— Она ушла, — сказал Пугало.
Надя инстинктивно отшатнулась, чтобы туман не коснулся её ног, но он потянулся назад, только на самых носках кед остались чёрные пятна.
— Скрипач её забрал, но мы можем вернуть.
Сердце колотилось, как сумасшедшее. Она понятия не имела, смогут ли они вернуть Вету, или Скрипач давно убил её, выпил до остатка и бросил пустую человеческую оболочку. А чёрные нечеловеческие глаза прожигали её насквозь.
Хлопнули окна, и из рам вылетели уцелевшие стёкла. Школа качнулась, враз сделавшись хрупкой, как спичечный домик. Надя раскинула руки, чтобы удержать равновесие.
— Она ушла, — повторил Пугало. Грохот ночных машин сделался оглушительным.
— Да, я поняла! — Она не успела удержать крик злости. Столько стараний впустую, город замер на краю пропасти, из подворотен пахнет кладбищем, и просыпаются те, кто давно спал, а он, как подросток, страдает от ушедшей любви.
— Зачем ты лжёшь, — голос Пугала изошёл до едва слышного сквозняка. — Я знаю, что ты помогаешь ему. Ты с ним заодно.
У Нади от возмущения пересохло горло, и голос вышел под стать ему — хрип ветра в узких переулках.
— Нет! Всего один раз, на крыше. Я помогла ему не по своей воле.
— Убирайтесь, — сказал он.
Надя развернулась. Манекен с вывороченными кишками таращился на неё пустыми глазницами. Со стен медленно сползали лоскутки обоев. Шли трещины по обнажённым бетонным блокам.
— Пойдём, — бросила она Сабрине. — Он не собирается ничего делать.
Та секунду держала меч на отлёте, потом плавным движением возвратила его в ножны и последовала за Надей. Ни одна половица не скрипнула под ногами, и куда-то делись все тараканы.
От свежего ветра закружилась голова. Надя села на последнюю ступеньку крыльца и со всхлипом втянула воздух. По сравнению с темнотой внутри школы городская ночь казалась прозрачной вуалью. Видно было так далеко, что она различила огни заводов на окраине города.
Сабрина опустилась рядом с ней.
— Что собираешься делать?
Надя со вздохом хлопнула ладонями по коленям. За последней ступенькой школьного крыльца начинался целый ворох работы.
— Нужно искать Вету. Без неё он с места не двинется.
Сабрина взяла её за локоть и развернула к себе, и посмотрела в глаза, хотя Надя старательно отворачивалась.
— Я прошу тебя. Только без этих особых методов. И я пойду с тобой.
— Попробуем обойтись без крайних мер.
* * *
Они давно свернули с освещённого проспекта во дворы, шли через тёмные провалы арок, мимо мусорных баков, из которых доносился шорох. Фонари не горели. Единственный — у дверей поликлиники — давно остался сзади.
Иногда Надя замирала и прислушивалась, втягивала носом ветер и тогда она круто меняла направление. В темноте, как айсберги, плавали типовые высотки.
— Мы не заблудились? — Сабрина отставала на полшага. — Не знаю этих улиц.
Надя предупреждающе подняла руку. На детской площадке скрипела карусель. Медленно плыли друг за другом сиденья. Секунда — они замерли и поплыли в другую сторону. Ветер принёс запах реки.
— Это сумеречный город, люди сюда обычно не попадают. Ну, только те, кто знает единственную дорогу. Или же сюда можно доехать на последнем маршруте автобуса номер пятьдесят два. Мы уже близко.
Между припаркованных машин что-то метнулось, проскребло металлом об металл.
Фонари не горели, но темноты не было — городское жемчужно-серое небо подсвечивало асфальтовые дорожки. Надя с завидным упорством обламывала колючие ветки, протянувшиеся над тротуаром.
— Только не наступай на кровь. Это следы самоубийц.
Она могла бы и не говорить — Сабрина обходила чёрные кляксы по широкому полукругу. Особенно много пятен было под старой кирпичной пятнадцатиэтажкой. Её стены, облепленные аморфными телами паразитов-ауралов, пошли трещинами. Когда Надя последний раз бывала здесь, их было ещё не так много — два или три у самого чердака.
В центре пустынного двора темнело обглодаенное временем здание. Табличка у дверей давно выцвела, стены были изрисованы потускневшим граффити. Надя поднялась по выщербленной лестнице.
— Ты же знаешь, я ничего такого не увижу. Я не верю. И не смогу тебе помочь, — сказала Сабрина, замершая у крыльца.
Надя обернулась. Она не успела придумать, что говорить в таких случаях. Вышло скомкано:
— В это сложно не верить. — Она тронула навесной замок на дверях. Проржавевшая дуга распалась на две части.
Они вошли. В узких коридорах было пусто. Покачивались тусклые лампы, блики света плясали по запертым дверям. Сабрина замерла у двери, попыталась разобрать надпись на приколотом обтрёпанном листке. Буквы рассыпались на сотню бессмысленных закорючек.
— Не задерживайся слишком, — пробормотала Надя и потянула Сабрину за собой. — Здесь обычно тихо, живёт одна сущность. Мы называем его Электрик Семёныч. Он никогда не нападает первым. Но теперь весь сумеречный город как будто дрожит от напряжения, ты чувствуешь? Я больше ни в чём не уверена.
Ступени лестницы опасно прогибались, пространство трещало от каждого прикосновения. Коридор превратился в земляную нору, лестница резко ушла вверх, потом вниз. Надя искала поворот, но вместо него наткнулась на развилку. Она постояла на месте, отчаянно втягивая носом запахи. Их было так много, что она потеряла дорогу.
Она коснулась стен — мёртвый камень не откликнулся.
Ещё полгода назад, когда она приходила сюда узнать, жив ли один знакомый, изнутри стен на её стук отзывался ночной город. Старый дом рисовал на полу стрелки белым мелом, чтобы она не потеряла дорогу. Теперь ей приходилось идти наугад, на ощупь, угадывая повороты по знакомым запахам.
Сабрина молчала и разглядывала запертые двери. Она не отходила дальше, чем на полшага и тоже морщилась, значит, ощущала. Запах смерти здесь был силён, как нигде в городе. Надя поёжилась. Всё шло не так, как обычно, и это ощущение было, как холодный сквозняк.
Переход впереди утонул в полумраке — лампы там не горели. Надя шагнула наугад — под ногами захрустело битое стекло.
— Стой. — Сабрина потянула её назад, заставляя вернуться за поворот, и сама замерла у самого угла. Она первая услышала шорох в тёмном ответвлении коридора. Следом за ней услышала и Надя.
— Это Электрик. — Надя поправила перекинутую через плечо ручку сумки, которая вдруг стала слишком давить. — Тихо, он просто пройдёт мимо.
Шорох превратился в отчётливые шаги, шаги — в топот, будто существо неумело выплясывало чечётку по звонким кафельным плитам пола. Вдруг всё стихло.
Надя задержала дыхание и ощутила, как подрагивает под ладонями холодный камень. В тёмном ответвлении коридора длинные когти царапали стену. Послышалось сопение — он принюхивался.
