– Отправляйся и прихвати с собой Лайла. Расспросы, договор, финансы на нём.
Согласный наклон головы – почти что полупоклон. Едва заметная издевка в этом движении – «Услышал, понял… ещё будут инструкции?»
– Если там раненный зверь или менее пяти жертв…
Нужно связаться со мной. Бесполезное напоминание, Гриз. Тут больше надежды на Лайла.
Нэйш самую малость приподнимает брови – и вечные полукруги у губ становятся глубже тоже на пару миллиметров.
– Разумеется, госпожа Арделл. Но никогда ведь нельзя предсказать, как поведет себя агрессивное животное. А в случае непосредственной опасности для людей – вы же знаете…
Пальцы нежно касаются дарта на поясе: единственного лекарства от агрессивных животных, которое признаёт устранитель.
Знаю, – молчит Гриз, глядя ему в глаза (они серебрятся, как лёд под луной). Знаю, что ты сделаешь. И ты тоже знаешь, что сейчас мне приходится выбирать: поставить под удар людей – или направить туда тебя, зная, чем кончится.
И мы оба знаем – что если бы была возможность не посылать тебя…
Устранитель чуть-чуть улыбается – почти сочувственно. На её глазах переходя в иную сущность: из коллекционера бабочек, исследователя и наблюдателя – в Провожатого.
Это видно по едва изменившейся манере стоять. Чуть-чуть заострившимся чертам лица. И особому, тускло-стальному, ничего не выражающему взгляду.
Смерть в белом плаще улыбается Гриз ещё секунду, будто говоря – «Гляди, что будет!» Потом разворачивается и растворяется в клочках белесого тумана на дороге, в лунном свете и осенней ночи. Будто забыв про Уну, которая тут же семенит вслед, тихонько вздыхая – Нэйш прекрасно знает, как её ранит, когда он смотрит сквозь неё, как на пустое место… поэтому так и поступает.
Гриз давит глупое желание пойти за ними. Накостылять Нэйшу кнутом, самой уйти на вызов в земли Крайтоса, принадлежащие Драккантам. Поболтать с Фрезой в «поплавке», разобраться с делами питомника. Гриз возвращается через двор, полный настороженных зверей, к костистому замку, укутанному в грязно-серую шаль. Вступает внутрь, уже привычно кивнув наёмникам у входа. И бредёт, не зажигая фонарь, к портретной галерее, которая властвует над замком.
Один вход, один выход – и длинное пространство, заполненное портретами Линешентов. Эпохи и платья – наперечёт. Гордо красуются геральдионы на руках у… скольких там поколений? Почти две дюжины портретов с одной и с другой стороны, а дальше – поздние, без геральдионов, и совсем уже потемневшие… И посреди портретов – дверь. В глубокой нише. Незапертая – Гриз чуть приоткрывает её и видит ступеньки.
– Исследуете замок по ночам, милочка?
Среднего сына Линешентов зовут Этрианом. Ему лет сорок – и на лице у него отчаянная попытка выглядеть на свой возраст. Пудра и грим, помада в волосах и обведённые, чтобы казаться более полными, губы. Дорогая булавка торчит в сюртуке – напоказ.
– Простите. Рассматривала вот портреты. Я не знаток живописи, но они просто… завораживают.
Завораживают – своей непонятностью. Что-то, что не желает оформляться в образы и слова и только настойчиво царапает там, изнутри…
– А там, внизу – продолжение галереи?
– Вы, видно, совсем не знаете, как устроены родовые гнёзда, – на лице у Этриана Линешента – радушная светская улыбочка. Глаза с ней не вяжутся, как и со всем остальным.
Опасные глаза игрока.
– Там внизу – Церемониальный зал. Обрядовый, их всегда делают под дворцами. Чтобы, знаете ли, они были словно фундаментами. Хотите взглянуть? В подвал вход открыт, а сам зал может открыть только Линешент.
В буровато-карих глазах, как в трясине прячется – опасность. И часовые во внутренней крепости привычно бьют тревогу – когда Гриз вежливо качает головой.
– Простите, это было бы уже вторжением в дела Рода. Я и так позволила себе лишнее. Я здесь не гостья – меня наняли для дела.
– Ах да, действительно, бедолага Орэйг. Реликвия нашего рода, во всех поколениях, – и широким жестом обводит картинную галерею. – Но знаете, мне нетрудно проявить особенное гостеприимство... особенно если гостья такая очаровательная.
Он уже подошёл слишком близко для обычного разговора – заслонил галерею своим лицом. Слишком многозубой улыбкой.
– Вам интересны тайны моего рода? Я многое могу о них рассказать. Можем спуститься в Обрядовый зал, милочка. Или пойти к вам в комнату. Или мы можем даже… здесь…
Он тянет её на себя уже решительно, пытается дотянуться губами до шеи, рывком обвивает за талию. И забивает дыхание духами – что-то яркое, цитрусовое, молодое. Дикое здесь, среди болот и туманов.
– Господин Линешент, а вам не кажется, что это как-то недостойно аристократа?
– Ну, вам же платят за услуги – так и оказывайте услуги, – мурлычет Этриан, не теряя гостеприимной, располагающей улыбки. – Я же один из ваших нанимателей, а? Так что в ваших интересах – чтобы я был удовлетворён. А я пока что совсем не удовлетворен тем, как вы тут шастаете… так что будьте попокладистее.
Гриз уворачивается от мокрого поцелуя в шею. Морщится брезгливо, отводит в сторону руку Линешента, которая тянется к груди.
– Что, если нет?
– Не будь же дурочкой, – бормочет Линешент, прижимая её к стене и к одному из портретов – рама больно впечатывается в поясницу. – Ты в моём замке, я – аристократ первого круга, а ты просто грязь, девка-варг из питомника, еще и из Вейгорда, да тебе порадоваться надо, что я…
– Пытаетесь влезть ко мне под юбку? – предполагает Гриз, когда Линешент слегка тонет в её голубом подоле. Аристократ тяжело дышит, замечает, что она больше не сопротивляется, и выдаёт с удовольствием:
– Ну вот, так-то луч… – и тут же: – Это что, штаны?!
Пока средний из наследников Рода Линешент стоит, слегка выпучив глаза, его рука продолжает путешествие вверх. По штанине, то есть от колена по бедру.
Три секунды, невнятный хрип, а потом Этриан шарахается подальше, хватаясь за занемевшую руку.
Гриз чуть наклоняется и интересуется вполне в традициях Лайла Гроски:
– Ой, не обожглись? Подхватила какую-то заразу от мантикоры, знаете ли. Теперь вот по ночам такая дрянь отрастает. Это хорошо, что вы дальше не полезли, господин Линешент, а то бы еще годик лечились.
Не говорить же ему, что кнут из кожи скортокса приходится таскать на поясе, под подолом. С сумочкой ходить неудобно.
– Мразь… варжеская, – шипит аристократ, держась за кисть. – Завтра же вас отсюда, так и знайте…
– Поставите здоровье фамильной драгоценности против вашей руки? – Линешент отступает на шаг. – А как вы объясните, почему с нами надо расторгнуть договор – вот так прямо и расскажете – где получили… кхм… ранение? Да не беспокойтесь, пройдет скоро. Но могут быть последствия для потенции, так что… знаете, вы бы охладилки попили где-то месяцок. В ней как раз нужные компоненты.
Этр выскальзывает из галереи, держа руку наперевес и шипя под нос проклятия варгам, Гриз, мамаше и почему-то – младшему брату. Гриз остаётся отряхиваться от липкой пудры и приставучего цитрусового одеколона.
Линешенты с портретов взирают с величественным отвращением. Сверху вниз. Ты грязь, говорят их взгляды. Девчонка-варг, которая вздумала, что можешь путаться в наших делах. Взгляни – наша история проросла в Кайетту корнями. Мы – это Кайетта. И у каждого из нас на руках фамильная драгоценность.
Белые, пушистые геральдионы – на двадцати с лишним портретах. Гриз стоит, вглядываясь – а они смотрят на неё. С розовыми носиками, фиолетовыми глазками, аккуратными мордочками. В драгоценных ошейниках, с ленточками, на плечах у хозяев, на руках у хозяев, на подушечке рядом, лежа, сидя, стоя, вытянувшись во весь рост. Она смотрит, уже понимая, уже холодея – а они будто кружат вокруг неё, приплясывая на мягких лапках, взмахивая такими похожими хвостами… Геральдионы, геральдионы…
Геральдион.
МЕЛОНИ ДРАККАНТ
Грызи врывается в комнату Орэйга Четырнадцатого. Малость растрепанная, почему-то воняющая померанцевыми мужскими духами. С горящими глазами и указующим на геральдиона перстом.
