— «Я нарекаю себя…»
— «Вэйкимом из Дома Мертвых…»
— «Вэйкимом из Дома Мертвых…»
— «Во имя Анубиса…»
— «Во имя Анубиса…»
— «Вэйкимом…»
— «Вэйкимом…»
— «Посланником Анубиса в Срединные Миры…»
— «Посланником Анубиса в Срединные Миры…»
— «…и за их пределы…»
— «…и за их пределы…
— Слушайте же меня теперь, о мертвые: я нарекаю этого человека — Вэйким. Повторите его имя!
— Вэйким, — произносят мертвые губы.
— Да будет так! Теперь ты наречен, Вэйким, — говорит Анубис. — И стало быть, надлежит, дабы прочувствовал ты свое рождение в мире имен, чтобы ушел иным, чем прежде, о мой новоназванный!
Анубис поднимает руки над головой и опускает их вниз.
— Продолжайте танцевать! — приказывает он мертвым.
И они опять принимаются двигаться в такт музыке.
В зал вкатывается членорезка, за ней следует автопротезист.
Вэйким отворачивается от них, но они подъезжают к нему вплотную и останавливаются.
Первая машина выпускает наружу держатели и захватывает ими Вэйкима.
— Слабы руки людские, — говорит Анубис. — Да будут они отняты.
Человек кричит, когда пила впивается в его тело. Потом он теряет сознание Мертвые продолжают танцевать.
Когда Вэйким приходит в себя, по бокам у него свешиваются две гладкие серебряные руки, холодные и бесчувственные. Он сгибает пальцы.
— А ноги людские медлительны — во веем, кроме усталости. Сменить их ему на металлические, устали не знающие.
Когда Вэйким вторично приходит в себя, он стоит на серебряных ходулях. Он переступает с ноги на ногу. Язык Анубиса выстреливает из пасти наружу.
— Положи правую руку в огонь, — говорит он, — и жди, пока не раскалится она добела.
Стихает вокруг музыка, и пламя ласкает его руку, пока они не становятся одного цвета. Мертвые ведут свои мертвые разговоры и пьют вино, вкуса которого не ощущают. Они обнимаются безо всякого удовольствия Рука начинает отсвечивать белым.
— Теперь, — говорит Анубис, — сожми десницей свою мужественность, дабы выжечь ее.
Вэйким облизывает пересохшие губы.
— Хозяин... — говорит он.
— Исполняй!
И он исполняет и, не закончив, падает без сознания.
Когда он приходит в себя и смотрит вниз на свое тело, оно уже все из блестящего серебра, бесполое и могучее. Он прикасается рукой ко лбу, и раздается звяканье металла о металл.
— Как ты чувствуешь себя, Вэйким? — спрашивает Анубис.
— Не знаю, — отвечает тот, и голос его звучит странно и резко.
Анубис подает рукой знак, и ближайший бок режущей машины становится зеркальным.
— Полюбуйся на себя.
Вэйким смотрит на сверкающее яйцо, это его голова, на желтые линзы, это глаза, на блестящую бочку, свою грудь.
— По-разному могут люди начинать и заканчивать свою жизнь, — говорит Анубис. — Одни могут начинать в виде машины и медленно завоевывают себе человечность. Другие же могут кончить как машины, теряя понемногу свою человечность по ходу жизни. Потерянное всегда может быть обретено вновь, добытое — утеряно. Что ты такое, Вэйким, человек или машина?
— Не знаю.
— Тогда я еще усугублю неразбериху в твоей голове.
Анубис делает знак, и у Вэйкима отваливаются руки и ноги. Его металлический торс, звякнув о каменные плиты пола, откатывается к подножию трона.
— Ты лишен подвижности, — говорит Анубис.
Он вытягивает вперед ногу и касается ею крохотного выключателя у Вэйкима на затылке.
— Теперь ты лишен всех чувств, кроме слуха.
— Да, — отвечает Вэйким.
— Ну а сейчас я произвожу подключение. Ты ничего не чувствуешь, но голова твоя открыта, и ты вот-вот станешь частью машины, которая контролирует и поддерживает на ходу весь этот мир. Смотри же, вот он весь!
— Смотрю, — отвечает Вэйким и осознает сразу каждую комнату, каждый чертог, коридор и зал в этом извечно мертвом — никогда не жившем — мире, миром, собственно, никогда и не бывшем; мир этот изготовлен — не порожден пламенем творения из сгустившегося звездного вещества, но отчеканен и смонтирован, склепан и сплавлен, отделан и украшен; не моря, земли, воздух и жизнь царят здесь, но смазка» металл, камень и энергетические барьеры, и подвешено все это вместе среди ледяной пустоты, где не сверкает ни одно солнце; и осознает Вэйким сразу все расстояния, напряжения, массы, материалы, давления — и тайные числа мертвых. Он не ощущает своего тела, своего отключенного механического тела. Ведомы ему только волны подпитывающих энергий, струящиеся через Дом Мертвых. Он растекается вместе с ними, и ему известны бесцветные цвета воспринимаемых величин.
И снова говорит Анубис.
— Тебе ведома каждая тень в Доме Мертвых. Даже самыми сокровенными глазами созерцал ты его.
— Да.
— Ну а теперь посмотри, что лежит за его пределами.
Это звезды, звезды., россыпи звезд среди бездонного мрака. По ним пробегает рябь, они вспучиваются, изгибаются, они мчатся Вэйкиму навстречу, едва не налетают на него. Цвета их ослепительны и чисты, как очи ангелов, и они проносятся рядом, проносятся вдалеке — в вечности, сквозь которую он, кажется, движется. Не ощущается ни реальное время, ни движение, меняется лишь поле. В какой-то миг рядом с ним словно парит огромная голубая геенна солнца, потом опять приходит мрак, все вокруг него черным-черно, лишь крохотные огоньки поблескивают где-то вдалеке.
И наконец, приближается к нему мир, который и не мир вовсе, — лимонно-лазурный, зеленый, зеленый, зеленый. Короной венчает его земное же кольцо, втрое превышающее его в поперечнике; и кажется, что пульсирует оно в приятном ритме.
— Взгляни на Дом Жизни, — говорит откуда-то Анубис.
И Вэйким глядит. Дом этот теплый, сияющий, живой. От него исходит ощущение живительной силы.
— В доме Жизни правит Озирис, — говорит Анубис.
И Вэйкиму видна большущая птичья голова, водруженная на человеческие плечи, живы — о, до чего живы ее светлые желтые глаза; и стоит существо это перед ним на бескрайней равнине живой зелени, наложившейся на изображение этого мира; и в одной руке у него Жезл Жизни, а в другой — Книга Жизни. И кажется, что от него исходят лучи тепла.
Опять слышится голос Анубиса.
— Дом Жизни и Дом Мертвых сдерживают Срединные Миры.
И Вэйкима охватывает ощущение головокружительного падения, и опять смотрит он на звезды, но эти звезды отделены и удерживаются в стороне от прочих путами силы; они то видны, то невидимы, то вновь видны — затухая, появляясь, уходя, — эти светящиеся, колеблющиеся белые линии.
