— Это верно.
— Позвони нашему знакомому адвокату. Пощупай его, понюхай, какой пастой чистит зубы.
— Я вроде как журналист, а не нюхач.
Кужелев не мог да и не хотел скрывать раздражения.
— Ну да, как информация, так нужна! И за здорово живешь. А помочь — уже и брезгует. Успокойся, пехота! За информацию все платят информацией. Не ты первый!
— Ладно, не ори, — пробурчал Хортов. — Что надо сделать?
— Для твоей же пользы, пехота. Позвони, потолкуй. Он не такой уж и убогонький, каким представляется…
В этот момент кто-то вступил в разговор и Кужелев замолк. Потом явился голос барышни, сообщивший, что Берлин на проводе.
Голос Барбары отдавался эхом в эфире и напоминал глас неба.
— Почему ты отключил мобильный телефон? — с тревогой спросила она на немецком, поскольку Андрей запрещал говорить ей на русском, чтобы не оскорблять великий и могучий. — У тебя все в порядке?
— Села батарея, — соврал как обычно Хортов. — Не проследил.
Мобильник два дня уже лежал в машине, а машина, в свою очередь, стояла в «ракушке»…
— У меня есть предложение съездить на неделю в Грецию, — как всегда непререкаемым тоном заявила законная жена. — Обещают солнечную погоду.
С год назад она купила дом на острове Лефкас, невероятно гордилась своим приобретением, позволяющем думать о себе, как о богатой женщине, но ездить туда в одиночку отчего-то боялась. После объединения Германии она осталась жить в Восточном Берлине, но, будучи в прошлом комсомольской вожачкой, посредством своих связей забралась сначала в муниципалитет, который ликвидировал социалистическую собственность, затем быстренько оказалась «новой немкой», приватизировав несколько молодежных курортов и домов отдыха на побережье Балтики.
— У меня обширные творческие планы, — сказал в ответ Хортов. — Отдыхать нет времени.
— Андрей, у тебя появилась новая женщина, — не поверила Барбара. — Я же чувствую и вижу.
Она и в самом деле обладала способностью видеть на тысячи километров, через границы, материки и океаны. По крайней мере, трижды звонила в самые неподходящие минуты, словно и впрямь знала, что у законного мужа новая любовница. Первый раз из Берлина, второй — с острова Лефкас и третий — из Аргентины. И он признавался, что это так. Супружество у них было обречено с самого начала, и Хортов несколько раз предлагал развестись, но Барбару это по некоторым соображениям не устраивало: она была тесно связана с бывшими советскими комсомольскими вожаками, теперь банкирами и крупными бизнесменами, и даже намеревалась получить двойное гражданство.
Однако у этой истории была еще одна сторона: их супружество было без брачного контракта — в пору горячей комсомольской юности он и не требовался, и теперь Андрей подозревал, что разбогатевшая жена боится развода как огня, ибо придется поделить имущество, если муж будет настаивать. По крайней мере, она при случае спрашивала об этом и убеждала его, что он не имеет морального права на половинную долю и даже откупалась, приобретая Хортову квартиру, машину и посылая деньги на жизнь.
Состояние альфонса его не устраивало, впрочем, как и семейное положение, но вырваться из порочного круга можно было лишь при условии, если будет хорошая работа и согласие Барбары на развод. А тут в последнее время с законной женой стало твориться что-то странное: ее ревность и особое зрение не имели пределов.
— Да-да, я вижу! Твоя новая женщина лежит рядом и ласкает тебя! — На том конце послышались звуки, весьма приблизительно напоминающие плач.
— На сей раз ты не угадала, — злорадно сообщил Андрей и глянул на гардину. — Сижу один в квартире и работаю.
— Я имею плёхо душа, — по-русски заговорила она. — Скушать долго нет ты…
— Не скушать, а скучать! — поправил он. — Скушать — значит съесть.
Точно так же она владела английским и французским. В Россию всегда приезжала с переводчиком (в другие страны — с другими), который хвастался, что дед его — русский офицер, полюбивший бабушку в сорок пятом году. И отсюда у него такая любовь ко всему российскому. Хортов терпеть не мог всех переводчиков Барбары, поскольку хоть брак и оставался формальным, но развесистые рога были вполне настоящими.
— Тебе неприятно слышать, что я скучаю? — голос показался жалобным.
— Если хочешь говорить по-русски, дай трубку переводчику, пусть переводит.
— О, Андрей, ты ревнуешь?
С ней нельзя было шутить, говорить иносказательно или ерничать: Барбара все понимала в прямом смысле.
— Ты свободная женщина, — отозвался Хортов, играя браслетом цыганки. — Мы же договорились.
— Не хочу свободы! Желаю неволи, рабства, но чтобы ты был мой господин!
Поскольку она вообще не понимала юмора и не умела шутить, то все сказанное следовало принимать за правду.
— У тебя что-то случилось? — спросил, а про себя подумал: наверняка покинул очередной переводчик…
— Случилось, Андрей. Стала много думать о тебе и скучать. Приезжай. Я требую, чтобы ты приехал!
— Позвони через неделю, — увернулся он. — Очень много работы!
— Тебе нужны деньги? Я пришлю…
И прислала бы, но потом потребовала отчета, на что потрачены. Точно так же она призирала за квартирой, автомобилем и телефоном. Ему уже давно не хотелось ничего брать у жены, а скорее бы и от взятого избавиться…
— Нет, теперь я зарабатываю неплохо, — он попрощался и положил трубку.
Барбара умела хитрить, изворачиваться, но эти ее заявления Андрею хотелось расценить как порыв чувств. В юности с ней подобное случалось, когда она ночью прибегала в офицерскую гостиницу, подкупала часового сигаретами и, если удавалось, пробиралась к Хортову в комнату. Если нет, то, бывало, ночевала в комендатуре под замком…
После разговора с законной женой он сразу же ощутил желание борьбы: это было ее самым главным недостатком — умение или страсть подавлять всех окружающих, и чем ближе был к ней человек, тем больше он страдал от ее напора и власти. Совместная жизнь у них не получилась лишь по этой причине: мужа, друзей, партнеров — всех она видела у себя под каблуком.
Даже вольные переводчики долго не выдерживали…
Он смахнул навязчивый образ Барбары и с ужасом услышал, что телефон снова зазвонил.
— Я слушаю вас, — по-немецки сказал он, ожидая нового потока признаний.
— Господин Хортов, с публикацией статьи о смерти Кацнельсона вы поступили весьма легкомысленно, — голос был мужской, незнакомый и по своему тону напоминал тихий, журчащий рык дремлющего льва.
— С кем имею честь? — он глянул на гардину и пошел в ванную.
— Ваш читатель, — был ответ. — В завтрашнем номере следует напечатать опровержение. Но не навязчивое. В форме пояснений автора, что факты, описанные в материале, вымысел. Убедите редактора в необходимости такого действия.
