– Нет, – признался Ладомар, хотя, несомненно, покривил душой. Просто он чувствовал, как от него ждут потока вопросов, а природная вредность и гордость никак не позволяли потакать чужим ожиданиям.
– Я ведь могу тебя выкинуть из замка, а то и отдать Шаману, – недовольно прищурилась Белая.
– Сомневаюсь, – буркнул вмиг помрачневший паладин. Угроз он никогда не любил, да и подобные игры его раздражали. Очевидно, что поступок волшебницы идет вразрез с интересами местной власти. И раз Белая пошла против Шамана и его банды, то значит риск ее оправдан и учтен. – Может, не будем ходить вокруг да около?
– Пожалуйста, лапа. Это было несложно, вытащить тебя из объятий Небесного, – неожиданно улыбнулась она.
– Что? – не понял паладин.
– Ну это тебе на «спасибо, что спасла мою жизнь, о чародейка», – Ладомар залюбовался улыбкой Белой и тут же смутился. Во-первых, от самого факта своей симпатии, а во-вторых, потому что действительно не поблагодарил таинственную спасительницу.
– Прости. Это я по инерции еще с Братством общаюсь…
– Тогда я зайду завтра, – Белая направилась к выходу. Шла она очень плавно, и при этом почти зазывно. У двери чародейка остановилась:
– Горшок под кроватью, слуги вынесут сами.
Паладин неуверенно улыбнулся. Женщина просто предугадала его вопрос.
– Спасибо, – выдавил из себя он. – За спасение… и за горшок.
Улыбка озарила и без того симпатичное лицо, в один миг ставшее просто прекрасным.
– О еде тоже не беспокойся. Ты мне нужен. Как и я тебе, кстати.
* * *
Хмурый Гонец помнил того, за кем послал Мерзлый. Смутно, конечно. Гораздо больше ему запомнился спутник цели: долговязый южанин. К нему у Поставленного были свои счеты. Боли мертвец тогда не ощутил, но унизительный полет в кустарник запомнил, и, если представится случай, непременно найдет, чем ответить.
Внизу проплывали горы, отделяющие Анхор от Разлома. Раньше, века так три назад, Хмурый Гонец испытал бы неописуемый восторг от зрелища снежных вершин под ногами. Впрочем, тогда его звали Ллах «Весельчак», и он никак не думал, что со временем судьба превратит его в седовласую мертвую голову, летающую на посылках Верховного Совета.
Сейчас красоты оставили Ллаха без единого душевного колебания. Он находился в режиме поиска. Шестое чувство, позволяющее ему безошибочно находить любого, к кому направит Совет, вело прочь от Разлома. К сожалению, Хмурый не мог назвать точного направления, пока не увидит цель, а жаль. Сэкономило бы кучу времени столь полезное умение. От туманных фраз типа «направление туда» ни ему, ни охотникам идущим по следу южанина легче бы не стало.
Ветер гудел в пустых глазницах мертвеца, а грива спутанных волос развивалась сзади, будто варварская прическа. Гонец не думал, не мечтал, не ждал ничего. Он летел над землями Анхора и ненавидел свою работу. После гибели координатора из него словно вытащили душу, оставив только механическую привычку жить, а вернее – существовать.
Горы и предгорья внизу уступили место темному ковру смешанных лесов. Когда-то давно Ллах любил деревья. А почему?
Зов цели поманил Гонца откуда-то снизу. Мертвец скользнул по изумрудной равнине взглядом: посреди чащи в небо уходила белая скала, будто земля собрала все силы в одном месте и предприняла попытку дотянуться до неба. Люди называли это место Перстом Земли. На вершине скалы красовался древний замок, и шестое чувство вело к нему.
Хмурый Гонец чуть сбавил скорость, недоверчиво глядя на дворец. Он знал хозяина твердыни, и связываться с ним не хотел, но перед тем как вернуться к Верховным, ему необходимо увидеть цель. Поставленный решительно продолжил полет, еще не зная, что в его существовании наступают большие перемены.
На изящных крепостных стенах без движения стояли зеленые воины. Вечная стража Белой. Хмурый Гонец поднялся чуть повыше, из опасений что стража волшебницы решит сбить нежданного гостя, и вдруг потерял сознание. Это случилось не так, как обычно происходит с людьми. Не было дурноты, не было головокружения и звона в ушах, не было духоты. На мертвеца просто обрушилась темнота, и мир изменился.
Вздрогнул в своей кровати спящий Ладомар, который с момента беседы спал гораздо дольше, чем бодрствовал. Поднял глаза к потолку чувствительный Медиум, уловивший какое-то изменение, но еще не понявший что случилось. Хрустнул гнилым доспехом Мертвый Латник, скрипнул зубами стоящий в глубине ущелья Одинокий Стрелок. Эйдор на миг остановился, тяжело переводя дух, глянул на обозную шлюху, поморщился, но продолжил свое дело. Агон поставил бокал с вином на место, настороженно прислушиваясь к ощущениям и пытаясь разгадать причину всплеска.
Белая с непонятным выражением лица, которое бывает у человека занесшего ногу для шага в ледяной ручей, наблюдала за недвижимо висящем в призрачной клетке Поставленным. Инструменты и возможности рыцарей Братства она прекрасно знала, и пока те сообразят, кто именно отключил их верную ищейку – пройдет немало времени. Нескоро они найдут виновницу, нескоро. Даже их хваленые вампиры не помогут. Но рано или поздно Братство поймет… Женщина надеялась, что раненый южанин к тому времени достаточно оправится от своих душевных терзаний, чтобы противостоять охотникам Анхора. Иначе они сделали ставку не на ту лошадку.
* * *
Привычный к магам Ладомар ранения давно переносил философски: многих волшебников первым делом учат лечению. Однако чародейка, у которой «гостил» паладин, не спешила использовать свои умения. Без колдовства выздоровление точно не обошлось: в простом лазарете с такой раной ему бы пришлось проваляться намного дольше. Но для него оказалось загадкой нежелание (или неумение?) женщины повторить подвиг Эйдора, который когда-то давно за короткое время избавил святого воина от другого арбалетного болта. Белая шла иной дорогой, а уточнять причины Ладомар не хотел, считая подобные слова слабостью. Тем более, что и заживало все вполне быстро. В другое время, в другом месте, он бы давно отдал душу Небесному Горну, если тот и правда их собирает.
Волшебница приходила к паладину нечасто, позволяя ему побыть наедине со своими сомнениями и мыслями. А он наоборот ждал каждой встречи, так как ужас и безверие в душе отступали только тогда, когда красавица появлялась в его покоях. Белую постоянно сопровождали безмолвные зеленые духи, в глазах которых нет-нет да проскальзывало почтение к раненному. В один из вечеров, а волшебница предпочитала приходить незадолго до заката, Ладомар не удержался, и спросил ее о странной реакции слуг. Женщина стояла у окна и после его слов улыбнулась, будто давно ждала такого вопроса:
