У Ножичка собралась добрая половина Подмастерьев с Сиреневой, которым новые порядки пришлись по вкусу. Это добавило разгула. Дело еще и в том, что взрослым жаловаться было категорически нельзя — одна из самых старых негласок запрещала привлекать взрослых к своим ссорам, разбираться следовало исключительно самим...
Единственный на всю Сиреневую Стражник с ног сбивался, но поделать ничего не мог — даже те, кто Ножичка втихомолку О
не одобрял и злорадно ждал, когда он и его сорвиголовы загремят в конце концов в Воспиталку, строго соблюдали еще одну старую негласку: что бы ни происходило, звякать Страже насчет имен и подробностей означает превратиться в изгоя. Да и сам Стражник хлебнул горького — темной ночью у него в доме выбили все окна, потоптали огород, отравили собаку, дочку-Школярку подловили в сумерках и обрезали подол до труселей, а потом подкинули письмецо: если не уймется — дом вообще подожгут, а дочку отжулькают кучей. Прямо говорилось, что и настоящие стригальщики подмогнут...
Понемногу на окрестных улицах росло не просто негодование — настоящая злость. Тем более что Ножичек всерьез собрался устроить «завоевание», как он это пышно именовал: подчинить себе всю округу, заставить и ее жить по строгому уговору. Однако никакого завоевания не получилось. Зажег Петлум-Фальфабель с улицы Серебряного Волка, когда до него дошли известия, что на его красотку-сестру, близняшку-Школярку, ватажка Ножичка сыграла в карты совершенно по обычаю стригальщиков, и точно известно, что двое выигравших намерены в самом скором времени... На берегу реки состоялся сход — все трое ватажников с улицы Серебряного Волка, все трое с Аксамитной, все пятеро от Подмастерьев (тоже натерпевшихся от Сиреневой и злых не менее Школяров). Буба уже тогда крутил-вертел, осторожничал, ныл, что можно свободно получить в бок «коготком», а то и напороться на стригальщиков, к которым Ножичек непременно кинется за подмогой.
Однако остальные десятеро его крепенько приструнили, и он нехотя пообещал примкнуть.
И грянула знаменитая «битва ватажек». Сначала, как и полагалось, к Ножичку отправили Посланца, которого полагалось внимательно выслушать и отпустить, пальцем не тронув. Посланец вернулся весь в синяках, с разбитой в кровь физией. Тут уж не церемонились. Школяры и Подмастерья натуральным образом обрушились на Сиреневую, по всем правилам охоты перекрыв ее с обоих концов. Тамошний Стражник (наверняка злорадствуя) отсиживался дома, на улице появился и стал свистать не раньше, чем победители покинули Сиреневую, где там и сям охали, сидя в пыли, излупленные — пару-тройку били и ногами, когда они стали хвататься за «коготки», в том числе и Ножичка. Его строго предупредили: если не уймется, ни один из его ватажников и носа не высунет с Сиреневой — луплен будет нещадно, все равно, идет ли он развлекаться, в Школариум, по делам Подмастерьев или по поручению родителей.
Никакие стригальщики на подмогу Ножичку так и не объявились, зато через недельку нагрянула Сыскная Стража. Оказалось, один стригальщик все-таки был замешан, мелкий подпевала с грозной кличкой успел сколотить целую шайку, которую обучал «сквознячку»66, — и они уже несколько раз ходили на окрестные базарчики. И еще собирались ночью подломить мясную лавку на Аксамитной. Ножичек и еще двое Подмастерьев отправились в тюрьму, полдюжины Школяров — в Воспиталку, а остальные получили розог в квартальной Страже. С тех пор и Сиреневая жила по старым негласкам, безо всяких строгих уговоров.
