Замечательная вещь – детские страшилки! Особенно, если рассказывать их ночью, в таинственном полусвете из окна, стайке маленьких глупых девочек.
– Я уже догадалась... – скучным голосом сказала Наташа. Очень серьезная девочка, не проймешь ее страшными историями. На Наташу возмущенно зашикали, и она замолчала. Я продолжала, чувствуя, как бьется сердечко у прижавшейся ко мне Олечки. Вот где будет урожай...
– А на третью ночь девочка себя привязала веревкой к кровати, за правую косичку, – таинственным шепотом продолжала я. – И в двенадцать часов проснулась, потому что веревка натянулась, и волосам стало больно. И девочка увидела, что она стоит над кроваткой братика, и зубы у нее щелкают! Щелкают!
Лариса тихонько взвизгнула. Не испуганно, а скорее для порядка. Кто-то из девочек, конечно же, начал радостно щелкать зубами.
– Тогда девочка пошла на кухню, взяла из буфета молоток и клещи, которые там папа хранил, и к утру все зубы себя потихонечку вырвала. Ей было очень больно, но она справилась, потому что была смелая девочка и руки у нее были сильные. И на следующее утро ее братик поправился. А зубы у девочки выросли заново, еще лучше прежних, потому что прежние были молочные!
Я понизила голос до шепота и торжественно сказала:
– Только они все равно были розовые!
Кто-то из девчонок, уже настроившись было на счастливый конец, испуганно ойкнул. А я торжественно закончила:
– И братика родители все равно сильнее любили, чем девочку. Потому что он тогда очень сильно болел, и они за него сильно волновались.
Вот теперь – все. Интересно, у скольких девочек есть младшие братья? Рождаемость в стране низкая, но с другой стороны, если первой рождается дочка, то обычно стараются завести второго ребенка.
Моя мать тоже хотела. На старости лет, ей уже за тридцать было, вот ведь дура... Но я, пусть мне и было тогда всего двенадцать лет, уже была Иной. И с неожиданной проблемой справилась. На самом деле, наверное, зря. Ну был бы у меня брат, и что плохого? Пусть даже сводный брат... о чем точно знала бы только я, ведь даже мама сомневалась... Тем более – он мог бы оказаться Иным, какой никакой, а союзник... Но сделанного не воротишь.
– Теперь – спать! – весело скомандовала я.
Разумеется, меня стали просить рассказать что-нибудь еще. Но я отказалась. Сейчас полдвенадцатого, а мне еще надо дойти до пляжа... Голоса девчонок были уже сонными, нестройными. Когда я ушла, какую-то страшилку попыталась рассказать Гульнара, но судя по паузам и запинкам – рассказчица уснет на половине.
А я вернулась в свою комнату, вытянулась на кровати, и стала ждать.
Интересно, чем сейчас занят Игорь?
Тоже развлекает детишек?
Или пьет водку с какими-нибудь вожатыми?
Или трахается с какой-нибудь вожатой?
Или мирно спит, позабыв про намеренье идти ночью купаться?
Я покачала головой. Нет. Только не последнее.
Он надежный. Почти... почти как Завулон. Смешное сравнение: мало кто, даже из Темных Иных, мог бы назвать Завулона «надежным». Но я – могу. Имею полное право. Любовь – великая сила, и такая странная сила...
А вдруг Игорь окажется потенциальным Иным?
Я зажмурилась, одновременно и в сладком предвкушении, и в панике. Что тогда делать? Это уже будет не развлечение с человечком, которое мне позволил Завулон. Самый настоящий треугольник...
Да что со мной!
Какой еще треугольник? Ну даже если Игорь окажется неинициированным Иным! Он хвост подожмет, и вспоминать забудет, что имел романчик с подругой Завулона!
И я забуду!
Время тянулось невыносимо медленно. Стрелки на часах ползли раздумчиво, неторопливо, будто не уверенные в ходе времени. Я хотела выждать полчаса, но сдалась через двадцать минут. Держаться больше нету сил...
Я встала, и тихонько прошла в спальню девочек.
Здесь царила тишина. Хорошая, спокойная тишина большой детской спальни, в которой остались какие-то звуки – дыхание, сопение, сонное чмоканье.
– Девочки! – тихонько позвала я.
Ответа нет.
Я двинулась вдоль ряда кроватей, легонько касаясь плеч, рук, волос... Пусто... пусто... пусто...
Есть.
Это была Олечка.
Я присела у ее кровати, опустила ладони на мокрый от пота лоб. И услышала ее сон – струящуюся Силу...
Сон был бессвязный, сумбурный, ничего общего не имеющий с моей вечерней сказкой. Олечке снилось, что она поднимается на вершину башни – старой, покосившейся башни, с полуразрушенными каменными перилами, в которых зияют огромные провалы. Внизу, под башней, раскинулся не то средневековый город, не то какой-то старинный монастырь. И странное дело, хотя башня была в полумраке, внизу, под ней, сияло солнце. И среди обветшалых домов бродили люди – веселые, радостные, в летней одежде, с фотоаппаратами и цветными журналами в руках. Им было хорошо, весело, они и помыслить не могли поднять глаза к небу – и увидеть маленькую девочку, что, будто завороженная, идет к провалу в перилах...
Надо было еще немного потянуть. Дождаться, когда Олечка упадет вниз – она обязана была упасть, сон вел ее именно к этому. Я сама не поняла, что со мной случилось, но я напряглась – и всосала ее сон. Подчистую.
И темную башню над веселой толпой, и зияющие провалы в перилах, и холодное равнодушие, и манящую высоту. Все, что могло дать мне Силу.
Олечка на миг задержала дыхание. Я даже испугалась, что она впадет в кому – это случается, хоть и очень редко, с людьми у которых забираешь Силу слишком резко.
Но она вновь задышала.
Я поднялась с колен. Меня саму пробила испарина. Я ощущала, как в провал, возникший на месте привычной Силы, упал сгусток энергии. Нет, он еще далеко не заполнен... и я поторопилась... зачем-то...
Но я выздоравливаю.
Снова – тихие касания, мягкие волосы, открытые во сне губы, расслабленные пальцы...
Пусто... пусто... есть.
Это была Наташа.
И ее сон был инициирован мной.
Наташа стояла в ванной комнате. Голая, в мыльной пене. И колотила головой о кафельную стенку мальчика лет пяти-шести, повторяя: «Будешь подсматривать? Будешь еще подсматривать?» Мальчик болтался в ее руках, как тряпичная кукла. Глаза были широко, в ужасе, раскрыты, но он молчал. Похоже, боялся наказания от родителей куда больше, чем от сестры.
А вот с Наташей было не все ладно. В ее душе перемешались и злость на несносного братца, и страх, что она ударит слишком сильно, и стыд, хотя еще совсем недавно ее с братом купали вместе, и вина... потому что дверь она оставила незакрытой нарочно... именно в расчете, что братишка попытается заглянуть, движимый естественным детским стремлением нарушать все запреты.
