Он очнулся оттого, что кто-то похлопал его по плечу тяжелой рукой. Безымень и Мара удалились с места всеобщего обозрения, на поляне снова стало шумно и весело.
– Эй, это любовь мертвого к мертвому. Не стоит примеривать это на себя, – сказал ему Леший.
– Оно не мертвое, – Илья огляделся по сторонам и неожиданно обнаружил «птичку» у себя на коленях, – оно просто не живущее.
– Люби лучше меня, я живущая, – «птичка» потерлась щекой о его плечо.
Илья хмыкнул, прижал ее к себе, допил все, что оставалось в его экзотическом бокале, и отбросил его в сторону, чтобы освободить вторую руку. И нисколько не пожалел об этом – ласкать красавицу обеими руками было куда как более удобно и волнующе.
– Не живущее… – задумчиво произнес Леший, – хорошо сказал. Я вот тоже хочу рассказать тебе историю. Все, кто тут сидит, конечно, ее знают, но и им не вредно будет послушать.
Голоса на поляне стихли, и Леший поднялся во весь свой огромный рост, сжимая в руке лилию, как будто собирался сказать тост. Он хрипло прокашлялся, прочищая горло и начал говорить неторопливо, громко и с большим чувством:
– Мы, жители нижнего мира, или, как ты назвал нас «не живущие», когда-то были беспечны и беспечальны. Некогда, очень давно, жили мы бок о бок с людьми, и боги спускались к нам тогда, когда хотели. Правда, Гармония и Справедливость правили миром. А потом пришел ледник, самый последний, самый холодный и высокий. Он запер нас под землей на сотню тысяч лет, и мы провели их как в могиле. Мы никогда не станем столь же светлыми и веселыми, как когда-то. Там, под землей, нас коснулся холод ледника, выстудил наши души, повязал нас со смертью и мраком. Ледник прогнал богов наверх, а людей вышвырнул с этой земли на восток.
Они вернулись, едва растаял лед – изувеченные голодом и морозом, сломанные бесконечными странствиями, одичавшие и забывшие свое место в этом мире. Но они вернулись. И вместо теплых густых рощ, чистых озер и высоких мягких трав люди нашли здесь мертвые непроходимые топи. И тщетно они звали богов, стоя в ледяной воде под ледяным ветром – боги не слышали их. Напрасно они уговаривали вернуться не живущих – мы не могли выйти им навстречу.
Маленький выпуклый островок, пядь твердой земли, один на много дней пути, разыскали люди и назвали его местом силы. Силы, которая не позволила леднику раздавить его и втоптать в болото. Они сложили на нем каменный очаг – не так-то просто было его разжечь, сырость животворна для теплых краев и губительна для холодных. Сила земли, сила огня и сила людей толкнула это место к жизни. Прошло много лет, прежде чем мы, не живущие, смогли выбраться на землю.
Да, мы стали другими – могильным холодом веет от нас до сих пор. Но люди простили нас и приняли такими, какие мы есть – они были одиноки, так же, как и мы. Рука об руку, смертные и не живущие, мы хранили очаг, сила которого собирала болотную воду в ручьи и реки, обнажая твердую землю, крепила ее соснами, засеивала лесами и заселяла зверьем.
И когда пришло время позвать богов, недалеко от очага, в солнечном лесу люди воздвигли Каменный лик. И боги услышали их зов.
Леший замолчал и оглядел поляну, как будто искал поддержки у слушателей, а потом с вызовом продолжил:
– Я выпью за людей! За тех, кто освободил нас. За тех, кто вдохнул жизнь в Каменный лик.
По поляне прошел ропот, похоже, не все были согласны пить за людей.
– Люди изменились с тех пор! – выкрикнул кто-то, и Илье показалось, что это Безымень. Но он мог и ошибиться.
– Да, люди изменились, – кивнул Леший, – но разве не человек сидит сейчас рядом с нами? Разве не человека Долина выбрала своим стражем? Скажи им, хозяин, стоят ли люди того, чтобы я пил за них?
Илья смешался – он не ожидал, что его о чем-нибудь спросят.
– Хм… человек – это звучит гордо, – пробормотал он себе под нос, – я не знаю. Люди разные – хорошие и плохие. Но и вы, я так понял, тоже существа неоднозначные. Я бы выпил за то, чтобы мы снова стали добрыми соседями…
Леший рассмеялся хриплым, кашляющим смехом и хлопнул Илью по плечу:
– Ну что ж, пусть будет так. За доброе соседство.
На этот раз поляна поддержала его – похоже, всем надоело слушать пространные речи, им хотелось чего-нибудь повеселей. И, наверное, Илья был с ними согласен.
Когда же «птички» щебечущей стайкой побежали танцевать, он выпустил свою с сожалением – без нее ему стало пусто и холодно. Их танец был полон жизни, как будто они нарочно хотели подчеркнуть контраст между собой и Марой. И музыка шла не из-под земли, а лилась из леса перезвоном колокольчиков, капающей росой и шорохом сосновой хвои. Их кожа в лунном свете светилась розовым, их движения переполняла энергия, бьющая через край, а округлые контуры тел манили и влекли к себе, как магнитом.
И закончился их танец внезапно – они сорвались с места и разбежались в разные стороны из круга, и те, кто сидел на поляне, ловили их в объятья, целовали, поднимали и кружили.
Когда Илья увидел свою «птичку», летящую ему навстречу, то не смог удержаться тоже, поднялся и подхватил ее на руки – разгоряченную, мягкую и живую.
– Я хочу пить, – выдохнула она ему в лицо.
– Сейчас я что-нибудь придумаю, – Илья огляделся. И немедленно сверху свесилась длинная гибкая рука, протягивающая ему лилию.
«Птичка» со смехом наблюдала, как он пытается и удержать ее на руках, и взять протянутый цветок. И ему это почти удалось, но если бы она не пришла ему на помощь, то он точно завалился бы на землю.
– Я не могу пить лежа, – продолжала она смеяться, и он попробовал на весу придать ей подобие сидячего положения, но пихать ее коленкой снизу не рискнул.
– Да сядь! – «птичка» хохотала, – и не будет никаких проблем.
Илья усмехнулся и последовал ее совету. Рядом с ним сидел Багник и держал на коленях двух красавиц.
«Птичка», отпив из лилии, дала хлебнуть и ему, и попросила:
– А теперь шепни мне что-нибудь ласковое.
Илья прижался губами к ее уху:
– Ты красавица.
– Тоже мне новость!
– Ты самая красивая.
– Это лучше.
– Мне с тобой хорошо.
Она отбросила лилию, обвила его шею обеими руками, а потом ее пальцы заскользили вниз, лаская и щекоча его грудь и спину. Он, конечно, в долгу не остался – ее прекрасное тело стоило того. Но не прошло и трех минут, как нервы его не выдержали:
– Все. Я больше не могу.
Илья подхватил ее на руки, поднимаясь, и потащил в лес, а она при этом хохотала и отбивалась. Впрочем, оглядевшись и прислушавшись, он понял, что он не одинок в своем начинании. Дважды ему казалось, будто он нашел подходящее место, но, приблизившись, понимал, что оно уже занято. Приходилось тащить ее все дальше и дальше от поляны, пока, в итоге, он не оказался на опушке, среди замечательных мягких моховых кочек.
