— Опрометчиво разбрасывать мусор в общественном месте, Ди-Ре.
— Кто бы говорил! — Ди-Ре, злой, как черт, рывком повернулся к новому собеседнику, — Этот ублюдок предал меня, Альфа, он растрепал тому, кому не следовало, то, что нельзя! Растрепал не без твоей помощи… — он вновь прищурился и внезапно, не целясь, выстрелил.
Острая боль прошила правую ногу выше колена; вниз заструилась горячая липкая жидкость. Арчи дернулся, но не вскрикнул, привычно сдерживая себя, лишь сжал рукоять пистолета в кармане, касаясь указательным пальцем курка.
Ди-Ре, совершенно довольный как своим поступком, так и реакцией собеседника, криво ухмыльнулся, шагая к нему.
— Я люблю сильных людей, Арчи… — теперь голос сумасшедшего ублюдка напоминал мурлыканье кошки, звучал почти нежно, однако, Молле не дал себя обмануть. Дьявола из Рейкьявика он знал слишком хорошо, чтобы поверить в его внезапно изменившиеся намерения.
— Очень люблю… — Ди-Ре сделал еще один шаг и остановился, склоняя голову набок, — Просто убить тебя было бы слишком скучно, Хищник, хотя я бы и мог… но нет, — лицо его ожесточилось; на губах появилась безумная, кровожадная улыбка, — Нет-нет-нет, я не хочу, чтобы все было так просто! Я поохочусь на тебя, Альфа, всласть поохочусь, я загоняю тебя до потери сознания и вот тогда…
— Смотри не поранься во время гонки, охотник, — холодно перебил его Арчибальд.
Прогремел выстрел. Альфа стрелял сквозь пальто, не доставая пистолет, но на меткости его это не сказалось ни капли — Ди-Ре, взвизгнув, схватился за правую руку, роняя оружие и, весь дрожа, ошарашенно уставился на окрасившую пальцы кровь. Причинять боль Дьявол любил, но сам ее чувствовать ненавидел, а собственной крови так и вовсе боялся.
— Что… что ты наделал?.. — голос психопата дрогнул, он замотал головой, зажмуриваясь, — Мне больно, больно!.. Я не прощу тебе этого! — он распахнул глаза, взирая на собеседника с нескрываемой ненавистью, — Ты думаешь, Нику Конте было больно, когда я бил его ножом?! Тебе будет больнее стократ, Арчи, ты не знаешь, с кем связался!!
— Я очень хорошо знаю это, Хинрик, — хладнокровно отозвался Молле. Нога его разрывалась от боли, сознание так и норовило смешаться, но мужчина продолжал сохранять равнодушие, не показывая противнику слабости. Сейчас это было слишком опасно, и Арчибальд, сознавая эту опасность, держался одним только усилием воли.
— Очень, — повторил он и, окинув тяжело дышащего безумца презрительным взглядом, резко бросил, — Не пытайся подобраться к Тресу. Если дорожишь своей шкурой — оставь его, дурак, королем тебе все равно не стать.
— Ааа… — Ди-Ре зашипел, как гадюка, немного склоняясь, будто изготавливаясь для броска, — Так ты знаешь! Выяснил вместе со своими дружками, что мне нужно, чего я хочу… Только обломайся, Альфа! Я стану королем, я покорю Восточную долину, потому что убью этого мерзкого мальчишку! И займу его место, а ты… — он медленно потянул носом воздух, сильнее зажимая рану на руке, — Ты еще будешь умолять меня о пощаде, тварь, я заставлю тебя!..
— Это вряд ли, — Молле чуть приподнял подбородок, стискивая спрятанные в карманы руки в кулаки. Он не хотел упасть на глазах у безумца, не хотел дать ему шанс убить себя.
— Я сказал все, что хотел, Хинрик, — бросил он и резко развернулся, столь уверенно и решительно, словно и не был ранен, после чего обернулся через плечо, — Ах… чуть не забыл. Если ты еще раз тронешь мою добычу — я буду стрелять не в руку, а в голову. Запомни, «охотник», Хищника лучше не злить.
Ди-Ре промолчал, тяжело дыша через нос — его рана была не так серьезна, как рана противника, но сам он тысячекратно преувеличивал свои страдания и хотел быстрее закончить разговор с этим опасным человеком. Лучше будет убить его после, подослать верных и надежных людей, лучше будет пристрелить его связанного или перерезать ему глотку… Но сейчас у него на это нет сил. Пусть уходит.
