Я все пыталась вспомнить, кто такая Берил. С соседями дядя Рей общался всегда мало, да и большинство его соседей — такие же безбашенные фермеры, как и он сам.
— Я все не называл малыша — ждал твоего приезда.
Неужели, дядя Рей успел жениться? — стучало у меня в голове. Он был закоренелым холостяком: уже почти двадцать лет он никуда не выезжал со своей фермы, выносил только собственную стряпню и ничью больше (хотя я тоже немного люблю готовить, и дяде придется с этим смириться), а еще, как я уже сказала, Рей Макэндорс просто-таки ненавидел детей.
— Поздравь Берил от меня, — вымученно улыбнувшись, ответила я.
Но дядя Рей лишь усмехнулся моим словам и, резко крутанув руль, свернул с дороги. Подобного я никак не ожидала, так что даже не успела ни за что зацепиться и в очередной раз ударилась — на этот раз головой — об стекло. Конечно, мне и раньше везло, но чтобы так часто!.. Моя жизнь в этом городке однозначно обещала быть интересной.
От внезапного поворота и от пропитавшего всю машину бензинного запаха меня уже начинало подташнивать. Поэтому когда дядя вновь начал говорить, я тут же уцепилась за эту возможность не думать о тумане, который поселился в моей голове.
— Слушай, Джинджер, я так мало о тебе знаю. Расскажи, чем ты увлекаешься? Надеюсь, ты уже не лазаешь по крышам, как делала это пятилетней крохой? — добавил он, смеясь.
Очередной крутой поворот подстегнул меня заговорить с первой космической скоростью:
— В мельбурнской школе у меня у одной был высший бал по естесственным наукам. Плюс еще обожаю фотографировать, но это так — игрушки.
А еще я ненавижу романы о Диком Западе и шоу "Ковбой" с Диком Мелсоном, — закончила я про себя.
— В твои годы мои увлечения были попроще. — Я увидела дядину улыбку в зеркало заднего вида — она едва проглядывалась под толстым слоем недельной щетины. — Когда мы были с твоим отцом совсем еще мальчишками, то круглыми сутками гоняли мяч, а когда совсем было нечем заняться, тайком брали из стойла самого лучшего жеребца, чтобы прокатиться на нем и похвастаться перед друзьями. Однажды мне жутко за это влетело. — Дядя засмеялся хриплым, ностальгическим смехом с легким оттенком грусти. — А еще никто не отменял холм, — добавил он задорным шепотом, как будто это был самый главный его секрет.
— Холм? — переспросила я.
— Да-да, именно холм, — кивнул дядя, — где растет огромный дуб, которому уже несколько сот лет, а к дубу кто-то давным-давно привязал качели с покрышкой от старого Форда. Это было наше тайное место до тех пор, пока родители не запретили нам туда ходить. Поговаривали, какая-то маленькая девочка раскачалась слишком высоко, а потом упала и разбилась насмерть, но мы-то с ребятами понимали, что эти слухи — полная туфта. Когда нам было нечем заняться, мы разжигали костер и придумывали всякие байки насчет того, что же могло произойти на том холме. Особой популярностью, Джинджер, пользовались страшилки твоего отца. Вот уж кто умел напугать так, что потом свет на ночь не гасили! Он уже тогда был знаменитостью среди нас, и единственный через много лет, кто отважился покинуть Мак-Марри и отправился искать счастья в столицу.
Я кивнула. Отец всю жизнь занимался писательством и именно поэтому уехал из этого захолустного городишки, чтобы добыть себе славы. Но первые его книги оказались непопулярными — их задвигали на самые дальние полки магазинов корешками назад, и прибыль оказалась ужасно маленькой, если вообще отец получил со своих начинаний какие-то деньги. В то время — впрочем, как и сейчас, — было слишком много писак-самоучек. Пробиться было практически невозможно. Конечно, сейчас имя Скотта Макэндорса уже может назвать каждый тридцать пятый житель материка, что весьма неплохая статистика, но отцу это уже не важно, или он просто делает вид, что не важно. В любом случае, он не любит вспоминать о том, как начиналась его карьера.
По иронии судьбы теперь я возвращалась в город, из которого отец бежал, будучи еще совсем юным.
В салоне Шевроле вновь установилась тишина. Лишь раздражающе булькающий мотор бесперебойно вел занимательную беседу с самим собой.
В Мак-Марри был уже поздний вечер. В темноте, рассеиваемой только фарами с огнями цыплячьего желтого цвета, было практически ничего не видно — я могла различить лишь одинокие силуэты редко стоящих домиков и открытых пастбищ, где неспешно гуляла какая-то заблудившаяся живность. Но ферму дяди Рея я могла узнать и с закрытыми глазами по особенно резкому запаху свежескошенного сена и громкому блеянию овец.
— А кто ухаживал за животными, пока тебя не было? — поинтересовалась я, внезапно осознав, что дяди действительно целый день не было на ферме. Так неужели он и вправду женился?
— Луи согласился меня выручить, — развеял дядя мои опасения и со всей силы вдавил педаль газа в пол, потому что грузовичок явно начинал капризничать.
Луи был самым близким другом дяди Рея и одновременно его соседом по ферме. С ним дядя частенько пропускал стаканчик в местном баре. С большими густыми усами и увесистым брюшком, Луи, тем не менее, был довольно резв и всегда в приподнятом настроении. Мне нравилось, когда этот добродушный фермер приходил к дяде Рею за советом вроде того, сколько точно навоза надо использовать, чтобы получить томаты диаметром ровно в два дюйма. Да, мой дядя знает даже такие глупости.
Неожиданно дядя Рей заглушил мотор и, облокотившись рукой на спинку своего сиденья, повернулся в мою сторону и посмотрел на меня своими голубыми глазами, сверкающими тысячами маленьких искорок. Интересно, он заметил, что у меня лицо такое зеленое, будто меня вот-вот стошнит?
— Добро пожа-аловать на родовую ферму Макэндорсов! — заявил дядя таким тоном, точно представлял новый аттракцион в парке Диснейленда.
Затем он быстро выскочил из машины (ох уж эта забавная ковбойская неусидчивость!) и уже спустя мгновение был около моей двери. Я даже опомниться не успела, как мне в лицо резко подул свежий весенний ветерок и в нос ударили знакомые ни с чем не сравнимые запахи: особенно я любила этот четко различимый аромат сваленных всюду стогов свежескошенного сена — я могла бесконечно долго вдыхать его до тех пор, пока не заболят от усталости легкие.
Я вышла из машины и стала разглядывать знакомые места, теперь почему-то казавшиеся мне уже чем-то новым, непривычным. Казалось, у фермы не было границ, и лишь где-то далеко-далеко луна освещала низенькую деревянную оградку. Самым большим строением на территории, вопреки понятиям нормального мельбурнца о комфорте, была просторная конюшня, откуда доносилось приветливое ржание. Видимо, кони уже почувствовали присутствие своего хозяина.
