, лучезарному, как сапфир. И пока мой взгляд скользил всё выше от пёстрого разноцветья двора до безоблачных небес, я чувствовала, как замирает сердце и где-то в глубине души нарастает разрыв между реальным миром и этой идиллией, и как этот разрыв тает, делая реальность частью мечты и, как мечта и реальность тают, оставляя место лишь для лазурного сияния.
А потом на уступе горы, на фоне этого сияния, я заметила тёмный усечённый конус в окружении радужного ореола. Я зажмурилась, до боли сжав веки, и снова открыла глаза. Видение не исчезло. Древняя башня из почерневших от времени и непогоды валунов всё также темнела, в перекрестье лучей. И я узнала эту башню. И давняя утрата болью резанула по сердцу. Я ничего не вспомнила, я ничего не поняла, я просто перемахнула через парапет и устремилась туда, к порогу моей любви.
Я в одно мгновение миновала двор и углубилась в лес. Башня исчезла из виду, но я знала, где она, и бежала к ней, перепрыгивая через ручьи и упавшие деревья, продираясь сквозь кусты и заросли папоротников, разбрызгивая воду из зелёных стоячих лужиц, распугивая птиц и зверьков, петляя между деревьями. Я выбежала из леса и оказалась у подножия скалы. Тропы не было, но я снова увидела мою башню. Её радужный ореол рассеялся, теперь она грозным стражем стояла, возвышаясь над долиной.
Грозным стражем! Мысль отчаянной птицей заметалась в душе, и я начала карабкаться вверх, цепляясь за малейший выступ, за любую трещину. Я сдирала в кровь руки, но что-то словно звало, тянуло меня туда. Я слышала неясный голос, обрывки разговоров, смех и звон стали. Я чувствовала горький запах горных трав, видела другие горы, огромные, зелёные у подножий и белые у вершин, окутанных шалями облаков, видела длинное серебристое озеро в каменистой ложбине, ледяной водопад, низвергающийся в круглую чашу небольшого озерка, окружённого лесом. Высокие деревья, клонящиеся под порывами холодного ветра, и свинцовые тучи, быстро мчащиеся по низкому небу. Это было как наваждение, и всё кончилось, когда я оказалась на небольшой площадке возле башни.
Я стояла у её стен, и слёзы текли по моему лицу. Я смотрела вокруг и видела, как всё изменилось за столько веков. Я узнала долину, но вместо селения в ней шумел лес. Я отыскала озеро, но оно превратилось во впадину с чёрным дном. Я нашла глазами круглую чашу, но леса вокруг уже не было, и лишь тонкий ручеёк серебрился вместо водопада. Не было той тропы, которой я пришла сюда в первый раз, но мимо пустой башни проходила пыльная дорога. И лишь запах трав, лишь опрокинутый океан пустынного неба, лишь старый дом с зияющим чернотой дверным проёмом остались прежними. Я шагнула к нему. Ноги не слушались. Мне хотелось упасть на землю и разрыдаться, но кто утешит меня теперь, через столько веков? Я добрела до двери и, наклонившись, вошла. И башня, и притолока входа стали ниже с тех пор, но разве это место не заслуживает поклона?
Тяжёлые тёмные стены и полуобвалившаяся каменная лестница, ведущая на самый верх, истлевшие доски на полу, там, где стоял крепко сбитый стол и грубые скамьи. Что-то странное и пыльное на широком каменном ложе. И круглый очаг у стены. Вот тут, у огня лежала раньше шкура медведя. Не рогатого, а простого чёрного медведя, которого перед самой весной убил в горах Торрас. Торрас… Я ведь даже забыла его имя. Но ведь это было здесь, у этого очага он целовал меня, уложив на тёплую мягкую шкуру. Поленья потрескивали в огне, а за стенами выл ветер. И его губы были тёплыми и свежими. Его поцелуи горчили, как горные травы.
V
Конский топот я услышала, когда сидела на каменном ложе, обняв руками колени. Слёзы уже высохли, и в душе было пусто, как в этой заброшенной башне. Энгас и Тахо вошли и огляделись по сторонам.
— Ты чего это так рванула? — воскликнул Тахо, присаживаясь рядом на край ложа.
— Мы будем жить здесь, — не отвечая на его вопрос, произнесла я.
— Здесь? — он с возмущением огляделся
