— Можешь не сомневаться. Такие детали не миновали моего внимания.
— И Ты, несомненно, знаешь, что означает, когда женщину посылают служить мужчине, голую и связанную.
— У меня есть кое-какие идеи на этот счёт, — признал я.
— И Ты позволяешь её лечь спать?
— Да.
— Как Ты думаешь, зачем Кэнка послала её к тебе?
— Я не уверен на сто процентов.
— Она только что была выпорота, — напомнил Кувигнака.
— Я помню.
— Разве для тебя не очевидно, что этот приказ предназначен ей в качестве дополнения к наказанию, что она, рабыня, должна будет служить тому, кто также как и она всего лишь раб, так же как своему господину?
— Возможно.
— Отличное унижение для рабыни, которое должно великолепно ей преподать её ничтожество и никчёмность.
— Возможно, — повторил я.
— И Ты не стал пользоваться ей.
— Нет.
— Получается, что Ты, не выполнил желание Кэнки, — заключил Кувигнака.
— Ты действительно думаешь, что он хотел бы, чтобы я её использовал?
— Конечно, — воскликнул Кувигнака.
— Но она любит его.
— И какая тебе разница? — поинтересовался мой друг.
— А разве он не любит её?
— Да, — ответил Кувигнака. — Но он хотел бы, чтобы вернувшись в его вигвам, его рабыня стала лучше.
— Я думаю, что она уже достаточно наказана.
— Смелое заявление для того, кто сам всего лишь раб, — улыбнулся Кувигнака.
— Возможно, — усмехался я.
— Кроме того, Ты нравишься Кэнке.
— Мне он тоже понравился.
— Он знает, что Ты — сильный мужчина, и что тебе нужна женщина.
Я пожал плечами.
— Ты носишь ошейник, — объяснил Кувигнака. — В стойбище это является для тебя препятствием. Ты не можешь даже тронуть нагую, бледнолицую рабыню без разрешения, не говоря уже, чтобы оторвать её от работы, например очистки коже или шитья.
— Для этого есть Васнаподхи, — напомнил я.
— Но она часто находится в другом месте, ведь Грант, в интересах своего бизнеса, часто передаёт её другим мужчинам, иногда больше, чем на день или два.
— Это верно, — признал я.
— Итак, почему Ты должен протестовать, если Кэнка, из дружеских соображений, в подходящей ситуации, на день, дарит тебе Виньелу? — поинтересовался Кувигнака.
— Я и не возражаю, — засмеялся я. — Просто, я думаю, что, по крайней мере, сегодня, она была достаточно наказана.
— Кажется, решение о наказании принимал Кэнка, а не Ты, — заметил Кувигнака.
— Несомненно, Ты прав. Он — её владелец.
— И Ты позволяешь ей лечь поспать! — с издёвкой сказал Кувигнака.
— Да, — развёл я руками.
— Насколько же Ты мягкосердечный! — рассмеялся мой юный друг.
— Возможно, — усмехнулся я, прикинув, когда же последний раз кто-либо выдвигал против меня подобные обвинения.
Кувигнака вновь склонился над шкурой, яростно работая костным скребком.
— О чём Ты задумался? — вдруг спросил он.
— Интересно, что сейчас делает Васнаподхи.
Кувигнака рассмеялся.
— Скорее всего, она делает то же, что и я, очищает кожу.
— Не хочешь, чтобы я тебе помог? — поинтересовался я.
— Нет, — отказался Кувигнака. — Это — работа женщин.
Я засмеялся. Этот ответ, шутливый со стороны Кувигнаки, банален среди остальных краснокожих. Предложение мужчины помочь с женщине в её работе почти всегда отвергается. У мужчины должны заниматься своим делом, а женщины своим. У разделения работы по половому признаку вполне оправдано и рационально. Как мне кажется, для мужчин лучше всего подходит быть воинами, а женщинам в таком раскладе отводится роль прекрасных и желанных призов для этих воинов. Уверен, что мужчины, с их силой, агрессивностью и ловкостью, лучше подходят для охоты, где надо преследовать быстрого, воинственного, вооружённого тремя рогами кайилиаука, чем слабые и нежные женщины. И уж конечно, женщины, с их терпением, вкусом, с их маленькими ловкими пальцами, гораздо более подойдут для напряжённых и тонких работ, таких как вышивание бисером и шитьё одежды. Точно так же естественно ожидать, что общие, обусловленные полом предрасположенности и склонности, оправданные с точки зрения мужской и женский природы людей, по-видимому, являются следствием генетических и гормональных различий. Эти различия проявляются в широком спектре работ, которые представители каждого пола имеют склонность выполнять наиболее эффективно и находят наиболее для себя подходящими.
Конечно, с биологической точки зрения некоторые работы, могут показаться, так сказать сексуально-нейтральными. Существуют ли такие работы, или нет, интересный вопрос. Такой работой, казалось бы, можно считать ту, в которой половая принадлежность человека, со всеми его сопутствующими физиологическими и психологическими последствиями, не важна. Может показаться, что сексуально-нейтральные работы, по крайней мере с точки зрения природы, не существуют. Однако, с целью доказательства от противного, мы предположим, что таковые всё же существуют. Давайте предположим, например, что нарезание кожи для мокасинов — именно такая задача. Среди краснокожих эта работа, предположительно сексуально-нейтральная, всегда, или почти всегда, выполняется женщинами. Это привлекает внимание к интересному, с точки зрения антропологии, факту. Исполнения даже тех работ, которые могут показаться сексуально-нейтральными, работ у которых, кажется, нет очевидного биологического оттенка относительно пола, в различных культурах, всё же имеют тенденцию быть разделенными по половому признаку. Интересно, что точно так же, исторически это обусловлено или нет, но эти культуры склоняются к тому, чтобы согласиться с подобным разделением труда. Например, почти во всех культурах, хотя есть и исключения, работа у ткацкого станка считается женской. Таким образом, ясно видно, что во многих культурах половые различия в отношении труда, так или иначе, чётко разграничены.
Как бы там ни было, но размывание половых различий, с его сопутствующими вредными последствиями для сексуальных отношений и особенностей, снижением мужской активности и расстройством женских функций, не должно поощряться среди нормальных людей. Отказ и отрыв от природы, предательство и ниспровержение своего пола, как мне кажется, в долгосрочной перспективе, не являются наилучшим выходом для человеческой цивилизации. Таким образом, дискриминация по половому признаку, в некотором смысле, не недостаток, но надежда на поступательное развитие. Не стоит считать унисекс, чем-то само собой разумеющимся, поскольку такой аспект патологической культуры, может быть понятен и представлять интерес, только некоторым близоруким или странным организмам.