Вот и сейчас нужно собрать сход и обсудить как появление Чисто- дела, так и возможные последствия. И предсказать их нетрудно: к нему начнут прибиваться хилохарактерные и те, кто, развесив уши и распахнув глаза, внимает байкам о вольготной жизни стригальщиков (как объяснили Тарику портовые грузали, далеко не такой вольготной и крайне некрасивой). Вспоминая собственные недавние наблюдения, Тарик кое-что мог предположить с уверенностью: Чистодел явно обыграл Бубу в карты на денежку, какую Бубе в обозримое время никак не заплатить, и вскоре спихнет из ватажников, заняв его место. Очень даже возможно, Буба и Шалку проиграл, судя по тому, как он стоически терпит, когда Чистодел открыто лезет ей под подол. В общем, любой костерчик следует вовремя затаптывать, иначе разрастется в лесной пожар, с каким трудно будет справиться. Нет нужды завтра же бить тревогу, не горит, но и откладывать надолго не стоит, чтобы не заполучить второго Ножичка...
Глава 6 СЛАВНАЯ УЛИЦА СЕРЕБРЯНОГО ВОЛКА
Наконец Тарик добрался до родной улицы, славной и
знаменитой, где родился и прожил всю сознательную жизнь (в глубине души он чуточку жалел, что придется ее надолго покидать, если его давние задумки из мечтаний превратятся в доподлинную явь).
Такова уж столица — славных и знаменитых улиц в ней гораздо больше, чем в других больших городах, даже тех, что годами старее. В первую очередь оттого, что в столице обитает король с фамилией и двором — а родной город Тарика стал столицей пятьсот с лишним лет назад, и по его названию все королевство очень быстро стало именоваться Арелат, как обстоит и поныне. Здесь, как во всякой столице, немало улиц и площадей, мостов и просто исторических зданий носят названия в честь событий, приключившихся с венценосцами и венценосицами: порой трагических, порой смешных. Иные из них, втихомолку уверяют книжники и студиозусы, не более чем старинные городские легенды, сказки и байки, однако с бегом времени как-то незаметно превратились в доподлинные события — и этого убеждения в первую очередь крепко придерживаются обитатели означенных улиц. Но что касается улицы Серебряного Волка — тут уж никаких старинных легенд, будьте уверены! Немало об этом написано еще с давней поры, когда книги не умели печатать и переписывали от руки (они и тогда стоили больших деньжищ, и теперь в торгующие ими лавки без тугого кошелька и заглядывать нечего).
Серебряный Волк — статуя Волка в натуральную величину, чудесной работы изваяние великого мастера Карафо, зодчего, ваятеля и живописца — лет сто пятьдесят стоял в тронном зале королевского дворца, и молва ему приписывала разные волшебные свойства вроде умения в особые ночи покидать дворец и расхаживать по прилегающим улицам (вот только насчет того, что сулила встреча с ним припозднившемуся прохожему, к добру она или к худу, царил жутчайший разнобой, было множество противоречащих друг другу россказней).
А триста лет назад приключилась нешуточная беда. Старший сын короля, принц, имя которого велено было забыть (его и забыли даже премудрые книжники, именовавшие эту персону Неназываемый Принц), оказался не просто дерзким и непочтительным: устроил осуждавшееся Учением Создателя злоумышление против отца. Он обещаниями несказанных милостей склонил на свою сторону расквартированный в столице хусарский полк и многих горожан, в его заговор оказались вовлечены и несколько царедворцев. Королю Магомберу было далеко не то что до старческих, но даже пожилых лет, и принц понимал, что трона ему придется дожидаться долго — того и гляди, внуки успеют завестись. Ну, а царедворцы были из тех, что никак не рассчитывали при царствовании Магомбера подняться по незримой лесенке хоть чуточку выше, и потому они польстились на посулы принца.
Они и нашептали на ухо королю, едва мятеж в столице стал разгораться, немало лжей, невероятно преувеличили размах мятежа, наврав, что к нему примкнула вся королевская армия и самые знатные магнаты. Король им верил раньше — поверил и теперь.
А потому решил, не тратя времени на заведомо проигрышную драку, бежать в изгнание, рассудив, что уж потом-то он поквитается
с непочтительным сынком. Верных ему дворцовых Стражников и коронных гвардейцев набралось сотни две, с ними король и покинул дворец, собираясь укрепиться в Серой Крепости и оттуда бороться против узурпатора одной с ним крови, рассылая гонцов и призывая верных.
