Дома хорошо. Здесь нет назойливых президентских секретарей с цепкими взглядами профессиональных горлорезов, нет дряхлых английских королев, нет обкурившийся травкой самозванцев и их мамаш…
В деревне вообще нет посторонних, а если кто и выразит желание приехать, то вряд ли найдёт дорогу. Вроде я и не делал ничего специально, но как-то само собой получилось, что незваные гости могут часами колесить по округе, но вместо Кистенёвки попадут или в соседний район, или завязнут в болотистой низинке в пяти километрах от цели, а то вообще доберутся лишь до ближайшего дерева, внезапно появившегося точно посреди разбитой тракторами грунтовки.
Мы в визитах не нуждаемся, так как многое из происходящего тут желательно скрыть от нескромных взглядом. Не нужно смотреть. И слушать не нужно. Кому нужно, тому сами всё расскажем и покажем. Президенту, например.
А Глеб Егорович буквально наслаждался деревенской тишиной и спокойствием, разве что насторожённо провожал взглядом тяжело нагруженных нектаром пчёл, проносившихся с грацией объевшихся эльфийскими принцессами драконов. Но полосатых тружениц люди не интересовали, да человеческие разговоры им были безразличны.
— Хорошо тут у вас, граф, — Жеглов поставил пустую чашку на блюдечко и улыбнулся своему отражению в блестящем самоваре. — Дом немного непривычной архитектуры, но красивый.
И что президент увидел непривычного? Обыкновенный по имперским меркам дом горожанина среднего достатка, даже магии при строительстве совсем чуть-чуть приложено. Видел бы он поместье моего дедушки в столице! Тут же временное пристанище на несколько лет, так что я особо не старался — пару столетий без ремонта простоит, а больше и не нужно.
— Да, Глеб Егорович, у нас хорошо. И потому мне не нравится, когда на моё уютное жилище неизвестные ублюдки нацеливают свои ракеты.
— С вашими-то возможностями вряд ли стоит бояться ракет, — президент решительно махнул рукой и налил ещё одну чашку чаю.
— Я мыслю масштабнее.
— Это как?
— Привык, знаете ли, считать своим домом всю страну. Неважно, что она занимает чуть ли не треть глобуса — любые неприятности в любом самом захудалом уголке способны испортить мне настроение. А я этого не люблю.
— Почему? Вы здесь чужестранец. Или чужеземец. Как правильно?
— Да никак не правильно, Глеб Егорович. То есть, я прибыл к вам издалека, но намереваюсь пожить здесь какое-то время. Вот потому и предлагаю помощь. Так сказать, обмениваю её на безопасность. Ну а потом, после длительного и взаимовыгодного сотрудничества, вы придёте к мысли о том, что эта самая помощь может быть и обоюдной.
Президент хитро прищурился:
— Do, ut des. Даю, что бы ты дал?
— Да, это так. Но о подробностях мы поговорим лет через десять. Вы не торопитесь?
— Через десять лет? — рассмеялся Жеглов. — Граф, у меня через три года второй срок президентства заканчивается, а по конституции…
— Далась вам эта конституция. Я триста лет без неё прожил и ещё столько же проживу. Но если она дорога как память…
— Хм…
— А что? Сделаете музей, положите книгу под хрустальный колпак, почётный караул с обнажёнными мечами… Ну а посетителей хватать и сразу отправлять в подвалы Тайной Канцелярии, чтобы тщательно расспросить о странных пристрастиях. Вы не находите, Глеб Егорович, что в мечтах о торжестве демократии есть нечто извращённое?
— Причём здесь демократия и конституция?
— Вот именно! Не нужно нам ни того и ни другого. Давайте лучше обсудим мою будущую должность в правительстве.
Жеглов ухмыльнулся:
— Личный колдун президента.
Обидеться, что ли? Ведь сколько раз говорил, что магия к колдовству ни каким боком. Ладно, обойдёмся без обид.
— Зачем же так откровенно, Глеб Егорович? Давайте придумаем что-нибудь нейтральное. Министр военной энергетики, например.
— Почему так?
— Магия — это наука об управлении потоками энергии.
