— О’кей, Мандор скользнул по этому, — сказал я, — а затем попросил забыть.
— Другими словами, — сказала она, — он ожидал, что это докатится до меня. Зачем он сделал именно так? Как любопытно. Человек чертовски коварен.
— Может, он скользнул — и все.
— От Мандора не ускользает ничего. Никогда не становись его врагом, сынок.
— Мы говорим об одной и той же персоне?
Она щелкнула пальцами.
— Естественно, — сказала она. — Ты знал его только ребенком. Потом ты ушел. С тех пор ты видел его всего несколько раз. Да, он коварен, хитер, опасен.
— Мы всегда ладили.
— Конечно. Без веской причины он не враждует никогда.
Я пожал плечами и продолжал есть.
Чуть погодя она сказала:
— Осмелюсь предположить, что и меня он отрекомендовал подобным образом.
— Что-то не припоминаю, — ответил я.
— Он давал тебе уроки осмотрительности?
— Нет, хотя в последнее время у меня была необходимость взять пару уроков.
— Несколько ты получил в Янтаре.
— Тогда они были столь хитроумны, что я их не заметил.
— Ну-ну. Может, я больше не буду причиной твоих огорчений?
— Сомневаюсь.
— Так что же могло понадобиться от тебя Образу с Логрусом?
— Я же сказал — выбор одной из сторон.
— Так трудно решить, которую ты предпочитаешь?
— Так трудно решить, которая мне меньше нравится.
— Лишь потому, что они, как ты говоришь, тасовали людей в борьбе за власть?
— Именно так.
Мать засмеялась. Затем:
— Это выставляет богов не в лучшем свете, в сравнении с нами, прочими, — сказала она, — но и не в худшем. Можешь высмотреть здесь источники человеческой морали. Да это и лучше, чем вообще ничего. Если эти мотивы неубедительны для выбора, тогда позволь править другим соображениям. В конце концов, ты — сын Хаоса.
— И Янтаря, — сказал я.
— Вырос ты при Дворах.
— А жил в Янтаре. Там мои родственники столь же многочисленны, как и здесь.
— Тебя это так волнует?
— Если б нет, то дело резко упростилось бы.
— В таком случае, — сказала она, — ты должен скинуть эти карты.
— Что ты имеешь в виду?
— Спрашивай не о том, что тебя больше привлекает, но о том, кто больше для тебя делает.
Я сидел и прихлебывал прекрасный зеленый чай, пока шторм подкатывался ближе. Что-то плескалось в водах нашей бухточки.
— Ну хорошо, — сказал я. — Спрашиваю.
Она наклонилась вперед и улыбнулась, глаза у нее потемнели. Она всегда превосходно контролировала лицо и форму, подгоняя их под настроение. Совершенно очевидно, что она — один и тот же человек, но иногда может явиться чуть ли не девочкой, а иногда становится зрелой и привлекательной женщиной. В основном мать тянет на нечто среднее. Но сейчас вневременье вошло в ее черты — не возраст, а суть Времени, — и я осознал вдруг, что никогда не знал ее истинных лет. Я видел, как нечто, похожее на вуаль древней силы, окутывает это, то, что было моей матерью.
— Логрус, — сказала она, — приведет тебя к величию.
Я продолжал разглядывать ее.
— К какому величию? — спросил я.
— К какому ты желаешь?
— Я не знаю, желаю ли я вообще величия как факта, самого по себе. Это вроде желания быть инженером, вместо желания что-то конструировать… или желания быть писателем, а не желания писать. Величие — побочный продукт, а не вещь в себе. В противоположном случае оно — примитивный ego-экскурс.
— Но если ты заслуживаешь его… если ты достоин его… не следует ли тебе обладать им?
— Возможно. Но я никогда ничем не обладал, — взгляд мой упал на стремительный яркий круг света под темной водой, словно убегающий от шторма, — кроме, разве что, странного куска «железа», который вряд ли попадает под категорию величия.
— Ты, конечно, молод, — сказала мать, — но времена, для которых ты предназначен и уникально приспособлен, придут скорее, чем я ожидала.
Интересно, если я воспользуюсь магией, чтобы вызвать чашку кофе, мама оскорбится? По-моему, да. Оскорбится. Так что я остановился на бокале вина. Пока наливал да пробовал, я сказал:
— Боюсь, я не понимаю, о чем ты говоришь.
Она кивнула.
— Вряд ли ты мог узнать это из самоанализа, — проговорила она медленно, — и никто не был бы настолько опрометчив, чтобы упомянуть при тебе о такой возможности.
— О чем ты говоришь, мама?
— О троне. О правлении во Дворах Хаоса.
— Мандору было высказано все, что я думаю по этому поводу, — сказал я.
— Замечательно. Никто, кроме Мандора, не был бы настолько опрометчив, чтобы упоминать об этом.
— Можно предположить, что всех матерей просто распирает изнутри и так и тянет последить за тем, чтобы сынишка вел себя хорошо, был паинькой, обеспечен в жизни, знаменит и прочее, но, к несчастью, ты упомянула работу, для которой мне не хватает не только умения или способности поднаучиться, но еще и какого-либо желания.
Она сомкнула пальцы в «гребешок» и взглянула на меня поверх него.
— Ты способен на большее, чем думаешь, и твоим желаниям в этом вопросе делать нечего.
— Извини, но как заинтересованная сторона, я позволю себе с тобой не согласиться.
— Даже если это единственный способ защитить друзей и родственников, как здесь, так и в Янтаре?
Я еще отхлебнул вина.
— Защитить их? От чего?
— Еще совсем немного, и Образ перераспределит срединные районы Тени по своему подобию. Сейчас он, вероятно, силен достаточно, чтобы сделать это.
— Ты говорила о Янтаре и Дворах, не о Тени.
— Логрус будет противиться вторжению. Раз уж он, вероятно, опасается прямого противоборства, ему придется для удара по Янтарю стратегически грамотно задействовать своих агентов. Наиболее эффективными из них, конечно же, будут первоклассные бойцы Дворов…
— Это безумие! — сказал я. — Должен быть путь получше!
— Возможно, — отозвалась она, — Прими трон, и ты будешь отдавать приказы.
— Я знаю недостаточно.
— Естественно. Тебя введут в курс дела.
— А насчет должного порядка наследования?
— Это не твои проблемы.
— Мне предпочтительнее считать, что я заинтересован, как это достигается… скажем, не обязан ли я Мандору или тебе в большинстве смертей.
— Мы оба — Всевидящие, так что вопрос становится чисто академическим.
— Ты хочешь сказать, что вы сотрудничали в этом деле?
— Между нами есть разница, — сказала она, — и я подвожу черту под любой дискуссией о методах.
Я выдохнул и выпил еще. Шторм сгущался над темными водами. Если это странное пятнышко света под поверхностью действительно Колесо-Призрак, то меня интересует, что он намерен делать. Молнии стали сплошным театральным задником, гром — непрерывным звуковым сопровождением.
