целую вечность, до того момента, как вдали показался свет факела. Он показался мне ярче ламп стоматолога, которые светят настолько ярко, что забываешь о том, что кто-то ковыряется у тебя во рту.
Тем не менее, даже сквозь слепящий свет я разглядела четырех мужчин в черных балахонах. Плюшки-ватрушки, прямо как инквизиционный ход перед сожжением ведьм.
— Академички! — проревел грозный голос. — Ваш час настал!
Это ещё больше подтвердило моё представление. Вот же Средневековье — никакой культуры.
— А мы никуда не торопимся, — вырвалось у меня.
— Марин, помнишь, что нам говорил суслягух? — толкнула меня Агапа.
— Помню-помню, не сдержалась.
Замок лязгнул и дверь отворилась с таким скрипом, словно ножом провели по стеклу. Четыре молодца, одинаковых с лица, мотнули головами почти одновременно.
И где же их клонировали?
— Выходите! Если будете сопротивляться, то вам же будет хуже, — снова рев.
Да понятно, понятно. Сопротивления мы не выказывали, чем несказанно огорчили мужчин в балахонах. Они-то не опускали подготовленных платков, а их мрачные взгляды прожигали нам спины.
Ступеньки провожали нас печальным стуком, они-то понимали, что мы обратно уже не вернемся. Академички никогда не возвращались обратно…
Солнце тоже было не особенно милостиво, потому что сходу швырнуло в глаза пару пригоршней солнечных зайчиков и мы застыли, ослепленные и оглушенные. Оглушили нас крики, в основном мужские и в основном похабные. Хотя, попадались и восхищенные, что не могло не гладить наше самолюбие.
— Давайте-ко их сюда, мы уж из них сделаем королев!
— Миленькие какие, очаровашки!
— А мне отдайте вон ту, фигуристую. Я уж покоролевствую над ней недельку.
— А я бы и тощенькую зацелувал бы до полусмерти. Эх, держите меня семеро, а то не сдержуся.
— Эх, умеют же в академию-то набирать. Среди наших-то девок вряд ли таких красавных найдешь. Ай! Чаво ты дерешься? Я же неподумавши ляпнул. Ты же у меня самая красотуля, а на этих я даже и не взгляну больше… Вот только на пухляночку взгляну в последний разочек…
Когда мы смогли проморгаться, обнаружили, что стоим на краю центральной площади, а кругом разномастная толпа, в основном с бородатыми лицами.
— Вперед! — грубо толкнул меня один из защитников.
Я хотела обернуться и высказать ему всё, что думаю о нем, о собравшихся на площади, и о том, куда они могут засунуть свои платки. Сдержалась. Это было практически невозможно, но у меня это получилось. Я приняла самый покорный вид, на какой была способна, и запылила по грязной булыжной мостовой по направлению к круглому пьедесталу.
Пьедесталом его можно было назвать с огромной натяжкой, на деле это был собранный на скорую руку деревянный помост, на таких ещё в Ярославле выступали исполнители народных танцев на Масленницу. На этом помосте не было ни плахи, ни виселицы, что уже не могло не радовать. Зато был плотный мужчина в ярко-красном камзоле. Его лысина отбрасывала в толпу солнечные лучи не хуже зеркала.
— Подведите претенденток на престол! — зычно гаркнул лысый «камзол».
— Вперед! — снова толкнул меня мужчина.
— Да чего ты толкаешься? Я и так иду! — проворчала я, за что получила шлепок по филейной части.
Вот жеж…
Я даже задохнулась от возмущения и уже собралась оставить на щеке нахала алый след ладони, но в это время Агапа схватила меня за локоть.
— Марина, не надо, — взмолилась она.
И я снова сдержалась!
Вот честное слово, себя не узнаю. Второй раз удается удержать себя в руках. Того и гляди — стану примерной женой какому-нибудь королю… Если удастся выбраться из непреднамеренного рабства.
Судя по оскаленным рожам — вряд ли.
— Многоуважаемые жители Кардамоша, — раскланялся на помосте лысый Камзол. — Мы собрались с вами в этот счастливый день, чтобы своими глазами увидеть тех счастливчиков, которым удастся приобрести нашу находку. Само собой, все деньги пойдут в счет помощи голодающим, но доблестным защитникам.
Нас подкинули на помост и мы выпрямились перед сотнями мужчин и женщин. Все как один стояли радостные и предвкушающие потеху.
Если бы вы только знали, какую потеху вам приготовил суслягух, то бежали бы с площади со всех ног…
Но, не будем забегать вперед. Сейчас мы находились в роли живого товара и я вас скажу — отвратительнее этого чувства может быть только прикосновение темной ночью к дохлой лягушке на своей подушке.
— Вот эту прелестную академичку защитники поймали ночью в лесу, когда она собирала там колдовские травы, — Камзол показал на Агапу. — Бедняжка, неужели она не знала, что мы сами помогли бы ей собрать нужные специи для ужина хозяину? Стоило только объявиться в городе и признаться, что она академичка… Да у нас самые радушные и отзывчивые люди во всем Стратуине!
Ответом Камзолу был громкий смех. Бородатые мужчины и краснолицые женщины смешками приветствовали каждое предложение работорговца, а когда он сделал паузу, то и вовсе заржали как стадо испуганных лошадей.
Похоже, что в этом мире не так всё хорошо с юмором, если такие клоуны вызывают смех и аплодисменты.
— Такая красивая, нежная и ласковая академичка будет украшением любого дома. А если учесть, что она ещё нераспробованная мужчиной, то это увеличивает её цену втрое. Цена начнется от пятидесяти часандров…
— Пятьдесят один! — тут же выкрикнул толстый старик с лоснящимися от жира щеками.
— Пятьдесят два! — раздалось с другого конца площади.
— Кто-то дал пятьдесят два, — тоном завзятого аукционщика проговорил Камзол. — И это за обаятельную и очаровательную академичку, возможно, она стала бы хорошей королевой.
— Шестьдесят! — тут же гаркнул старик.
— Шестьдесят два! — выкрикнул одноглазый мужчина, похожий на д`Артаньяна в пожилом возрасте.
— И это за розу Академии попаданок! — возвел глаза к небу Камзол. — Да она ещё вчера сидела за партой и готовила самые изысканные явства…
— Шестьдесят три! — выкрикнул старик.
— Шестьдесят три и двадцать минутарей! — ответил ему прототип мушкетера.
Торги продолжались, накал вырастал с каждой минутой. То один, то другой поднимал цену, а иногда слышались выкрики с другого конца площади. Я не могла увидеть кричащего, но голос мне показался странно знакомым.
— Триста сорок два часандра дал великомудрый Шувалень, — Камзол показал на старика, которого по виду вот-вот должна хватить «Кондрашка». — Никто больше не даст цену? Итак, триста сорок два часандра — раз! Триста сорок два часандра — два! Триста сорок два часандра — три! Великомудрый Шувалень, забирайте свою покупку! Поздравляю вас с таким чудесным приобретением!
Моя рука давно уже пыталась выудить из кармана волшебный платок, но то и дело наталкивалась на пустоту.
Как же так?
И где суслягух? Почему его не видно на главной башне замка?
— Слазь и встань рядом, — проворчал толстый
