Богиня молчала. Лионель, который с детства ощущал рядом ее присутствие (вроде ласкового материнского взгляда), теперь чувствовал только пустоту.
Не получив никакой поддержки от Двенадцати, он свернул с дороги и пошел через сырой от росы луг. Спустился в неглубокий овраг, по дну которого бежал ручеек. От мокрой земли тянуло осенним стылым холодом. Лионель огляделся — вокруг никого. Медленно, через силу, он вытянул перед собой руки.
Мог ли он когда-нибудь вообразить, что ему придется заставлять себя прибегнуть к магии? Она всегда была частью него. Он ощущал ее течение в себе так же, как ощущал бег крови в жилах… Непослушными губами он выговорил слова самого простого заклинания, которое только мог вспомнить. Его Лионель выучил самым первым — это было заклинание магического света. Мальчишкой, вопреки запретам наставников, он частенько выколдовывал по ночам волшебный огонек и при его свете, накрывшись с головой одеялом, читал книжки…
…В воздухе перед лицом Лионеля послушно завис сгусток желтоватого света; а он едва успел захлопнуть створки сознания перед потоком, почуявшим слабину. В глазах потемнело. Наверное, он на секунду лишился сознания, потому что, очнувшись, обнаружил, что стоит на коленях в размякшей земле у самого ручья, а по щекам катятся слезы.
И все же он почувствовал небольшое облегчение. В следующий дни он несколько раз повторял попытки уменьшить давление силы, сбрасывая магию через небольшие простенькие заклинания. Приходилось все время быть начеку, но напряжение все-таки понемногу спадало. Увы, спадало недостаточно, чтобы вернулось прежнее ощущение единения с магической силой. Лионель начал опасаться, что так, как раньше, уже никогда не будет.
Уже спустя несколько времени он сообразил, что существует универсальное средство покончить со всем разом: и с чувством вины, и с бесприютностью, и с вечным страхом. Средство это было удивительно простое и очевидное. Странно даже, как он не додумался до этого раньше. Впрочем, вернее все же, просто не решался подумать. В полях и лесах можно было отыскать множество растений, которые содержали в себе смертельный для человека яд. Если, конечно, принять его в достаточном количестве — но Лионель без труда сумел бы рассчитать нужную дозу. Не потребовалось бы даже никаких изысков: бледная поганка, допустим, росла повсеместно. У Лионеля, правда, не было полной уверенности, что этот простой природный яд убьет его. В течение последних четырех лет он проглотил изрядное количество опытных эликсиров, в составе которых, среди прочего, имелись и растительные яды — слабые или в небольших дозах. Организм мог напитаться ими и обрести определенную устойчивость к их воздействию.
Тем не менее Лионель серьезно размышлял на эту тему в течение нескольких недель. Он не располагал лабораторным оборудованием, но при большом желании мог бы, пожалуй, составить сильнодействующий яд и в полевых условиях. В голове уже крутились подходящие формулы… Выпить всего лишь несколько капель, лечь где-нибудь на дно оврага и тихо ждать конца… Придется, правда, пережить несколько неприятных минут — Лионель знал, что ни один яд не убивает совершенно безболезненно, — но это вовсе недолго в сравнении с годами и годами душевной боли и бесплодной борьбы с самим собой…
Он закрывал глаза и отчетливо представлял, как лежит на прохладной влажной земле, рядом бормочет ручей; глаза его застилает тьма, сознание гаснет… Думать об этом было приятно. Но почему-то он никак не решался перейти от мечтаний к делу. Раньше он мог бы подумать, что его удерживает рука Богини. Но теперь?..
* * *
Лионетта тоже разбиралась в ядах. Составлением их, правда, на практике никогда не занималась, но знала рецептуры некоторых. Лекад частенько доверял ей работу с ядовитыми настойками, поскольку считал ее ответственной и аккуратной девушкой. Ему и в голову не могло прийти, что она когда-нибудь, нарочно или случайно, глотнет не из той склянки. Он служил Перайне ради сохранения и продления человеческих жизней и искренне полагал, что всякий, кто приходит в храм, преследует ту же цель. Лионетта сама пришла к Целительнице, а значит, человеческая жизнь для нее священна, и она никогда не прервет ее самовольно, во всем положившись на волю Двенадцати.
Поэтому, когда однажды утром перепуганная девочка-послушница сказала ему, что госпожа Лионетта лежит в постели и не дышит, мысль о яде даже у него даже не промелькнула. На взволнованные вопросы Лекада девочка сообщила, что лицом госпожа Лионетта очень уж нехороша, жутко смотреть. Но он и этому не придал значения. Немногие в храме видели лицо девушки — она все время прятала его под покрывалом. Маленькая послушница могла увидеть ожоги и испугаться.
Но дело было вовсе не в ожогах. Сердце Лекада екнуло, когда он увидел посиневшее лицо, закатившееся глаза и оскаленные зубы. Одного взгляда на искаженные судорогой черты хватило, чтобы понять причину смерти. Лекад поискал вокруг постели и без труда обнаружил маленький пузырек, аккуратно помеченный рукой Лионеля… Эта настойка была еще из его запасов. Когда Лионель уходил из Аркары, он многое передал Лекаду. Посчитал, что незачем таскать с собой бесполезный груз… (Промелькнула злая мысль, которой Лекад тут же устыдился: так или этак, а Лионель довел-таки свою названную сестру до могилы…)
Госпоже Аманде он рассказал о смерти девушки сам. Не стал только упоминать, что яд, который проглотила Лионетта, был приготовлен Лионелем. У бедной женщины и без того было довольно причин для ненависти. Да и не хотел он, чтобы по городу пошла молва о новом злодеянии молодого мага.
Госпожа Аманда поверила ему сразу. Простонала надрывно:
— Чуяло ведь мое сердце, чуяло беду!
И зарыдала так, что мастеру Риатту пришлось обхватить ее за пояс. Вместе с Лекадом они усадили ее в кресло. Мастер Риатт, потемневший и буквально на глазах осунувшийся, мрачно взглянул на лекаря:
— Можете дать ей что-нибудь, чтобы она успокоилась?
— Не стоит, — покачал головой тот. — Слезы приносят облегчение, утишают горе.
Но эти слезы, похоже, были не из тех, которые приносили облегчение. Слишком уж бурные рыдания… Такие, что сердце, кажется, вот-вот остановится. Прикусив губу, Лекад отошел к стене и стал глядеть в окно, чтобы не видеть белого искривленного лица госпожи Аманды. Впрочем, легче не стало — до него то и дело доносились хриплые вскрики, в которых только и можно было разобрать несколько слов: "проклинаю тебя, колдун, проклинаю…" В конце концов, Лекад не выдержал. Попросил у мастера Риатта стакан воды, накапал туда немного красной жидкости из пузырька, который предусмотрительно прихватил с собой. Подступил к госпоже Аманде, наклонился:
