Ознакомительная версия.
Внизу, под стеной, пылали факелы и белели поднятые лица с провалами разинутых ртов. На них смотрели. За их смертельным танцем наблюдали. А драгоценное время уходило… уходило… у-хо-ди-ло!
Воин в рогатом шлеме — вне всякого сомнения, великий кенси,[22] у которого многому можно научиться, — уверенно теснил Итиро, осыпая его градом смертоносных ударов. А хуже всего было то, что идзинский меч значительно превосходил по длине сикоми-дзуэ Итиро. Что ж, если в бою нельзя удлинить клинок, возможно другое…
Уклонившись от очередного выпада противника, Итиро ударил сам. Но на этот раз не просто ударил, а с силой выбросил правую руку, выкинул ее в буквальном смысле. Вместе со сжатым в кулаке мечом.
Бесконечные тренировки на грани человеческих возможностей, болезненные растяжки и вывихи, которым регулярно подвергали гибкое тело Итиро, сделали свое дело. С легким хрустом локтевой и плечевой суставы вышли на миг из суставных сумок. Рука удлинилась на добрую ладонь, увеличилась дистанция удара…
Такого приема враг не ожидал.
Темное острие сикоми-дзуэ рассекло кольчужную сетку под правым наплечником и вспороло рукав поддоспешника. Брызнула кровь. Идзин глухо вскрикнул. Отступил, споткнулся, упал, роняя оружие из ослабевших пальцев. Меч, кувыркаясь, полетел со стены.
Раненый и обезоруженный противник больше не представлял опасности, и Итиро не стал его добивать. Не до того! По стене бежали другие идзины. Подбегали! Топот и звон железа доносились и из темного башенного проема за спиной Итиро. Там тоже кто-то поднимался наверх.
Суставы уже встали на место и почти не болели. Итиро бросил меч-посох в заспинные ножны, вырвал из поясного кармана широкий деревянный пенальчик. Щелк! Пенал открылся, и Итиро, подобно сеятелю на пашне, стал метать шипастую металлическую «зернь» — мелкие, но остро заточенные «ежи»-тэцубиси. Вправо. Влево…
Те железные колючки, что летели влево, падали под ноги воинам, бегущим по стене. Те, что бросались вправо, сыпались через раненого идзина на темную лестницу башни. Тэцубиси не были отравлены, но они могли пропороть обувь и поранить ногу. Это должно на время задержать врага.
И в самом деле задерживает. Уже почти добежавшие до Итиро идзины валятся друг на друга. Упавшие орут, пытаются подняться и не могут, преграждая путь тем, кто следует сзади. В башне тоже слышатся вопли, звон железа о камень, грохот падающих и катящихся по ступеням тел.
Пора! Итиро готов к последнему рывку. Но чья-то рука вдруг хватает его за маску-дзукин. Хватает. Рвет…
Проклятье! Раненый идзинский самурай вновь стоит на ногах и пытается его остановить! Правая рука безоружного мечника висит плетью, левая — сдирает с лица Итиро темную ткань.
Но пальцы уже нащупали в боковом кармашке бумажный мешочек. Итиро сжимает и рвет тонкую оболочку. Швыряет горсть мелкого порошка в смотровую щель глухого рогатого шлема. Над головой чужеземца клубится пыль — слепящая смесь из песка, железных опилок, высушенных и перемолотых в труху жгучих трав. Идзин ревет медведем. Шарахается назад — в башенный проем. Падает где-то там, на темной лестнице.
Видел ли он лицо Итиро? Успел ли разглядеть, прежде чем ослепнуть? Если да — то плохо. Никто не должен видеть лица синоби. Так его учили…
Снова дождем посыпались стрелы: беглеца больше не надеялись взять живым. Или просто не хотели.
Итиро вскочил на зубчатый край стены. Одна стрела пропорола вздутую порывом ветра куртку. Еще одна ударила в спину, соскользнув с округлого бока сумы-нагабукуро. Стрела звякнула о кристалл с Черной Костью и едва не сбросила Итиро вниз. А с такой высоты нужно прыгать самому. Аккуратно, умело и расчетливо нужно…
Итиро быстро перекинул нагабукуро на живот, вздохнул поглубже… Он задержался еще на миг. Сконцентрировался перед опасным прыжком. И — шагнул во мрак. Исчез в ночи под изумленные крики идзинов. Растворился тенью среди теней.
Пару мгновений, показавшихся нескончаемо долгими, он, раскинув руки в стороны, удерживал тело в правильном — ногами вниз — положении. Итиро падал вдоль неровной кладки спиной к выступающим камням, едва не касаясь их. Падал, как стоял. Опираясь уже о воздух, а не о привычную твердь.
Ночной воздух тугой, упругой струей бил в открытое лицо. Сухая земля — темная полоска между стеной замка и валом, увенчанным частоколом, — стремительно приближалась, грозя ударить гораздо сильнее воздуха — до хруста в костях, До хлюпанья в потрохах. Ударить, сломать, разбить, размазать.
Это был поистине самоубийственный прыжок. Для любого другого — да, но не для опытного синоби. Не для лучшего генина клана. Еще стоя на зубчатом гребне стены, Итиро быстро и хладнокровно рассчитал ма-ай — соотношение времени и пространства. У самой земли, в нужный, самый нужный момент Итиро ударил ногами в кладку за спиной. Удар отозвался сильной болью в пятках. Сильной, однако не смертельной.
Промежуточный толчок погасил скорость. Тело, до сих пор падавшее вертикально, отскочило от стены под большим углом. Итиро сгруппировался, прижимая нагабукуро с добычей к животу и стараясь уберечь кости. Свои кости. Черную Кость защитит прочный кристалл-саркофаг…
Приземление, конечно, не было безболезненным, но все же не убило и не покалечило его. Итиро по инерции докатился до вала с частоколом. Вскочил. Выхватил из кармана еще один бумажный мешочек, надорвал его и рассеял пыльное облако неприметного землистого цвета. Этот порошок предназначался не для людей. Он защитит его от собак, которых идзины могут пустить вокруг крепости. Если пес хоть раз вдохнет такую смесь, проку от него больше не будет. Пес потеряет обоняние.
Не оставляя на плотной земле следов и присыпая путь отступления едкой пылью, Итиро быстро поднялся к частоколу, легко перемахнул через него…
Когда со стены в ночную тьму полетели горящие факелы, он уже спускался в ров. Без шума и всплеска погрузившись по горло в черную, мутную воду, Итиро достал из-за спины сикоми-дзуэ, вынул клинок и, не торопясь, открутил с ножен набалдашник-кодзири…
Из крепости доносились переполошные крики. Со скрипом и скрежетом опустился подъемный мост. Послышался стук подкованных копыт по деревянному настилу. Всадники с факелами рассыпались по ту сторону рва. Несколько конных идзинов направлялись в его сторону, и Итиро скрылся под водой с головой. Над черной поверхностью, почти не тревожимой прикосновением слабого ветерка, остались торчать лишь ножны-сая, обращенные на этот раз не в плевательную, а в дыхательную трубку. Среди густых водорослей и тины, покрывающих стоячую воду вдоль обрывистой земляной кромки, кончик ножен трудно было бы разглядеть даже днем, а уж ночью и подавно.
Ознакомительная версия.