— Но военной почему?
— Вам жалко генеральского звания для меня?
— Нет, не жалко.
— Тогда и не будем спорить.
К вечеру Глеб Егорович заметно устал, так как утратил интерес к изучению деревенской жизни. Впрочем, въедливость и дотошность его не оставили.
— Нет, Владимир Владимирович, — покачал головой президент, — ваша идея взять англичан за их пушистые задницы прекрасна, но она не учитывает некоторые обстоятельства.
— Какие именно? — спросил я, и посмотрел на Жеглова сквозь бокал с местной разновидностью красного полусладкого вина. Кстати, при возвращении в Империю нужно будет прихватить именно эту лозу — наш виноград не даёт такое богатство оттенков и изумительное послевкусие. — Вроде бы учтено всё?
— Увы, — развёл руками президент. — Вы не учли мою честность. Что ни говорите, но она уже много лет учитывается в международной политике.
— С чего бы это?
— Редкость несусветная, — улыбнулся Жеглов.
— Ага, — я сделал глоток и поставил бокал на стол. — Хорошо, мы тоже будем это учитывать.
— В каком смысле?
— В самом прямом смысле. Если ваша выдающаяся честность не может обвинить англичан во лжи, то мы пойдём другим путём. Предъявим им претензии о вмешательстве в частную жизнь. Для примера — при Ермии Неистовом обсуждение личной жизни императора каралось наравне с государственной изменой. Вполне подойдёт в нашей ситуации.
— Нет, — усмехнулся Жеглов. — В России сохраняется видимость демократии, так что…
— Не вопрос, — успокоил я президента. — Если нет соответствующего закона, то его нужно принять. Назовём его «Законом об уголовной ответственности за вмешательство иных стран и государств в личную жизнь российских граждан». Простимулированнная должным образом Государственная Дума с радостью проголосует за поправки к Конституции и Уголовному Кодексу. Или достаточно чего-то одного? Не очень точно знаю местные реалии, но думаю, что всё будет правильно и законно.
— А толку-то? — пожал плечами президент. — Если закон неисполним, то зачем он вообще нужен?
— Очень даже исполним. Министерство военной энергетики гарантирует.
— Но как-то оно…
Мысленное ругательство на родном языке в такой ситуации не помогает. А вот на русском это звучит солидно, эмоционально и даёт дополнительный энергетический заряд.
— Предложите альтернативу, Глеб Егорович.
— Альтернативу, говорите? — он прищурился, будто посмотрел на меня через прицел. — Есть такая… Что вы знаете, Владимир Владимирович, об убийстве императора Павла Первого?
И что ответить? Не признаваться же, что об этом эпизоде российской истории я вообще ничего не знаю, и услышал он нём только сейчас. До этого момента вообще не подозревал о существовании в этом благостном мире подонков, способных лишить жизни священную особу императора. Ладно там короли или независимые герцоги… тех я собственноручно на тот свет десятка два отправил. Но император… покушение на него является святотатством и карается с особой жестокостью. Сроков давности сие деяние не имеет.
Правда, на того же Ермия покушения устраивали два-три раза в год.
— И вы предлагаете?
— Да, — кивнул президент. — Как это ни смешно звучит, но даже спустя двести с лишним лет преступление осталось безнаказанным. Организованная преступная группа по предварительному сговору… финансирование терроризма… Вот, Владимир Владимирович, именно финансирование терроризма и будет той самой вишенкой на торте.
— Нынешняя премьер-министр не подходит по возрасту в качестве главного обвиняемого. Она, конечно, выглядит ровесницей египетских мумий, но всё равно не тянет на главного фигуранта.
— И не нужно, — улыбнулся президент. — Претензии предъявляются не к премьер-министру, а ко всему государству, как к организованной преступной группировке. Они, естественно, попытаются уйти от ответственности, отрицая всё и вся. Вообще-то я уверен, что они именно так и поступят.
— А мы?
— А мы будем суровы и непоколебимы! — засмеялся Жеглов. — Нас не интересуют их оправдания. Правосудие восторжествует, ибо оно… оно… да похрену, что там оно!
