— Какой красавицей ты стала! — А сами посмеиваются, прикрывая рукой рот. Конечно же, мать и дочь делят любовника между собой.
Взявшись за руки, они становятся в круг: мама, она и дядя Джон. «Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней?» — его голос выделяется из хора. Дядя Джон улыбается маме, прилизанный и до приторности слащавый, настоящий полосатый котяра.
— С Новым годом, дорогая! — обращается он к маме. — С новым счастьем! — А когда разрывается круг, поворачивается к дочери и шепчет на ухо: — Все в порядке. Удалось ее утихомирить. Поверила моим россказням. Мы с тобой как-нибудь выкрутимся, беби. Только знаешь, не надо торопиться, будем действовать осторожно, потихоньку. О, очень осторожно…
Мэйзи лежала на спине, боясь пошевелиться. Почему так странно бьется сердце? Неравномерно, скачками. Между редкими глухими ударами вдруг зачастит мелкой дробью. Так не должно быть. Кажется, при малейшем движении оно, резко оттолкнувшись, выскочит из груди. А перед глазами колышется необъятная черная пелена. Именно так и случилось в прошлом месяце с бедняжкой Долли.
Переболела инфлюэнцей и сгорела в два счета. Глазом моргнуть не успели, как отдала Богу душу.
Мэйзи вспомнила, как пришла посмотреть на лежавшую в гробу подругу. Долли показалась ей красавицей: лицо бледное, темные волосы разметались по подушке. Мэйзи купила букетик цветов и положила рядом с покойной. Не бог весть что, но ведь нельзя расстаться с Долли без последнего «прости». Это жестоко. И потом, никто не знает, когда придет его черед. Долли без конца повторяла эти слова, и вот, пожалуйста — и сообразить не успела, что произошло, как уже отправилась в мир иной.
Сгорела, словно свечка в ночи. Даже как-то чудно.
Снова глухой удар отдается эхом в груди. Будто кто колотит в дверь, намереваясь во что бы то ни стало проникнуть внутрь. Да, именно так, все стучит и стучит. Нет, дело не в пустых страхах, которыми человек портит себе кровь. Чему быть, того не миновать. Судьбу не проведешь. И все-таки как быть, если однажды ночью станет совсем плохо, а она здесь совсем одна, и рядом ни души? Хватит ли сил позвать на помощь, да и услышат ли соседи на нижнем этаже? Или предстоит уйти в небытие всеми покинутой, как Долли? «Нет, — убеждала себя Мэйзи, — если испугаюсь — пиши пропало. Можно ставить на себе крест. А потому лучше не задумываться».
Она села на кровати и стала натягивать чулки. Почему такая усталость по утрам? Что за наказание! Мэйзи взглянула на свое отражение в треснутом зеркале на стене. Жуть! Ну и рожа! Ни дать ни взять кусок вареной баранины. Если отправиться на работу в подобном виде, в твою сторону не посмотрит даже мусорщик, не говоря уже о более приличных мужчинах. Не будь она такой аккуратной и предусмотрительной, так бы и слонялась по улицам изо дня в день и возвращалась домой с пустым кошельком. В последнее время Мэйзи изрядно подустала и с трудом соображала, что к чему. И это сущая правда.
Спроси, кого она подцепила прошлым вечером, — не ответит. В памяти остались только тихий голос и светлые усики клиента. Да еще, помнится, беспокоилась по поводу цены, но Мэйзи не позволила себя обдурить. Нет, с ней этот номер не пройдет.
Что за жизнь! А, вот так-то лучше! Легким движением она нарумянила щеки, а затем покрыла все лицо густым слоем пудры. Ну вот, теперь хоть стала похожа на человека. В завершение тщательно подвела глаза и намазала губы жирной помадой малинового цвета.
Ах черт возьми! Придется ушивать одежду еще на пару сантиметров. Юбка свободно болтается на талии. Ладно, пока можно обойтись английской булавкой. Сомнений нет, с каждым днем она становится все худее. Один из клиентов на днях обозвал мешком с костями. Вот свинья!
Волосы грязные, от завивки осталось лишь воспоминание. Нужно отложить денег и снова сделать перманент.
Одевшись, Мэйзи раздвинула шторы и открыла окно.
Оказывается, на улице совсем тепло. Весна. Внизу играет девчушка без пальто. Забавно, как быстро меняется погода. Еще вчера стоял пробирающий до костей холод, промозглый злобный ветер забирался под одежду, и серое небо поливало каплями дождя, что оставляют грязные следы на шелковых чулках.
А сегодня погожий теплый денек, ярко светит солнышко, роняя лучи на большой квадратный ковер в комнате напротив.
Мэйзи выглянула из окна, вдыхая весенний воздух. Здесь, наверху, забываешь о пыли и дыме, о долгом дне, что ждет впереди, и бесконечно длинной ночи. Только крыши домов да синее небо с белыми хлопьями облаков.
На подоконник вспрыгнул пролетавший мимо воробышек и, заметив Мэйзи, от неожиданности едва не свалился вниз. Испуганно чирикнув, замахал крылышками.
Ну как тут не рассмеяться!
— Ах ты, бесстыжий попрошайка, ничего от меня не получишь! — воскликнула она, ища глазами случайно завалявшуюся на полу крошку.
Мэйзи брела по Шафтсбери-авеню, разглядывая по пути витрины магазинов. Ух ты, красота какая! Алое, с золотыми бусинками посредине и длинным, до земли, шлейфом с левой стороны. Настоящее вечернее платье. Наверняка самый модный фасон. На левом плече крупный цветок, который делает наряд еще шикарнее. Ни к чему наведываться и спрашивать, сколько он стоит, потому что это самый дрянной из всех магазинов, где на витрине никогда не выставляют ценники. Бывало, зайдешь с важным видом и гордо удалишься ни с чем, сделав вид, что собираешься вернуться после обеда. Только вот беда, ведь каждый день проходишь мимо, и тебя уже здесь запомнили.
«Вы нас уже посетили на днях, верно?» — непременно спросит мерзавка-продавщица. Ох уж эти девицы, наряженные в платья из черного атласа. Все стараются подчеркнуть свое превосходство, а на деле — обычные шлюхи.
Только посмотрите на костюмчик из трикотажного полотна! И коричневый шарф в тон. Три с половиной гинеи. Что ж, если очень хочется, цена подходящая… В таком великолепии да еще с завивкой можно подцепить важного джентльмена из тех, что возвращаются вечером из театра. Возможно, даже появится постоянный клиент. Господи, как было бы славно! Спокойно заниматься своим делом в тепле, а не болтаться каждый день по улицам в любую погоду.
— Привет, лапушка! Как делишки?
Мэйзи быстро обернулась и увидела бледненькую девушку в поношенной одежде, такую худенькую, что из-под платья выпирали кости таза. Маленькое личико со впалыми щеками и провалившимися глазами.
— Боже мой! — оторопела она. — Неужели это ты, Нора?!
— Я, — откликнулась девушка глухим, словно из потустороннего мира голосом. — А кто ж еще? Ты, лапушка, не обозналась. Видок у меня потрепанный, а?
