Леди Кай стояла рядом и, хоть и внимательно смотрела, но момент, когда перспектива в зеркале начала искажаться и поплыла, все равно пропустила. А потом ее потянуло туда — в мерцающую глубину, и сила эта нарастала с каждым ударом сердца, становясь практически неодолимой. Самым краем глаза она заметила, что хилависты рядом больше нет, хотя в зеркале он присутствовал, в сильно, правда, искаженном и вытянутом виде.
И в этот самый миг все поменялось — изображения в зеркале стали вдруг четкими и до невозможности реальными, а комната обрела черты небрежно выполненной гравюры. Да не гравюры, даже, а, так, — неумелого наброска. Да и тот уже таял, словно сон…
Пропадали колонны, поддерживающие высокий расписанный изумительными картинами потолок, таяли убранные плотными шторами окна. Лестницы, картины, скульптуры — все это растворялось в небытии, словно и не было никогда. Подернулось рябью и рассыпалось ее отражение, оставив после себя размытый контур, прозрачными становились стены, террасы и балконы, растворяясь в молочном рассеянном свете словно в тумане, а потом исчезло и все остальное, поглощенное мутной расплывчатой пустотой.
И вдруг все изменилось.
Вроде только что окружало ее призрачное марево, и вот уже она стоит на белом ковре, перед заставленным красивыми цветными бутылками столиком, напротив нее потрескивает сухими поленьями разгорающийся камин, а рядом уютно устроившись в своем огромном и любимом кресле восседает ее работодатель коронный вампир, член Радужной Ложи, граф Эрш Раффара Керт Абатемаро. Во плоти и наяву, так сказать.
А подле него, как собака у ног хозяина, уже укладывался хилависта, бурча что-то то ли от удовольствия, то ли просто по давно укоренившейся привычке.
Они вернулись.
– Ну, молодец, молодец, — продолжал причитать Абатемаро. — Ты, действительно лучшая, душа моя. Действительно… Это ж надо — красота-то какая. Ты посмотри… А силищи-то в нем сколько… Ты чувствуешь?
Осси пожала плечами.
– Не знаю. Не особо, если честно.
– Это ты по молодости, душа моя. По молодости и по неопытности… А я, вот, прямо чувствую как из него прет… — Абатемаро перевернул обломок и принялся за изучение обратной его стороны. Только, что в лупу набалдашник свой не рассматривал. — Великолепно… Просто потрясающе… Я ваш должник, душа моя!
– Хорошо, — вздохнула Осси. — Я буду иметь в виду…
– Имейте, дорогая моя, имейте. Вы даже себе представить не можете, как вы мне угодили.
– Я постараюсь, — выдавила из себя леди Кай. — Постараюсь представить. А пока… Нельзя ли мне отдохнуть? Прошу простить, минсир, но, я очень устала.
– Вот именно, — скрипнул хилависта. — Давайте мы уже лучше пойдем, чтобы вам тут не мешать ерундой своей любоваться, а то поесть-то — мы поели, а, вот, вместо поспать — через пять зеркал сюда перлись…
– Конечно, мои дорогие, конечно. О чем речь, — засуетился Абатемаро. Даже обломок свой из рук на время выпустил, пристроив его на столе между бутылок. Правда поправил раза два, чтобы не свалился и разбился, не ровен день. — Простите меня старика. Так увлекся, что и забыл уже обо всем на свете. А вам, конечно, отдохнуть надобно… Сейчас мы узы снимем и пойдете себе…
– Узы? — Про них Осси как-то и позабыла уже.
– Ну, да. Узы. Чтобы хилависту отпустить. Пусть уж у себя там отдыхает. Что ж ему, бедолаге-то, в двух шагах от дома-то… — Абатемаро что-то перебирал на своем огромном столе, как обычно заставленном и заваленном сверх всякой меры.
– Да где ж таки оно? — Он суетился, ронял какие-то бумаги и склянки, без конца переставлял одни и те же коробочки, и наконец удовлетворенно вскрикнул, вытаскивая на свет божий невзрачное серое перышко.
– Вот оно где! Сейчас, мои дорогие. Сейчас все сделаем, освободим вас, и отдыхайте себе сколько влезет. А уж потом, когда отдохнете, отоспитесь и еще раз отдохнете, встретимся, посидим, и вы все старику расскажете. Как — да что… Страсть, как люблю всякие такие рассказы слушать, а уж ваш-то, я думаю, сотни иных стоить будет.
– Да уж поболее, наверное, — буркнул хилависта.
– Вот, видите! Даже поболее, — обрадовался Абатемаро. — Сейчас все сделаем. Да вы и сами, душа моя, могли бы, кабы тогда не закапризничали и от предложения моего не отказались. Тут делов-то — смешно сказать… — Не переставая болтать он поджег перышко от свечи, держа его над небольшой белой фарфоровой ступкой, изрядно уже потрескавшейся от времени.
– Сейчас, сейчас…
Абатемаро поворачивал перышко и так и эдак, перехватывая его с разных сторон, пока оно не сгорело дотла, осыпавшись малюсенькой кучкой серого как пыль пепла.
– Ну, вот. Полдела почти… Сейчас разотрем немного и, почитай, все уже.
Это его «немного» вылилось в долгое и очень нудное постукивание пестиком о фарфоровое дно. Осси даже носом клевать уже начала, а он все стучал и стучал. Периодически, правда, стук этот замолкал, Абатемаро откладывал пестик в сторону, тщательно слюнявил левый мизинец и засовывал его в ступку. После чего аккуратно слизывал крохи налипшей на него пыли, сокрушенно качал головой, и все начиналось сначала. Казалось, что конца этому не будет никогда.
Наконец, после очередного такого слизывания лицо его посветлело и расплылось в блаженной улыбке.
– Вот! Теперь — то что надо. Пожалуйте-ка сюда.
Осси, нехотя, и с большим трудом покинула уютное кресло и выползла на середину комнаты. Болело все: голова раскалывалась, а тело ломило, будто она всю ночь не за столом — за беседой просидела, а мешки ворочала. А глаза просто слипались…
– Сюда, моя дорогая, сюда… Левее немножечко. Вот так, вот так… — Абатемаро еще раз осмотрел пространство между Осси и хилавистой и, убедившись, что ничего им помешать не должно, предупредил:
– Теперь, главное — не двигаться. Это не долго и не больно. Просто замрите.
Осси кивнула, а хилависта что-то пробурчал, но не шелохнулся. Просто глазами во все стороны ворочал, как одержимый, но этого, вроде, никто и не запрещал.
Абатемаро отошел на шаг в сторону, аккуратно, затаив дыхание, пересыпал содержимое ступки себе в ладонь и крепко сжал кулак.
– Замрите!
После чего он распахнул ладонь и что есть силы дунул на крошечную горстку серого пепла.
Как ни мало его было, а в комнате сразу потемнело. Будто пылевая буря или извержение вулкана случилось. Контуры предметов угадывались с трудом, камин превратился в яркое размытое пятно, хилависта стал похож на темный бесформенный ком, а сам Абатемаро на хищную тень. На кого стала похоже она сама, Осси предпочитала не думать. Да и сил на это уже не было, честно говоря.
