Однакож… отец выжил.
Я вспомню об этом нескоро. Но по великой нужде.
* * *
Той ночью, готовясь ко сну, я вышла из ванной — и обнаружила Сиеха, уплетающего мой ужин и читающего одну из книг, привезённых мною из Дарра. Против ужина я не возражала. Иное дело — книга.
— А неплохо, — сказал Сиех, небрежно поприветствовав меня смутным подобием жеста. И не подумав отнять глаз от страниц. — Никогда не читал прежде даррийской поэзии. Странно — из разговора с тобой я подумал было, что все Дарре, хмм, слегка непосредственны. Но тут, глянь: каждая строка так и норовит запутать. Тот, кто писал это, думал… циклично, по кругу.
Я села на кровать, убрать волосы.
— Вообще-то, перед тем, как вломиться в чью-то личную жизнь, принято вежливо просить разрешения.
Книгу он из рук так и не выпустил, но захлопнул.
— Я оскорбил тебя. — На лице его отразилась задумчивость. — Почему?
— Этим поэтом был мой отец.
Задумчивость перешла в изумление, а изумление — в расчёт.
— И хорошим поэтом. Почему тебе не нравится чужой интерес к его стихам?
— Потому что они — мои.
Десять лет. Десять дет как он мёртв — несчастный случай на охоте, мужчинам в привычку так умирать, — и всё ещё больно даже думать о нём. Я опустила щётку для волос, глядя на тёмные завитки, зацепившиеся за щетинки. Амнийские кудри. Амнийские глаза. Иногда я задавалась вопросом: считал ли отец меня уродливой? Многие Дарре — да. А если и так, то из-за моих амнийских черт? Или оттого, что я уродилась не столь похожей на Амн? В отличие от матушки.
Сиех одарил меня долгим взглядом.
— Я не хотел тебя обидеть. — И встал, возвращая книгу на место. Небольшую полочку, приютившуюся в углу.
Что-то во мне ослабдо, хоть я и не выказала этого, снова занявшись волосами.
— Удивлена, что это тебя заботит, — сказала я. — Смертные всё время умирают. Ты уже должен был устать ходить на цыпочках вкруг нашей скорби.
Сиех улыбнулся.
— Моя мать тоже умерла.
Предатель, который никого не предавал. Я никогда не думала о ней, как о чьей-то матери.
— Кроме того, ты пыталась убить Ньяхдоха ради меня. Пусть это даст тебе немного пищи для размышлений. — Он перебрался на туалетный столик, заодно столкнув пятой точкой всё лежащее там; видимо, так далеко его благие намерения — и щедрость — не заходили. — Так чего же ты хочешь?
Я раскрыла было рот. Он рассмеялся.
— Ты же была не против, пока не увидела, что я читаю.
— Ох.
— Ну и?..
— Меня интересует… — Внезапно я почувствовала себя глупо. Мне что, мало других проблем? Почему я так одержима смертью — и мертвецами?
Сиех подтянул под себя ноги и состроил выжидающую физиономию. Я вздохнула.
— Мне показалось, что ты мог бы рассказать мне, что знаешь… о матушке.
— Не про Декарту? Скаймину? Или Релада? Даже не о моём, хм, своеобразном семействе? — Он склонил голову набок (зрачки потемнели, замерцав, по-кошачьи мерно сужаясь и расширяясь, в тон дыханью). На мгновение это отвлекло от мыслей. — Как интересно. С чего бы это?
— Я видела сегодня Релада. — Я подыскивала слова, чтобы объяснить поточнее.
— Занятная парочка, правда? Он и Скаймина. Я мог бы много чего рассказать о их маленькой междоусобной войне…
— Мне ни к чему эти знания, — резко и чересчур быстро отреагировала я, едва не вспылив. Не хотелось бы, чтоб он дознался, насколько меня смутила эта встреча с кузеном. Я ожидала ещё одну Скаймину, правда, в мужском варианте, — но злая реальность выкинула куда более худший финт, подсунув мне горького пьяницу. Как знать, не уподоблюсь ли я ему сама, если не успею вовремя сбежать с Небес?
Сиех затих, вероятно, увлёкшись чтением моих мыслей, упрямо вырисовывающихся в открытую на лице. Неудивительно, что вскоре он лениво ухмыльнулся (в глазах мелькнула тень расчёта, не грозящего ничем хорошим):
— Я поведаю, что смогу, — сказал он. — Но что получу взамен?
— Чего ты хочешь?
Улыбка исчезла. Озорное выражение почти мгновенно сменилось полной серьёзностью.
— Я уже говорил и раньше. Позволь мне спать с тобой.
Я возмущённо уставилась на него. Он быстро качнул головой.
— Не так, как мужчина с женщиной. — Похоже, юный бог и в самом деле был возмущён, что я подумала о нём так. — Я — ребёнок, помнишь?
Ещё бы.
— Ты — не ребёнок.
— По меркам других богов, нет. Ньяхдох родился прежде начала всех времён; в сравнении с ним, и я, и мои собратья, и сосёстры — сущие дети. — Он снова сменил позу, прижав колени к груди и обняв их руками. Этот жест ужасно добавил ему юности и хрупкой уязвимости. Однакож, дурой я не была.
— Почему?
Долгий мягкий вздох.
— Я просто люблю тебя, Йин. Тому должна быть особая причина?
— В случае с тобой — первое, что приходит в голову.
Сиех нахмурился.
— Ну, это совсем не так. Я же говорил, что делаю то, что нравится и доставляет удовольствие, подобно детям. Нет никакой логики. Прими это за данность, или нет, как пожелаешь.
Он подпёр коленом подбородок и отвёл глаза, состроив надутую мину. Честно, ещё не встречала настолько искусного хитреца.
Вздохнув, я задумалась, согласиться или нет; и если «да», то не поведусь ли я на поводу очередной хитрости Энэфадех, не попадусь ли в сети интриг Арамери? В конце концов ответ пришёл сам собою: а какая разница? Сейчас или позже?
— Полагаю, это предложение должно польстить, — сказала наконец со вздохом.
Сиех мгновенно оживился и одним скоком перепрыгнул ко мне на кровать, стянул покрывала и хлопнул по моей стороне матраса.
— Можно, я расчешу тебе волосы?
Я не смогла сдержать смех.
— Ты просто поразителен.
— Бессмертие — ну очень скучная штука. Ты бы удивилась, знай, сколь увлекательны обычные человеческие привычки, особенно, после нескольких прожитых тысячелетий.
Я присела на кровать, предложив ему щётку. Он почти замурлыкал от удовольствия, цепко ухватившись за ручку, но я не спешила отпускать.
Он весело осклабился.
— Кажется, ты не готова выпустить дело из рук? Хочешь отказаться от сделки?
— Нет. Но считаю мудрым, ведя переговоры с обманщиком, потребовать свою часть уговора вперёд.
Он рассмеялся, расжав пальцы, — и получил выпущенной щёткой по ноге.
— Ты такая забавная. Ты мне нравишься больше всех прочих Арамери скопом.
Мне же не пришлось по душе, бытиь сочтёной за Арамери. Но…
— Больше, чем матушка? — спросила я.