Арчибальд, прекрасно понимающий мысли и состояние своего, отныне злейшего, врага, спокойно зашагал прочь. Он шел быстро, немного прихрамывая, но тем не менее, ступал настолько твердо, что Хинрик за его спиной только скрипнул зубами, уверяясь, что сильно задеть Молле ему не удалось.
Вот и деревья. Он быстро скрылся среди них и, не позволяя себе слабости даже в одиночестве, попытался прибавить шагу, мысленно злясь на самого себя.
Ведь ему приходилось проходить через это! Он был ранен в эту ногу уже трижды, он давно должен был привыкнуть!.. Но сейчас было что-то не так. Кровь не желала останавливаться, лилась буквально ручьем, и Арчибальд, скрипя зубами, понимал, что может упасть среди улицы и истечь ею, не получив помощи.
Так умирать он не хотел. Он шел, мерил нарочито твердыми шагами землю, почти не понимая, куда идет и зачем, шел практически на автопилоте, изредка касаясь окровавленной штанины, пачкая руку и не замечая этого.
Было больно. Было больно, мерзко и отвратительно, было очень плохо, голова кружилась, и, наверное, только стальная воля не позволяла ему остановиться где-нибудь, привалившись спиной к стене или обняв столб. В голове чехардой скакали мысли, воспоминания, — он думал о своем побеге из тюрьмы, о тех ранах и той кровопотере, и лишь сейчас сознавал, что тогда его вывел только монстр, подселившийся к нему в душу.* Он вспоминал прошлый вояж в Восточную долину, мечтал о водах источника и думал, что Конте тогда назвал его железным человеком… Интересно, где поселился Конте в Чикаго? Может, стоило бы наведаться к нему в гости…
Куда же он идет? Кажется, улица смутно знакома, он даже с определенным трудом узнал дом, возле которого остановился. Но что это за место?
Рука вновь скользнула к штанине. Нога онемела, он почти не чувствовал ее и сам не понимал, как еще ухитряется шагать.
Ладно… ладно, чтобы это ни было, надо зайти внутрь. Если умирать — то хоть не на виду у всех.
Он открыл дверь подъезда, кое-как набрав испачканными в крови пальцами код — он не помнил его, не понимал, что делает, действовал совершенно интуитивно, — и, зайдя внутрь, уверенно принялся подниматься по лестнице.
Почему не первый этаж? Дьявол. Вот второй, вот третий… сколько их еще?.. А, вот, кажется, пришел.
Мужчина с трудом поднял руку и попытался надавить на звонок. Палец, перемазанный кровью, соскользнул, не дотянувшись. Он попытался еще раз, еще… Вот! Резкий, сорвавшийся звон ударил по сознанию, как молот, и он почувствовал, что падает.
Он старался удержаться, старался устоять, цепляясь за дверь, но бессильно сползал вдоль нее, падая на пол.
Он еще успел запомнить, как дверь все-таки распахнулась, успел услышать чей-то испуганный вскрик… Губы шевельнулись, шепча чье-то имя, и сознание поглотила тьма.
***
Кевин не спал. Никто из них не спал, и никто не желал расходиться, вызывая этим закономерное негодование Энни, не слишком любящей, когда дом набит посторонними людьми. Впрочем, узнав причину ночного собрания, девушка была вынуждена признать его законность и, всплеснув руками, удалилась в комнату.
Они не могли спать, не могли разойтись — после того, как Арчибальд ушел на встречу с Дьяволом из Рейкьявика, они могли только сидеть и ждать новостей.
— И чего мы за него так переживаем? — Шон неловко улыбнулся и, вздохнув, выглянул в окно, — Это же Альфа, черт возьми! Этот парень из любой мышеловки выскользнет, не прищемив хвост…
— А это Ди-Ре, — осек его Доминик и, сцепив руки в замок, уставился в столешницу, — И, если сумасшествие Арчи было всегда направлено только против меня, да и то давно прошло, то сумасшествие Дьявола направлено против целого мира! И, боюсь, против Арчибальда тоже…
— Он справится, — Карвер, который сидел, скрестив руки на груди и пасмурно размышлял обо всем произошедшем, тихонько вздохнул, — Я много слышал о Хищнике, мистер Конте. После той истории, его побега из тюрьмы строгого режима, я убежден, что он справится со всем.
Кевин, не говоря ни слова, махнул рукой. Он тоже знал, насколько опасен его странный друг, знал, на что он способен, понимал, что, в целом, беспокоиться за него смысла нет… но, тем не менее, беспокоился.
