— Он мой соседний, — сказала она, отцепляя крючочки когтей от Андрея. — Зовут Мяу-Мяу. Потерялся.
Андрей почувствовал, что улыбается.
— А я нашелся, — сказал он.
— Да, — серьезно кивнула Сью. — Теперь мы пойдем вместе. Хочу показать тебе Джер. Здесь недалеко.
Легкое раздражение мелькнуло внутри Андрея. Что-то сродни невозможной, парадоксальной ревности. «Когда я с тобой, мне не нужен джер. А ты — ты опять ищешь Джера…» Мелькнуло и растворилось.
— Пойдем, — улыбнулся он.
Действительно, было недалеко. Но запутанно. Если не знать в точности, куда идти, то в этих узких трехмерных лабиринтах можно и нужно было заблудиться. Особенно в темноте. Старые кварталы старого города… не просто старые — дряхлые.
Часть дома была, кажется, нежилой. Нет, не часть дома, а — крыло особняка. Левое. В правом еще обитали.
В подъезде пахло книжной пылью: забытый запах библиотеки. Ступеньки вдвое выше привычных. А потолки… метра четыре или больше, прикинул Андрей. Свет слабой лампочки оттуда, из горних высей, доходил как академическая абстракция.
На площадке первого этажа было всего две двери, Сью выбрала левую. Андрей уже вдавил кнопку звонка, но Сью отрицательно покачала головой, взялась за ручку двери, с усилием потянула на себя.
Было не заперто. А звонок все равно не работал.
Однако, когда дверь отворялась, звякнул колокольчик. Андрей и Сью оказались в узком коридоре, освещенном не лучше, чем лестничная клетка. Кто-то уже спешил издалека на зов колокольчика, шаркал старческими туфлями.
— Не спрашивай, — быстро сказала Сью. — Я буду говорить.
Андрей пожал плечами, соглашаясь.
Походка обманула его. Хозяин квартиры не был стариком. Это оказался средних лет мужчина — очень высокий, худой до истощения, и ноги он приволакивал как после инсульта или тяжелой травмы, а не от возраста. Пока Андрей осознавал свою ошибку, Сью сказала:
— Мы здесь посмотреть Джер. Пожалуйста.
— Да сколько угодно, — сказал мужчина с непонятной горечью. — Вам какой зал?
— Первый, — вежливо сказала Сью.
— Второй, — вырвалось у Андрея.
Он не собирался встревать, честно. Просто сорвалось с языка.
Хозяин смерил их взглядом — с глубочайшим осуждением.
— Извините, — покаянно сказал Андрей.
Сью схватила его за руку, сжала ладонь — молчи, молчи.
— Второй, пожалуйста, второй, — попросила она. — Простите!
— Да сколько угодно, — печально повторил мужчина.
Интонация его была чуточку преувеличенной и существовала как-то отдельно от слов, как у плохого актера. Или так полагалось в этой пьесе, которой Андрей не знал.
Хозяин повернулся и заковылял по коридору. И снова Андрей обманулся в ожиданиях — он решил, что идти придется в самую глубь, но всего через несколько метров мужчина остановился, щелкнул выключателем и распахнул перед ними дверь.
Зала — опять-таки, не комната, а именно зала — оказалась освещена ослепительно ярко. Свет резанул глаза так, что впору заорать от удара по нервам. Андрей невольно вскинул руку, с опозданием заслоняя глаза.
— Спасибо большое, — сказала Сью.
Андрей проглотил то, что просилось на язык, шагнул вслед за ней через порог, и хозяин закрыл за ними дверь.
— Чудак какой-то, — раздраженно сказал Андрей. — На букву…
Сью поднялась на цыпочки, накрыла его губы ладонью.
— Его жена ушла в джер, — быстро сказала она. — Давно. Год назад, больше? Он странный теперь, да. Сделал музей Джер. Картинная галерея. Он один, сам. Надо осторожно говорить, чтобы не сделать больно.
— Жена… умерла? — глупо спросил Андрей.
— Ее картины есть тут. — Сью повела рукой. — И подлинник Джер есть, Джер-оригинал. И много другие Джер. Но никто не знать, какие где.
Андрей прикусил губу. Сью не первый раз сбивала его с толку, сообщая обыденным тоном о самых ужасных вещах. Может, она всего лишь ошибалась в интонациях неродного языка. А может, ей казалось нормальным то, что шокировало Андрея? Мысль его огорчила.
Он медленно пошел вдоль стен, обходя комнату по часовой стрелке.
Большинство картин было в металлических рамах, застекленные. Но были и взятые в рамы без стекол, и даже вовсе без рам, вульгарно прикнопленные к стене.
Джер редко выбирал холст. Или холст редко доставался Джеру?
Джер рисовал на бумаге, предпочитая плотную, частенько цветную. Он любил пастельные мелки и маркеры, но не отказывался от карандашей, красок… да что там, он рисовал чем угодно, чем под руку подвернется. Андрей опознал губную помаду и — с меньшей достоверностью — кетчуп. В общем, средства исполнения рисунков были разнообразны.
Зато мотив всех картин был один и тот же.
Двери.
Открытые, закрытые, приоткрытые — чуть-чуть, на четверть, наполовину. Двери, из которых струился свет, и двери, за которыми была ночь.
Некоторые рисунки изображали одну лишь дверь, на других было еще много деталей, но дверь являла собой смысловой фокус каждой картины, ее содержание и цель.
Манера Джера была узнаваемой до боли, до судороги сжатых губ, до крошек зубной эмали во рту. Все собранные здесь картины рисовал один художник. Более того, в каком-то смысле это всё была одна и та же картина. Повторенная в сотне вариаций, исполненная то старательнее, то небрежно, с деталями и без…
Одна и та же.
— Но это чудовищно! — громко сказал Андрей.
Внезапно закружилась голова. Картины слились в полосу, как на карусели. Он закрыл глаза — не помогло, полыхали цветные пятна, аварийной сигнализацией звенело в ушах. Андрей ухватился за стену. Его качало, как пьяного. Сью повисла у него на локте, тянула вниз, Андрей сопротивлялся…
Он пришел в себя, сидя спиной к стене. Что-то было со зрением, казалось, что стена напротив то приближается рывком, то удаляется. Лоб был покрыт неприятной испариной, и гулко колотилось сердце.
— Андрей?
Сью стояла над ним.
— Андрей? — повторила она жалобно.
— Нормально, — хрипло сказал Андрей. — Все в порядке. Сядь, посидим немножко. Да сядь же, ну!
Сью осторожно опустилась на корточки.
— Что плохо? — деловито спросила она. — Где?
Андрей через силу рассмеялся.
— А где хорошо? Всё плохо, девочка. Хуже некуда. И это вот…
Он повел рукой.
— Это Джер, — серьезно сказала Сью, и Андрея вдруг взбесила ее серьезность, и констатация очевидного факта, и больше всего — все эти картины, бессмысленно одинаковые…
— Джер, Джер! — заорал он. — Вроде я не знаю! Это подделка, понимаешь! Фальшивка! Тот Джер, первый, — он был настоящий, а мы… Мы рисуем копии! Фуфло это всё, а не Джер!
