– Мы защитим! – воскликнул Титус Кассар, проталкиваясь через толпу вперед и поворачиваясь лицом к слушателям.
Зиндерманн сам попросил Кассара смешаться с толпой и тщательно проинструктировал его, когда и что сказать – основной приём итераторов усиливать впечатление от своих слов.
– Мы должны защитить Императора, поскольку больше никто этого не сделает, – сказал Кассар и обернулся к итератору. – Но для этого мы должны остаться в живых, верно, итератор?
– Да, – ответил Зиндерманн. – Вера, которую обрело наше братство, вызвала такой страх у высшего руководства флотилии, что они пытаются нас уничтожить. И я уверен, среди них имеется враг Императора. Мы должны жить, чтобы противостоять этому врагу, когда он полностью себя проявит.
Предостережение итератора вызвало в толпе людей гневный и тревожный ропот.
– Друзья мои, – продолжил Зиндерманн. – Опасность, грозящая нам, велика, но святая с нами, и ей требуется убежище. Мы оставим это убежище в тайне, а вам следует внимательно наблюдать за знаками и самим оставаться в безопасности. И расскажите всем о ее спасении.
Кассар вернулся в толпу и стал убеждать всех вернуться на свои рабочие места. Слова Зиндерманна принесли людям некоторое успокоение, и они начали постепенно расходиться. Глядя им вслед, Зиндерманн не мог не задуматься, все ли они переживут грядущие дни.
Галерея Мечей, словно позолоченный хребет, проходила по всей длине «Андрониуса». Крыша над ней была прозрачной, и все пространство освещалось сиянием далеких звезд. По обеим сторонам стояли сотни статуй – героев Детей Императора с драгоценными камнями вместо глаз и суровым, испытующим выражением лиц. Говорили, что достоинства будущего героя можно определить по тому, как долго он сможет идти по Галерее Мечей и выдерживать неумолимые взгляды статуй.
Тарвиц сознавал, что не может считать себя героем, он был просто рядовым офицером, который старался как можно лучше исполнять свой долг. Но, войдя в Галерею, тоже не опустил головы. Командиры отделений и рот из давно минувших времен смотрели на него, а он вспоминал их имена и подвиги, известные каждому воину легиона и почитаемые каждым. Памяти павших братьев-воинов были посвящены целые отсеки «Андрониуса», но любой из Астартес мечтал, чтобы его подвиги были увековечены именно здесь.
Тарвиц не надеялся, что его жизненный путь найдет отражение в Галерее Мечей, но был полон решимости сделать все возможное, чтобы стать достойным такой чести. Даже если высокая цель казалась недостижимой, к ней стоило стремиться.
Эйдолон, стоявший перед резной статуей лорда-командира Телиоза, героя кампании на Мадривейне, обернулся раньше, чем Тарвиц успел к нему подойти.
– Капитан Тарвиц, – заговорил Эйдолон, – тебя не часто можно увидеть в этом месте.
– Это не в моих привычках, командир, – ответил Тарвиц. – Я стараюсь не нарушать покой героев Легиона.
– А что же привело тебя сюда сегодня?
– Я бы хотел поговорить с вами, если вы мне позволите.
– Ты мог бы с большей пользой потратить это время на заботу о своих воинах, Тарвиц. В этом лучше всего проявляются твои способности.
– Я польщен вашими словами, командир, но есть кое-что, о чем я хотел у вас спросить.
– О чем именно?
– О смерти Девы Битвы.
– Вот оно что. – Эйдолон снова посмотрел на возвышающуюся перед ним статую, и та ответила ему холодным немигающим взглядом. – Она была сильным противником, хотя и совершенно порочным, но эта порочность и питала ее силы.
– Я хотел бы знать, как вы ее убили.
– Капитан, ты говоришь так, словно находишься в обществе равного себе.
– Командир, я видел, что вы сделали, – не отступал Тарвиц. – Этот вопль, это… не знаю, это какая-то сила, о которой я раньше никогда не слышал.
Эйдолон поднял руку:
– Я могу понять, почему ты задаешь эти вопросы, и мог бы на них ответить, но будет лучше, если ты все увидишь своими глазами. Иди за мной.
Тарвиц последовал за своим командиром, и они прошли через всю Галерею Мечей, затем свернули в узкий боковой проход, все стены которого были увешаны свитками пергаментов. На длинных полосках были тщательно записаны все прошлые деяния воинов Легиона, и новички, прежде чем вступить в ряды Астартес, должны были заучивать описания славных сражений.
Дети Императора не только хранили память обо всех своих триумфах, они пропагандировали эти знания, поскольку совершенство воинских качеств Легиона было достойно всеобщего почитания.
– Тебе известно, почему я боролся с Девой Битвы? – спросил Эйдолон.
– Почему?
– Да, капитан, почему?
– Потому что так должен поступать каждый из Детей Императора.
– Объясни.
– Наши герои воодушевляют всех, шагая впереди. Остальные воины Легиона, вдохновленные их примером, идут следом. Они способны на это, поскольку наш Легион ведет сражение настолько искусно, что они не чувствуют себя уязвимыми, сражаясь на острие атаки.
– Превосходно, капитан, – улыбнулся Эйдолон. – Надо вменить тебе в обязанность инструктировать новичков. А ты сам мог бы воодушевлять других, идя впереди?
В сердце Тарвица вспыхнула неожиданная надежда
– Конечно! Если мне представится возможность, я буду рад повести других. Но я не думал, что вы считаете меня достойным этой роли.
– Я и не считаю, Тарвиц. Ты рядовой офицер, и ничего больше, – промолвил Эйдолон, разбивая хрупкую надежду Тарвица на предложение проявить отвагу в качестве лидера и героя.
– Я сказал это не для того, чтобы тебя оскорбить, – продолжал Эйдолон, прекрасно понимая, что уже нанес оскорбление. – Такие люди, как ты, играют в нашем Легионе очень важную роль. Но я – избранник Фулгрима. Примарх отметил меня и поднял до того положения, которое я сейчас занимаю. Он посмотрел на меня и обнаружил те качества, которые необходимы командиру Детей Императора. А посмотрев на тебя, не обнаружил этих черт. Вот потому, будучи избранником Фулгрима, я понимаю свои обязательства так, как ты, капитан Тарвиц, их понять не можешь.
Эйдолон привел его к просторной лестничной площадке, с которой винтовая лестница спускалась в отделанный белым мрамором холл. Тарвиц узнал один из входов в корабельный апотекарион, куда несколько часов назад доставили раненых с истваанского Экстрануса.
– Я думаю, что вы недооцениваете меня, лорд-командир, – сказал Тарвиц. – Но для блага моих солдат я должен знать…
– Для блага твоих солдат мы все готовы на жертвы, – сердито бросил Эйдолон. – И для избранных эти жертвы очень велики. И главная из них – это сознание, что победа важнее всего.
– Командир, я не понимаю.
– Поймешь, – ответил Эйдолон и повел его через золоченую арку в центральный апотекарион.
