— Никак, — отрезал мальчишка, напряжённо всматриваясь туда, где палочники врезались в толпу и, раздвигая её, двигались в направлении Секлеции.
— Не бойся, тебя никто не тронет, — сказала она, а всё братья Гай подвинулись вперёд, становясь щитом перед Секлецией. Палочники вплотную подошли к братьям, сжимая в руках деревянное оружие. Старший из палочников сказал, посматривая на Гай Гретора:
— Отдайте мальца, он совершил правонарушение.
— Он ребёнок, — парировал Гретор, возвышаясь над палочником по крайней мере на голову.
— Это не вам решать, — сказал старший, надвигаясь на Гретора.
— Бей гадов! — раздался крик рядом и на палочников обрушился град камней.
Ближайший к Гретору замахнулся на него, но старший Гай выхватил палку и обрушил удар на голову нападавшего. Братья Гретора включились в схватку, легко вооружившись палками нападавших. Вскоре палочников с улюлюканьем выгнали из площади, занимая всё её пространство.
— Они вернуться, стройте баррикада, — сказала Секлеция, повернувшись к Гай Гретору. Его ответный взгляд выражал удивление, так как Гретор понял, что совсем не знает своей жены, тем более, не понимает, что она сказала. Секлеция объяснила, как могла, и Гай Гретор с уважением на неё посмотрел, считая, что там, на неизвестной ему Земле, она только тем и занимается, что делает «баррикады».
Пока братья строили баррикады, Секлеция постучала в дверь башни, прислушиваясь к звукам внутри. Никто не отвечал и она снова постучала. Малец, из-за которого начался сыр-бор, стоял рядом, полагая, что если его защищают, то считают своим, поэтому не стал убегать, а остался с доброй тётей.
— Так, как тебя зовут, мальчик? — спросила Секлеция, скрашивая время, так как дверь не отвечала и не хотела открываться.
— Никак, — правдиво ответил мальчик, так его, в лучшем случае, называли: «Ей, ты!» — а другие свои неприличные имена он стеснялся повторить доброй тёте.
— Хорошо! — улыбнувшись, сказала Секлеция и погладила мальчика по голове: — Будешь Гаврош.
Необычное имя понравилось мальчику и он непрерывно его повторял, чтобы не забыть, но, как на зло, забыл и беспомощно уставился на Секлецию.
— Что, Гаврош? — спросила она, а мальчик понял, что помнить не обязательно, так как его имя помнят другие.
Дверь неожиданно отворилась, и на пороге показался Слэй с отломанной ножкой стула в руках, который совсем не ожидал встретить перед дверью Секлецию. Она тоже смутилась, а сердце, неожиданно для неё, ёкнуло и отозвалось старой грустью.
— А где Эйсинора? — торопливо спросила она, чтобы скрыть смущение. Сзади себя она заметила подошедшего Сина, который настороженно поглядывал на Слэя.
— Она наверху, — сообщил Слэй, соображая, пускать братьев своей девушки или нет. Секлеция, придерживая за руку Гавроша, отправилась в длинный путь по винтовой лестнице, кружившей до самого верха. Син не стал следовать за Секлецией, а, перекинувшись парой слов со Слэем, остался дежурить внизу, у дверей. Башня в Лыбе ничем не отличалась от такой же в Мокаши, столице Тартии. Видимо, их сооружал один архитектор, не мудрствуя с изысками, а придерживаясь простой функциональности. Когда Секлеция поднялась на верх, то увидела встревоженную Эйсинору, которая обрадовалась ей, как сестре, прижимаясь к её груди.
— Это что, твой ребёнок? — с изумлением спросила она, поглядывая на Гавроша.
— Да, — сообщила Секлеция, удивляясь её наивности. Что и говорить, братья вряд ли просвещали сестру о процессах продолжения рода. Гаврош выслушал слова Секлеции с удовольствием, но успокоил Эйсинору:
— Тётя шутит, я ей чужой.
Секлеция, вдруг, обняла Гавроша и сквозь слёзы промолвила: — Не бойся, ты будешь жить со мной!
Эйсинора, поняв ситуацию, тоже захлюпала носом и прислонилась к своей невестке.
— Что у вас случилось? — озабоченно спросил Слэй, появляясь в дверях.
***
Закончив строительство дворца, Уолл с некоторой растерянностью остановился. До этой минуты у него имелось дело, а теперь, по окончанию строительства, возникал вопрос – что делать дальше? В своем воображении он никогда не рисовал картинку, как это произойдёт. Он представил себе, что после предложения принять дворец, Эйсинора со смехом откажется от его подарка. Уолл покраснел, точно такое уже произошло, и Эйсинора даже не глянула на дворец, чтобы оценить его труд. А, возможно, примет его за болтуна или, что ничуть не лучше, за хвастуна.
Такие мысли распалили воображение и Уолл взвился вверх, чтобы упругий ветер в лицо освежил симпоты, и, быть может, выветрил глифомы от всевозможных страхов. Ощущение полёта всегда нравилось ему, ещё с тех времён, когда рядом находилась мать, которую он обожал. Вторая мать, любившая не меньше первой, уже умерла и дорогие воспоминания о ней хранились в самых ближайших глифомах.
Настроив себя самым положительным образом, Уолл приблизился к башне, собираясь влететь в окно. Внизу бушевал народ, что слегка озадачило Уолла, так как он начал беспокоиться за Эйсинору и сразу нырнул в помещение. Увидев Эйсинору вместе с Секлецией, Уолл покраснел, как раскалённая печка, и все слова, приготовленные заранее, выскочили у него из головы. К тому же, рядом сидел Слэй, который выпучил глаза от наглости Уолла.
— Простите, на некоторое время мне нужна Эйсинора, — сообщил Уолл и, вместе с девушкой на руках, вылетел в окно. Слэй никак не мог разразиться словами, а Секлеция, знакомая с произведениями Мольера и народной молвой, ехидно произнесла: — Дон Хуан доморощенный!
— Ты что себе позволяешь? — хихикая, спросила Эйсинора, ничуть не пугаясь своему похищению. Если бы она хотела, то сразу бы поставила похитителя на место. Ей, даже, льстило, что её умыкнули на глазах Слэя. Тем более, полёт в небе вызывал в ней бурное романтическое настроение.
В это само время, Мари, собирая себя внизу, у кромки прозрачного купола, погружалась в воду озера, полыхала во все стороны яростью. Вода вокруг неё кипела, а если бы кто подвернулся ей под руку, то она бы сожгла его без всякого сожаления. Она понимала, что без желания Тома, никакая Тим не могла стать между ними. Мари хотела порыться в глифомах, чтобы проследить их прошлое, но обнаружила кругом пустоту. Она прошлась по самых дальних глифомах, но оказалось, что прошлого у неё нет.
Раньше это её никак не занимало, так как она, окружённая любовью Тома, находилась под постоянным допингом и жила настоящим, а не прошлым. Оглянувшись вокруг, она увидела, что стоит на дне озера по колена в иле, а вокруг неё пузырится вода. Оттолкнувшись, она выскочила из воды и полетела в направлении дворца соседа, который называл себя Уолл.
